Сергей Антонов - В интересах революции
— Эй, вы, двое из ларца! — ЧК остановил Лациса повелительным взмахом руки. — Хватит дурить. В другом месте будете свою сноровку показывать.
Чеслав не мог скрыть довольной улыбки. Его люди оказались сильнее отлично выдрессированных лубянских охранников. Лацис действовал правильно. Если не можешь победить врага в честном поединке, можно напасть и со спины. Победителей не судят.
Мартин убрал струну. Охранник ничком свалился на пол. Его товарищам стоило большого труда привести поверженного громилу в чувство. Лубянские убрались восвояси под торжествующий смех Гиви. Корбут отдал подручным парочку указаний и в одиночестве направился в конец платформы. Час пробил. Пришла пора встретиться с Томским. Взглянуть в глаза убийцам отца. Подготовить их к миссии, которая в конечном итоге обернется жестокой местью. Предварительная работа закончена. У Владара было достаточно времени, чтобы получше узнать сокамерников и найти с ними общий язык.
* * *В этом всеведущий Чеслав ошибался. Кольцов не только не нашел с Томским общего языка, но и наоборот, они все время яростно спорили и были близки к тому, чтобы вдрызг разругаться. Правда, спорить приходилось на пониженных тонах, чтобы не услышали охранники.
— Только не надо этих вот баек о добреньком Иисусе! — кипятился Толик, страдая оттого, что вынужден говорить шепотом. — Никто не знает, каким он был на самом деле, может, все наоборот было. А Евангелия шлифовали на протяжении сотен лет десятки искусных редакторов. Вот и получилась в итоге хорошая литература, мистическая драма в прозе. Может, булгаковкий Иешуа Га-Ноцри в сто раз ближе к своему прототипу, чем этот ваш распятый римлянами полубог!
Владар чуть было не задохнулся от возмущения. Молодой анархист своими нахальными и бесхитростными выкладками зацепил старика за живое. Кольцов даже забыл на мгновение о боли в обожженной до кости руке. Но едва он открыл рот, чтобы возразить в том смысле, что Булгаков это и есть литература в чистом виде, а Евангелие — откровение, за которым скрываются такие бездны, что дух захватывает, как в разговор встрял молчавший до сих пор прапорщик:
— А по-моему, ваш Иисусик был просто фокусник.
Оба спорщика замолчали от неожиданности, зато прапор, отметив возросший интерес к своей особе, с видом победителя продолжал:
— Вот скажите, отец Владимир, церковь против магии?
— Да, церковь магию отрицает и порицает, — поглаживая седую бороду, кивнул священник.
— Однозначно?
— Однозначно, — снова кивнул священник.
— А как же волхвы, которые просчитали рождение Христа? Волхвы — значит волшебники, ведь так? Значит, маги. Где маги, там и магия. Рыбак рыбака видит издалека. Выходит, и Христос был тоже магом, а его чудеса — фокусы, как в цирке. Вот и получается, что есть хорошая магия, если служит церкви, и есть плохая, если наоборот.
Отец Владимир в душе посмеялся над наивностью прапорщика и рассказал, что подобным рассуждениям столько же лет, как и Евангелиям. Что главная задача этих четырех священных книг — доказательство божественной сущности Христа — выполнена вполне убедительно. А трое магов не просто астрологи и ученые, а провозвестники новой эры. Они, каждый своим путем, узнали о рождении чудесного младенца и принесли ему соответствующие дары: ладан, золото и мирру.
— Подумайте, Алексей, зачем фокуснику эти атрибуты Спасителя?
— Ну, откуда мне знать? — замялся сбитый с толку прапорщик. — Может, они ладана накурились? А может, как раз для магии? Лучше бы патроны принесли с калашом, и не Христу, а нам с Толиком.
Пока Аршинов выяснял интересующий его вопрос, Толик успокоился и взял себя в руки.
— Так значит, по-вашему, отец Владимир, доказано, что Иисус — Бог, — вернулся он к предмету дискуссии. — Сомневаюсь, но пусть будет так. Тогда почему он как раз на всемогущую личность не тянет. Слабоват. Гамлет какой-то, а не Господь Бог.
— Не стоит понимать образ Христа буквально, — улыбнулся Владар. — Он значительно сильнее, чем тот, кто лишь производит впечатление всемогущего. Вспомните Нерона. Власть этого человека была поистине беспредельной. Он управлял самой великой на то время империей. В его царствование ходили по городам нищие бродяги, называвшие себя христианами. Нерон скармливал их львам, распинал на крестах. И что? Кто помнит о Нероне сейчас? Он исчез, растаял, как страшный сон. А Иисусу поклоняются целые народы. Спрашивается: кто сильнее?
