Сьюзен Коллинз - Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница
После ужина мы спускаемся вниз и продолжаем лихорадочно разрабатывать план. Ничего хорошего в голову не приходит, но мы решаем, что дальше идти вместе нельзя, и, прежде чем я сдамся в плен, нам нужно проникнуть в президентский дворец. Я не возражаю против второго пункта, чтобы избежать дальнейших споров. Ведь если я решу сдаться, чье-то разрешение или помощь мне не потребуются.
Мы заново перевязываем раны, приковываем Пита к лестнице и ложимся спать. Несколько часов спустя я просыпаюсь и слышу чей-то тихий разговор. Пит и Гейл.
– Спасибо за воду, – говорит Пит.
– Не за что, – отвечает Гейл. – Все равно я просыпаюсь раз десять за ночь.
– Чтобы проверить, здесь ли Китнисс?
– Вроде того.
– Забавную штуку сказала эта Тигрис, – замечает Пит после долгой паузы. – Никто не знает, что делать с Китнисс.
– Ну, уж мы-то – точно, – отвечает Гейл.
Они смеются. Это так странно – они разговаривают, словно друзья, хотя никогда ими не были. Правда, они и не враги.
– Знаешь, она ведь любит тебя, – говорит Пит. – Она практически призналась мне в этом, когда тебя высекли.
– Не верю, – отвечает Гейл. – Во время Квартальной бойни она тебя так поцеловала… Меня она так не целует.
– Это было просто для шоу, – замечает Пит, однако в его голосе я слышу нотку сомнения.
– Нет, ты ее покорил. Пожертвовал всем ради нее. Может, это единственный способ доказать ей свою любовь. – Гейл надолго умолкает. – Нужно было вызваться самому и занять твое место на первых Играх. Тогда бы ее защитил я.
– Ты не мог, – возражает Пит. – Ты должен был позаботиться о ее родных, а они ей дороже жизни. Она бы никогда тебя не простила.
– Ну, теперь это не важно. Вряд ли мы все доживем до конца войны. А если и доживем, то это уже проблема Китнисс – кого из нас выбрать. – Гейл зевает. – Нам нужно поспать.
– Да. – Я слышу, как скользят по опоре наручники Пита, пока он устраивается поудобнее. – Интересно, кого она выберет?
– О, я знаю. – Меха заглушают голос Гейла, и я почти не слышу его. – Китнисс выберет того, кто, по ее мнению, поможет ей выжить.
24
По телу пробегает дрожь. Неужели я настолько холодная и расчетливая? Гейл не сказал: «Китнисс выберет того, кто разбил ей сердце», или даже «того, без кого она не сможет жить». Тогда бы подразумевалось, что в своих действиях я руководствуюсь какой-то страстью. Но мои лучшие друзья предполагают, что я выберу того, кто «поможет мне выжить». Ни малейшего намека на то, что на мое решение повлияет любовь, желание или даже сходство характеров. Нет, я беспристрастно произведу оценку того, что могут мне предложить потенциальные партнеры, и не более того. Как будто в конце концов все сведется к одному вопросу: кто максимально продлит мою жизнь – охотник или пекарь? Ужасно, что Гейл так сказал, а Пит не попытался ему возразить. Особенно если учесть, что на моих чувствах играли и Капитолий, и повстанцы. Сейчас мой выбор прост: я прекрасно обойдусь без обоих.
Утром у меня нет ни времени, ни сил обижаться. Мы встаем до рассвета, завтракаем паштетом и печеньем с финиками, а затем собираемся у телевизора, чтобы посмотреть на очередной ролик Бити. В ходе войны новый поворот. После того как по городу прокатилась черная волна, кому-то из повстанческих командиров пришла в голову блестящая мысль: он конфискует брошенные автомобили и пускает их, без водителей, по улицам. Машины активируют не все, но большинство капсул. Примерно в четыре часа утра повстанцы начали прокладывать три пути – в ролике их называют просто линии «А», «Б» и «В» – к центру Капитолия. В результате они захватывают квартал за кварталом практически без потерь.
– Это ненадолго, – говорит Гейл. – Более того, удивительно, что повстанцев сразу не остановили. Капитолийцы изменят тактику: отключат определенные капсулы, а затем активируют их вручную, когда противник подойдет поближе.
Через несколько минут мы видим, как это происходит. Какой-то отряд посылает по улице машину. Четыре капсулы активируются, и с виду все нормально. За машиной идут три разведчика; они без приключений добираются до конца улицы. Но когда за ними следует группа из двадцати солдат, розовые кусты перед цветочным магазином взрываются, разнося повстанцев в клочья.
– Плутарх дорого бы дал, чтобы оказаться за пультом управления капсулами, – замечает Пит.
Бити позволяет Капитолию продолжить трансляцию; на экране появляется мрачный репортер, перечисляющий кварталы, жителям которых приказано эвакуироваться. В свете зари я вижу странное зрелище. Из занятых повстанцами кварталов к центру Капитолия течет поток беженцев. Те, кто перепугался больше всего, одеты только в ночные сорочки и шлепанцы; более подготовленные закутаны в несколько слоев одежды. Люди несут собачек, шкатулки с драгоценностями, цветы в горшках. Мужчина в пушистом халате держит в руке переспелый банан. Сонные, ничего не понимающие дети молча ковыляют за родителями – они так потрясены, что даже не плачут. Я вижу их – огромные карие глаза, ручонка, сжимающая любимую куклу, босые ноги, посиневшие от холода, шлепающие по неровной мостовой. Я вспоминаю детей Двенадцатого, погибших во время бомбежки, и отхожу от окна.
Тигрис – единственная среди нас, за чью голову не назначена награда, – предлагает свои услуги в качестве разведчика. Спрятав нас в подвале, она идет в Капитолий, чтобы добыть какие-нибудь полезные сведения.
В подвале я начинаю ходить взад и вперед, и это бесит остальных. Что-то мне подсказывает: мы должны слиться с потоком беженцев. Лучшей маскировки не придумаешь, верно? С другой стороны, каждый беженец – еще одна пара глаз, которая выслеживает пятерых беглецов-мятежников. И все же, что мы теряем? Сейчас мы просто сидим в подвале, подъедаем наши скромные запасы и ждем… чего? Что повстанцы возьмут Капитолий? Штурм может продлиться несколько недель, и, кроме того, я не знаю, что делать в этом случае. Выбегать на улицы и приветствовать освободителей я не собираюсь. Ведь не успею я сказать: «Морник, морник, морник», как люди Койн отправят меня обратно в Тринадцатый. Не для того я проделала такой путь и потеряла столько людей, чтобы сдаться на милость этой женщины. «Я убью Сноу». Кроме того, за последние дни произошло много такого, чего я не смогу объяснить. И если эти события всплывут, соглашению об амнистии для победителей, скорее всего, крышка. А кое-кому из них эта амнистия очень бы пригодилась – Питу, например, который, как ни крути, бросил Митчелла в сеть, и это снято на пленку. Представляю себе, что сделает с записью трибунал, организованный Койн.
Вечереет, а Тигрис все нет, и мы начинаем нервничать. Обсуждаем возможные варианты: быть может, Тигрис арестовали, и она нас выдала, или же она пострадала, попав в толпу беженцев. Примерно в шесть часов Тигрис возвращается. Сверху доносится какое-то шуршание, затем Тигрис отодвигает панель. В воздухе распространяется чудесный запах жареного мяса: Тигрис приготовила жаркое из свинины с картошкой. Мы уже несколько дней не ели горячей пищи, и пока Тигрис раскладывает еду по тарелкам, у меня текут слюнки.
