Андрей Круз - Эпоха мёртвых. Начало
— Это не мы разводили опасный вирус в городе! — даже взвизгнула Ксения.
— Зато вы его выпустили, сволочи! — крикнула в ответ Аня. — Если бы вы не полезли со своим кретинским терроризмом в дело, которое вас не касается, то ничего бы не случилось! Он был в безопасном месте, где не должны взрываться бомбы, сделанные идиотами!
— Ой… — сказала Ксения, глядя через плечо сестры.
Аня обернулась. В дверях стояли мать и Сергей Крамцов.
— Ксения, что ты сделала? — спросила мать.
— Ничего…
— Ответь мне, что ты сделала? — спокойным голосом повторила Алина Александровна.
Ксения зажмурилась, набрала воздуха в лёгкие и выпалила:
— Это мы выпустили животных из папиного института. Мы не хотели никому причинить вреда, мы специально всё придумали так, чтобы не пострадала ни одна живая душа, мы же не убийцы, мы не хотели-и-и-и…
Лицо её искривилось, и она зарыдала, упав на колени, как будто её оставили силы…
— Ксения… как ты могла… — схватилась за сердце Алина Александровна.
— Не стоит её винить, — пожав плечами, как-то задумчиво сказал Сергей. — Вина есть на всех. Мы не должны были вообще заниматься этим, когда узнали, что вирус опасен. Владимир Сергеевич должен был раньше сообщить властям о том, что в институте частной компании работают с вирусом, самым страшным за всю историю. Или я должен был заявить об этом. Мы должны были уничтожить эту заразу немедленно, когда узнали, что она собой представляет, но не сделали этого. Пожалели плоды трудов своих и хотели узнать о нём больше.
— Отец говорил, что он работает с безопасным вирусом… — сказала Аня. — Я же сама его об этом спрашивала.
— Он был безопасным, верно, — согласился Крамцов. — Но изменился, мутировал. Мы должны были тогда прекратить это, но не сделали того, что должны. Теперь поздно говорить. Вина на всех, а за окном начинается конец света. Если мы не покинем город до утра, неизвестно, сможем ли покинуть его вообще и что здесь начнётся.
— Разве болезнь так трудно остановить? — спросила Алина Александровна. — Есть же целые государственные структуры, для этого предназначенные, МЧС, карантины и прочее.
— Да, карантины работают, если переносчики инфекции сотрудничают с властями, стремятся спастись сами и не заразить других, — кивнул Крамцов. — Здесь же… вы потом поймёте, скорее всего, даже увидите, но это нечто вроде бешенства. Переносчик сходит с ума, бросается на людей и пытается распространить заразу. В таких обстоятельствах карантины и заслоны не действуют. И ещё животные, те самые, которые разбежались. Они бешеные, они кусаются, и до утра они перекусают массу других жертв. С рассветом в городе начнутся проблемы, я уверен. Теперь уже неважно, что сделала ваша дочь. Просто надо спасаться, и я обещал Владимиру Сергеевичу, что буду вас защищать. Я смогу вас защитить, я был на войне, я умею стрелять, у меня мозги ещё работают, но мне нужно, чтобы вы мне помогали. Ксень, встань с пола, ты тоже нужна. Сейчас мы решим, как будем действовать дальше.
Как ни странно, но его слова возымели действие. Не то чтобы Аня и Ксения бросились друг другу в объятия, но, по крайней мере, они прислушались к его словам. Сергей даже попросил Алину Александровну сварить всем кофе, чтобы отвлечь её от размышлений о муже и старшей дочери. Девушки тоже сели на высокие стулья у бара, хоть Ксения и продолжала хлюпать носом.
— Нам ехать около тысячи километров от Москвы, может быть, чуть меньше, — начал объяснять он. — А скорее всего, получится даже больше. Самое сложное, что может встретиться нам — это карантины и заслоны. Государство — странная штука. Если что-то происходит в стране, оно реагирует самым нелогичным образом. Если на людей начнут нападать, то они попытаются отобрать у всех оружие, например.
— Для чего? — спросила Аня.
— Для чего? — переспросил Крамцов. — Чтобы люди не напали на них, неспособных этих самых людей защитить. Если начнутся эпидемии, то, скорее всего, основные усилия правительства будут направлены на то, чтобы обезопасить самих себя, пусть даже за счёт остальных граждан страны. Правительства так уж устроены, что главным их приоритетом является сохранение власти любой ценой.
