"Фантастика 2024-76". Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Гор Алекс
А Агафон вспомнил, что когда-то он еще учил «Калинку-малинку».
Селим поймал себя на мысли, что пытается подгадать с размером и ритмом под аккомпанемент, и едва не откусил себе язык.
— Давай-давай, всё отлично! — подмигнул волшебник и выдал такой запил, что чалма старейшины Муталиба съехала на нос.
Двое остальных членов жюри глянули на конкурсанта так, что бедному стражнику в отставке не оставалось ничего другого, как давать-давать.
И он дал.
С трудом перекрывая все увеличивающийся в громкости аккомпанемент, Селим упер руки в бока, набычился, и яростно продолжил, словно гвозди забивал (Предпочтительно в крышку гроба Агафона):
К тому времени, как кончилась и «Калинка», весь зал уже прихлопывал в такт по ляжкам и покачивал головами словно загипнотизированный.
А ведь в арсенале юного виртуоза балалайки были еще и частушки-матерушки его бабушки!
Ну, душегубцы, держитесь!..
Селим, сам уже злой и мрачный как пресловутый вишап под шкапом, кровожадно покосился на разошедшегося волшебника так, словно и впрямь служил всю жизнь не добродушному калифу, а суровому ордену ассасинов…
Но тому, похоже, было всё равно.
А у Селима не оставалось другого выхода, как только продолжать.
И тут Агафон вспомнил про существование «Ах вы, сени мои, сени», и то, что в его исполнении отличить их от «Во кузнице» не представлялось возможным ни одному музыкальному критику Белого Света, не имело ровно никакого значения!..
«Сени новые, хреновые, во-куз-ни-це!» — радостно завершила музыкальный марафон балалютня (или люлябайка?) главного специалиста по волшебным наукам.
Такой бравурной концовки своему лирическому творению не сумел придать до сих пор ни один поэт Белого Света, как ни старался.
Когда последний звук музыкально-поэтической композиции затих под сводами зала, толпа слушателей взорвалась яростными аплодисментами, словно вовсе и не сборище ассасинов, а орава зевак вокруг бродячих артистов на ярмарке.
Вопрос с победителем конкурса решился сам собой.
После недолгого консилиума с помощниками старейшина Муталиб привстал из своего подушечного гнезда, вынул изо рта чубук кальяна и, звучно откашлявшись, провозгласил:
— Мы посовещались, и я решил, что победителем состязания стихотворцев этого года является Абдурахман Серебряный Кулак, десятный семьи замка Мертвое Крыло, принимающий участие в нашем состязании впервые! И ему разрешается подержать в руках Золотого Верблюда перед тем, как переходящий приз будет возвращен до следующего года в сокровищницу ордена, в течение… десяти… нет, пятнадцати секунд!
Под завистливые взгляды проигравшихся, как деревенщина в наперстки, конкурентов, Селим, еле успевший дойти до дверей, хлопнуться на отведенную ему подушку и поджать под себя трясущиеся ноги, засунув под них не менее трясущиеся руки, кое-как поднялся снова, и заковылял на ничуть не успокоившихся ногах к месту своих пятнадцати секунд славы.
Нужно ли что-то говорить?..
Как держать этого золотого парнокопытного?..
Полагается ли его чмокнуть, прижать к сердцу, или и то, и другое, и еще что-нибудь, что нормальному человеку и в голову не придет?..
Требуется ли благодарить кого-нибудь?..
Если да, то кого?..
В каком порядке?..
О, премудрый Сулейман, ну почему не могли они выбрать победителем кого-нибудь другого?!.. Мне ведь всего-то и надо было, что вырваться отсюда живым и, желательно, невредимым!.. Еще не хватало, чтобы сейчас, когда всё так сладко и гладко шло, случился по вине моего незнания их обычаев какой-нибудь конфуз, за который отвечают головой!.. И не только моей!.. О, премудрый Сулейман, сделай милость, надоумь, ведь я ж ввязался в это смурное дело не славы и почестей для, а токмо ради…
