Руслан Мельников - Купец
Раненый держался мужественно. Прикусив длинный вислый ус, тяжело дышал, глухо стонал, но не произносил ни слова.
Однако Костоправ мог растормошить кого угодно.
Пока лекарь задирал разрубленный рукав кольчуги, незнакомец терпел. И пока ему срезали промокшую от крови одежду — тоже. Даже пока шло промывание, раненый лишь что-то нечленораздельно мычал, стиснув зубы. Но когда Костоправ взялся по живому штопать рану, союзник не выдержал. Взревел медведем. И уж тут-то его прорвало.
— Едрить твою налево! Туда ж растудыж через колено пятым боком! Чтоб тебя, живодер хренов! И маму твою! И бабушку! И прабабушку-у-у! — выл незнакомец.
Потом прозвучало много других нелицеприятных слов.
* * *Костоправ, склонив голову, все выслушал очень внимательно.
— Ишь ты! — лекарь удивленно и даже с уважением смотрел на пациента. Затем перевел взгляд на Виктора. — Гля, Золотой, еще один толмач выискался! Даже ругается по-нашему!
— Я тебя сейчас так перетолмачу, урод — родная мама не узнает! — скривился раненый.
— Не груби дяде врачу, мудозвон однорукий, — назидательно произнес Костоправ, потуже затягивая повязку и заставляя усача стонать от боли.
— Успокойся, Костоправ! — Виктор счел необходимым вмешаться.
Подошел ближе. Присел возле раненого.
— Ты кто такой?
— Петро я, — хмуро ответил усач. — Полусотник.
— Полусотник чего?
— Казаки мы. Дальний станичный разъезд. Услышали стрельбу, подъехали ближе. Видим, с духами кто-то мочится…
— С духами? — Виктор озадаченно посмотрел по сторонам. Ни духов, ни привидений он не видел. Шаман этот Петро, что ли? Вроде тех, которые сейчас над Удугом камлают…
— С какими духами-то?
— Ну, с душманами. Так мы этих, с зеленым знаменем, называем.
— Горцев, что ли?
— Ага.
— А почему душманы?
— Не знаю, — Петро почесал здоровой рукой в затылке. — Всегда их так называли. Короче, увидели заваруху, решили не стоять в стороне. Вмешались, в общем.
— За это спасибо, конечно, — машинально поблагодарил Виктор.
— А вы все, — казак мотнул головой — откуда здесь взялись?
— Если не вдаваться в подробности, то с Ордой пришли, — ответил Виктор.
— Орда? — Петро наморщил лоб. — Что-то слышал, вроде…
— Думаю, теперь будешь слышать о ней часто, — заметил Виктор и продолжил расспрос: — У вас, я смотрю, тут война с горцами?
— Угу, война. А то с какого еще перепугу мы бы стали разъезды в степь высылать? Тут опасно вообще-то. Ничейная земля.
— Ничейная?
— Ну-у, то есть чейная, конечно. Но попробуй это духам докажи, — Петро кивком указал на юг, откуда объявились и куда ускакали горцы.
— А если чейная, то чья? — поинтересовался Виктор.
— Так известно ж чья, — удивился вопросу казак. — От сих и до них, — еще один кивок на юг. — До их треклятого эмирата — наша исконная землица. И всегда была нашей.
— А они что?
— Кто?
— Ну горцы.
— А что они? — на усатой физиономии снова отразилось удивление. — Они так не считают.
— А как считают?
— Какая разница?
— Ну а все-таки?
— Считают, что от них и до сих, — казак сплюнул себе под ноги, — им земля когда-то принадлежала и теперь тоже должна принадлежать.
— А вы, значит, с ними не согласны.
— Не-а.
— А они — с вами.
— Ну.
— И чья земля тогда получается?
— Я же сказал: наша. А они не понимают.
— И что, договориться никак нельзя?
— С кем? С этими кавказскими головорезами? Смеешься?!
— Не хотите или не можете договариваться?
— Да не о чем нам с духами договариваться!
— И границу никак провести не получится?
— Какая, на хрен, граница! Наша земля здесь — и точка.
Виктор вздохнул:
— Так и они, похоже, тоже свою точку поставили. В итоге земля не ваша и не ихняя. Ничейная. Так и будете за нее вечно воевать?
— Будем, — угрюмо ответил казак. — Если надо — будем.
— Кому надо-то? Мутантов вокруг больше, чем людей, а вы грызетесь, как волкопсы! Перебьете друг друга — им вот ваша земля и достанется.
— Есть люди похуже мутантов, — угрюмо отозвался Петро. — Таких давить надо.
* * *Виктор невесело усмехнулся. Ну, конечно, хомо сапиенс без Бойни никак не может. Мало было ему одной большой, так теперь мелкие повсеместно устраивает.
— Слышь, Золотой, не долби мозги и не грузи человека, — вмешался Костоправ. — Кто займет землю, того она и будет.