Томский задумался. Нерон. Он слышал о нем только мельком. Император, актер, поэт… Для того чтобы с честью развить предложенную Владаром тему дискуссии, требовались новые знания, которых у него пока не было. На помощь Толику снова пришел Аршинов. Прапор с вызывающим видом повернулся к Кольцову и ехидно вопросил:
— Вот вы вроде как бы поп, отец Владимир, а отчество — Дарвинович. Дарвин — это который человека от обезьяны произошел?
— Браво, Аршинов! — Толик беззвучно хлопнул в ладоши. Он знал, что грубоватый прапор при желании мог сильно боднуть оппонента. — Парируйте, Владар.
— А что там парировать? Мой дед тоже был биологом, поэтому назвал отца в честь великого ученого. Отсюда и мое отчество. Кстати создатель теории эволюции, хоть и стал невольно оппонентом богословов, сам был человеком глубоко верующим. Просто нигилизм был тогда в моде, и колебатели устоев использовали теорию Дарвина в целях разрушения веры и государства. Вы тоже, друзья мои, нигилисты, но рано или поздно перестанете сомневаться в существовании Создателя. Когда научитесь отличать добро от зла.
— А рай от ада? — усмехнулся прапорщик. — Знавал я одного местного философа. Ханом звать. Башковитый был, как слон. Так этот самый Хан утверждал, что поскольку Катаклизм уничтожил эту… Как ее? Новосферу. Ага. Новую сферу. То ни пекла, ни рая больше нема. Как насчет этого, батюшка-биолог? Вписывается весь бордель, который творится наверху, в ваши стройные теории? Это еще что, без рая-ада обойдемся, хрен ли с ними! Эволюция, товарищ поп, пошла вкривь и вкось. Вот где собака порылась!
— И мутанты, которые наше место заняли на Земле, не Божьи твари, а результат созданного людьми катаклизма, — поддержал прапора Томский. — Против них без оружия не выстоять. Мутанта Библией не перешибешь!
— Может быть, — задумчиво произнес Кольцов. — Только и автоматом злоупотреблять не стоит. Иначе пойдете по кривой дорожке одного из ваших кумиров, Бакунина, который говаривал, что страсть к разрушению есть в то же время творческая страсть. Страшные слова, не правда ли?
Томский даже подпрыгнул от обиды. Пусть Владар трижды талантливый ученый, хороший священник и начитанный эрудит, он не имеет права выдергивать цитаты Михаила Александровича из контекста!
— Бакунину принадлежит и другое высказывание, Владимир Дарвинович: «Если Бог — все, то жизнь и человек — ничто». Очень верно сказано. Я, в отличие от вас, считаю, что человек способен на многое. Его и на добрые дела, и на злые хватает. А зло…
Закончить свою запальчивую речь Томский не успел. В глаза ударил свет прожектора, а со стороны станции донеслось механическое поскрипывание автодрезины. Пленники поспешили перейти в дальний угол темницы и спрятали руки за спиной.
Моторисса остановилась точно напротив клетки. Прожектор заслонил темный силуэт высокого человека в плаще. Окруженный ореолом электрического света гость казался пришельцем из другого мира. Минута прошла в напряженном молчании. Затем человек повернулся в сторону станции и нервно махнул рукой. Прожектор погас. Теперь Толик мог рассмотреть приехавшего. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: навестить пленников прибыл сам ЧК, хотя сын не очень-то походил на отца. Покойный профессор выглядел аристократично. Чеслав — нет. Однако глаза и взгляд — те же самые. Чеслав смотрел на своих пленников так же оценивающе, как когда-то профессор Корбут на Проспекте Маркса.
Комендант Берилага приблизился к решетке и кивнул Томскому, как старому знакомому.
— Давно мечтал о свидании с тобой. Как жизнь? Не отвечаешь. Сверлишь глазенками. На твоем месте я поступал бы так же. Но я, Чеслав Корбут, никогда не окажусь на твоем месте. Трезво оцениваю свои силы и никогда не пытаюсь прыгнуть выше головы. Ты — другое дело. Прикончил ведущего ученого Красной Линии, зашился в Полисе и думал, что все сойдет с рук. Ошибся. Теперь лови каждое мое слово. Ваша троица и мои люди отправитесь на поверхность. Назначаю тебя старшим. Проводником будет Владар. Он отведет вас к хранилищу вируса. Задача — выйти в заданную точку, добыть вирус и доставить его мне. В обмен на твою жену. Если вы заразитесь, я введу вам антидот из собственных запасов. Слово чести. Не согласишься на мои условия — сдохнешь, так и не увидев своей Аленушки.
— А мне какой смысл рыпаться? — не выдержал прапор. — Ради чего я попрусь на поверхность? Лично мне и здесь неплохо. И кухня ваша лубянская нравится. Кстати, ты не в курсе, когда нам дадут пожрать?