Сергей взял из рук Алины Дегтярёвой чашку с кофе, благодарно ей кивнул, отпил немного, затем продолжил:
— У нас есть две возможности. Первая — сразу поехать в Горький-16. Может быть, мы проскочим раньше, чем начнут перекрывать дороги. Вторая возможность — укрыться на моей даче, в деревне, на какое-то время, пока ситуация не прояснится. Она может улучшиться, и мы сможем вернуться, а может и ухудшиться. Дача у меня за шестьдесят километров от города, никто о ней не знает.
— Серёжа, а что вы предлагаете? — спросила Алина Александровна.
Сергей кивнул, как бы подчеркнув серьёзность заданного ему вопроса, затем сказал:
— Лучше всего будет поступить так: мы едем туда, на дачу, на моей машине. Сразу скажу — ваша туда не проедет, там просто просёлок, причём сейчас — самая распутица. Там я вас оставляю — и еду в город, надо запастись кое-чем, у нас впереди тяжёлые времена.
— Серёжа, куда повезут Володю? — спросила Алина Александровна.
— Я не знаю, — покачал он головой. — У меня нет допуска, но знаю, что далеко, куда-то на Урал. Знаю, что в Кош-Агач, но даже не знаю толком, что это такое и где это. Но потом его доставят в Горький-16, это я знаю точно.
— А его могут привезти в Москву обратно, когда нас не будет?
— Я так не думаю. Он сказал, что сам вас найдёт в «Шешнашке», если всё будет хорошо, — ответил Сергей.
— А что может быть плохо?
— Плохо? — удивился вопросу Сергей. — Плохо то, что с минуты на минуту может наступить судный день. Куда уж хуже? Что можно всерьёз предсказывать при таких обстоятельствах?
— Понимаю.
— Боюсь, что нет. — Сергей помолчал, затем продолжил: — На свободу вырвалось то, что не должно было вырваться. Никак не должно. Не должно даже существовать такое, а оно существует.
— Серёжа, что это за болезнь?
— Я покажу вам съёмки, — вздохнул он. — Иначе вы мне не поверите.
— Покажите.
Дегтярёва Алина Александровна
20 марта, вторник, раннее утро
— Серёжа, могу я вас кое о чём спросить?
— Да, Алина Александровна?
— Какой воспалённый ум догадался отыскать за тридевять земель этот вирус и притащить его в наш город?
— Всё было не совсем так, как это выглядит сейчас.
— А как? Вы уж нас просветите.
— Казалось, что найден «идеальный вирус»…
— Лучший убийца? — спросила Ксения.
Сергей слегка поморщился, но объяснил:
— Нет. Лучшие убийцы — это бракованные и ни на что не годные вирусы, отходы эволюции. Вирусы, как всё сущее, стремятся к одному — размножению, воспроизводству. Если вирус убивает своего носителя, то он совершает при этом самоубийство. Идеальный вирус должен не убивать, а наоборот, всячески укреплять носителя, лечить его, защищать, не давать воспроизводиться в нём вирусам другого вида.
— Вы имеете в виду, что искали такой вирус, который будет защищать организм от конкурентов, не вредя ему? — уточнила Алина Александровна.
— Если в общих чертах, то да, — кивнул Крамцов. — И ещё будет лечить этот организм. Такой вирус нашли. Он находился в организме потрясающе живучей глубоководной рыбы. Колдуны вуду и шаманы австралийских аборигенов прокалывали своим жертвам сердце костью этой рыбы и получали в финале процесса зомби. Введённый в организм вирус не давал умереть до конца даже трупу, начинал бороться за его жизнь, включались альтернативные механизмы поддержания жизни, то же портальное сердце.
— Что это?
— Представьте себе ситуацию, когда печень пытается заменить собой сердце и начинает качать кровь. Медленно, слабо, но качает.
— И что это даст?
— Может быть, введение такого препарата дало бы пациенту лишний десяток-другой минут до того, как его доставят в реанимацию? Без необратимых повреждений мозга? Как думаете? — ответил вопросом на вопрос Крамцов.
— Понимаю…
— Много критических для человеческой жизни ситуаций можно было бы выиграть в пользу жизни, если бы был такой препарат. Но «Шестёрка», так назвали вирус, имел один недостаток — он был слишком незаразным. Он не только не вредил, он ещё упорно не заражал. Колдуны вводили его прямо в сердце своим жертвам, убивая их при этом, лишь потому, что даже внутривенно он, скорее всего, не выжил бы в человеческом организме. Надо было сделать его чуть более стойким и чуть более заразным, чтобы на его базе создать такой препарат, который можно было бы ввести внутримышечно, раненому, например. То, что вы видели, был «первый блин», который комом. Надо было дальше работать над первичным штаммом, а этот уничтожить. И тут этот взрыв… остальное вы знаете.