— Во-во! Верно хлопец говорит! — оживился Петро, воспылав вдруг дружескими чувствами к лекарю-мучителю, которого только что крыл последними словами.
— А займет ее тот, кто сильнее, — закончил свою мысль Костоправ.
Виктор вздохнул. Сила… Все решает сила. Как всегда, впрочем.
Он покосился на шатер ордынского хана. Вообще-то, вот кто здесь сильнее. Если хан оклемается, конечно. Да если и не оклемается — все равно. Погибнет Удуг — вместо него во главе Орды встанет новый великий хан. А Орда — это реальная силища! Однако вслух Виктор ничего говорить не стал. Он заметил, как от ханского шатра в сторону купеческих обозов скачет нукер. Зачем интересно?
Виктор поднялся.
Всадник остановил быконя возле повозок сибиряков, не слезая с седла, перекинулся несколькими словами с Батцэцэгом, кивнул на Костоправа и тут же куда-то умчался.
Толмач подбежал к Виктору.
— Золотой Викатар. Твой лекарь должен осмотреть хана.
— Так а это… — опешил Виктор. — А ваши шаманы что же?
Он кивнул на ханский гэр, откуда все еще доносились удары в бубен и заунывный вой. Пара шаманов в шкурах приплясывала уже не внутри шатра, а вокруг него.
— Шаманы делают, что могут, — ответил Батцэцэг. — Но помощь других врачевателей тоже лишней не будет.
Что ж, вообще-то правильно. В таком деле, чем больше эскулапов — тем больше шансов у больного.
— Поспешите, — поторопил Батцэцэг. — Не заставляйте хана ждать.
— Ну пойдем, что ли, — кивнул Виктор Костоправу.
Тот, что-то недовольно бухтя, взял свою лекарскую сумку и отправился за толмачом. Виктор пошел следом.
* * *Не ругаться на хана! Вот что надо было вбить в дурную башку Костоправа, прежде чем отправлять его в шатер Удуга. Не сообразил. Забыл. Не подумал…
А теперь поздно. Для обозного лекаря что хан, что не хан — все едино. Пациент — он и есть пациент.
Виктор стоял возле поднятого полога ханской юрты-гэра, перед скрещенными копьями нукеров-телохранителей, слушал и сокрушенно качал головой.
А что еще оставалось? Внутрь впустили только лекаря. Виктору и Батцэцэгу войти не позволили. Велели ждать снаружи. Причем ждать молча. Стража под страхом смерти запретила даже словом мешать таинству исцеления.
Между тем звуки, доносившиеся из шатра, с одной стороны обнадеживали, а с другой — вселяли тревогу. Обнадеживали, потому что ТАК ругаться у постели умирающего или серьезно раненого человека Костоправ бы не стал. Виктор уже достаточно хорошо изучил повадки лекаря: волю языку тот давал только если был уверен, что вылечит пациента. Но уж если давал… М-да, ТАК великого хана не поносили, наверное, даже заклятые враги.
Тупица Костоправ словно не соображает, с кем имеет дело! Уж таков он был, их обозный лекарь. Когда Костоправ лечит, то забывает обо всем на свете. Тоже будто в транс впадает, как ордынские шаманы и… И тогда хоть уши затыкай!
Ох, лучше бы сейчас эти самые шаманы водили свои хороводы вокруг шатра, стучали в бубны и выли заклинания. Глядишь — и заглушили бы лекарскую ругань. Но увы, Костоправ первым делом разогнал шаманов, погасил их дымные костры и поднял полог юрты. Так что теперь каждое произнесенное лекарем слово без помех вылетало наружу. А слов было много. И слова были громкие. И почти все — матерные.
В полумраке шатра сквозь ругань Костоправа часто слышались болезненные вскрики хана. Такие, словно Удуга не лечили, а пытали. Охрана нервно дергалась от каждого ханского вопля, но целительных процедур не прерывала. Лекаря же крики хозяина шатра нисколько не смущали, а, похоже, наоборот, только раззадоривали еще больше.
Без зазрения совести и самым беспардонным образом Костоправ посылал великого хана далеко, надолго и весьма извилистыми путями. Походя, помянул трехэтажными всю родню, главным образом женского пола, да и самому Удугу тоже досталось изрядно и в о-о-очень грубых выражениях.
Наверное, лекарская брань не была бы большой бедой в лагере ордынцев, не знающих русского языка, если бы не…
Виктор покосился Батцэцэга. Тот стоял рядом и тоже слышал доносившуюся из шатра ругань Костоправа. Глаза толмача горели. Желваки на широких скулах так и ходили ходуном. Он-то, конечно, понимал — если и не все, то многое из произнесенного лекарем. Батцэцэг краснел, бледнел, часто хватался за саблю. И с видимым усилием разжимал пальцы. Пока толмач держал себя в руках. Пока ни во что не вмешивался, ничего не говорил и не мешал лечить. Но надолго ли его хватит?
