"Современная зарубежная фантастика-3". Компиляция. Книги 1-29 (СИ) - Кадри Ричард

Я держу наац раскрытым. Размахивать им перед этими заводными пуделями было бы всё равно, что пытаться напугать Кинг-Конга зажжённой сигаретой, но он расчистит улицу от медлительных адовцев, если те окажутся у меня на пути.

Джек всё-таки последовал за мной. Он посреди улицы в квартале от меня. Думаю, он загипнотизирован гончими. Скорее всего, он никогда прежде не видел их за работой. Когда он видит, что я приближаюсь, то выходит из транса и пускается бежать. Он недостаточно быстр. Я легко обгоняю его, вспоминая старую шутку: «Убегая от медведя, тебе не обязательно быть самым быстрым бегуном. Тебе всего лишь нужно быть быстрее, чем парень позади тебя».

Я слышу, как Джек у меня за спиной скулит и что-то кричит. Я не оглядываюсь. Я слышу приближение заводных лап и челюстей гончих. Они слишком быстрые. Я не успеваю. Сворачиваю с улицы на тротуар. Мы не вернулись на дорогу смертников, но, возможно, сможем устроить прямо здесь свою собственную дорогу смерти.

Я замедляюсь всего на волосок. Пусть гончие возьмут след и приблизятся. Я выставляю вперёд наац. Если я ошибаюсь, это будет неряшливый способ уйти, но он лучше, чем от старости или от отравления несвежими моллюсками.

Мы возле квартала полуразрушенных домов. Когда гончие приближаются, я вытягиваю наац и прорезаю им поддерживающие стены опорные столбы. Сперва ничего не происходит, но затем позади меня раздаётся грохот, а за ним ещё и ещё. Звук такой, будто рушится весь квартал, но я не сбавляю темп, чтобы посмотреть.

Я слышу гончую прямо у себя за спиной. Она скрипит и лязгает, словно получила тяжёлые повреждения, но догоняет меня. Я делаю рывок в сторону, надеясь, что инерция огромной твари пронесёт её мимо. Так и происходит, и она врезается прямо в опорный столб сбоку дома. Я вижу всё за мгновение до того, как это случается, и делаю рывок обратно на улицу, чтобы меня не придавило. Я избегаю стены. Жаль, что не избегаю падающих обломков. Что-то резко ударяет меня прямо над левым ухом. Ну, вот и всё. Привет, мостовая. Я люблю тебя, мостовая. Думаю, побуду здесь какое-то время.

Когда я открываю глаза, на меня наползает огромная чёрная змея. Её чрево — это печь, а её тело — всё небо, и чтобы проползти, ей потребуется остаток вечности. Я могу подождать. Если эта Вселенная сгорит, у меня в кармане есть другая, которую дал мне Мунинн. Пусть шоу продолжается.

Я прихожу в себя лёжа на спине и шевелюсь. Я на платформе с натянутой сверху тяжёлой проволочной сеткой. Её буксирует «Унимог». Кто-то переключает и скрежещет передачами грузовика. Здесь со мной около восемнадцати адовцев. Некоторые сидят. Некоторые лежат на спине. Другие истекают прозрачной кровью там, где их разорвали челюсти большой адской гончей. Я узнаю некоторых из них. Это те адовцы, которые убегали от гончих.

«Унимог» ударяется о кочку, и один из истекающих кровью адовцев мгновенно исчезает.

— Хороший был трюк там с твоим наацем, — говорит кто-то.

Я поворачиваю голову так, чтобы смотреть вверх. На меня сверху смотрит улыбающийся адовец.

— Такой хороший, что я шибанул себя кирпичом, — отвечаю я.

Как и многие адовцы, он выглядит как шипастая рогатая жаба после сделанной в Голливуде пластической операции. Подтяжка щёк и шеи. Имплант в подбородок, придающий ему вытянутое лошадиное лицо. Он весь в синяках и следах побоев. Похоже, в драке он также лишился своих коротких рогов. Но его большие белые клыки всё ещё на месте. Те, что причиняют настоящую боль, впиваясь в тебя. Пытаться избавиться от адовца, когда тот крепко держит тебя своим хлебалом, это как попытаться анекдотами раскрутить мурену на партию в минигольф.

Я потираю голову сбоку. У меня в волосах липкая кровь. Я снова натягиваю капюшон, прикрывая кровь. Касаюсь лица. Хорошо. Кожа Маммоны всё ещё там. Приподнимаюсь на локтях и смотрю вперёд. Изображение пламени и прикрученные к передней части грузовика черепа животных выглядят знакомо. Это всё та же чёртова банда, что преследовала нас с Джеком от самого Пандемониума. Эти болваны поймали меня и даже не знают об этом. Если бы я не лежал на спине, и меня не везли по дороге смертников в курятнике из проволочной сетки хуй знает куда, я бы сейчас чувствовал себя настоящим победителем.

— Где парень, что был со мной? Проклятая душа.

— А, тот, — Адовец хихикает. — Кажется, славный малый. Пока ты был в отключке, он стащил твою сумку и смылся.

Я ощупываю пространство вокруг в поисках кожаной сумки с моим лицом внутри. Она исчезла.

— В самом деле, славный малый, — хихикает адовец.

Я лезу в карман пальто за фляжкой Маммоны с Царской водкой, но её там нет. Мелкий гадёныш стащил даже моё бухло. Теперь ему действительно придётся умереть. Мне следовало избавиться от Джека в тот момент, как мы увидели Элефсис. Мне следовало дать воронке забрать его. Чёртов ангел в моей голове берёт меня на жалость в подобные моменты. Каждый раз, когда я думаю, что мы нашли точку равновесия, он смещает свой вес на один подленький грамм за раз, пока не вытянется во весь рост, а я не начну метаться, как слепой на гололёде. Я не позволю маленькому божьему подхалиму победить. Я нефилим, уёбок ты с ореолом. Ты часть меня, и лучше тебе научиться принимать зло, меня, с добром, тобой, или, клянусь, я приставлю к башке двустволку и сделаю Хемингуэя [700]. Тогда поглядим, кто из нас достанется мистеру Чищу Стену.

— Я Берит, — говорит адовец, — а ты кто?

Дерьмо. Пятьдесят очков, если назову адовца, которого я не убивал.

— Руакс.

Я ожидаю услышать: «Руакс мёртв», или «Он мой шурин», но Берит лишь кивает. Я сажусь и прислоняюсь к проволочному вольеру.

— Куда мы направляемся?

— Понятия не имею. Полагаю, в тюрьму.

Адовец с покалеченной рукой разговорчив.

— Потом обратно в Пандемониум. Мы в жопе.

Берит смотрит на дорогу.

— Не хочу думать об этом.

Грузовик уверенно катится, но он никуда не спешит. Перед нами банда передаёт по кругу бутылки. Не думаю, что они с радостью поделятся с нами, пленниками. Может, у меня получится просунуть кулак сквозь сетку и вежливо попросить одного из них, наступив ботинком на горло.

Я встаю и хватаюсь за секцию ограды. И тотчас приземляюсь на спину с таким ощущением, будто кто-то только что вручил мне стакан виски с «полировкой» в тысячу вольт.

Берит смеётся.

— Ловкий трюк, да? Одно из заклинаний мальбранш. Ты можешь прикасаться к стенам своей камеры сколько угодно, но едва приближаешься с какими-то намерениями, видишь, что происходит.

— Спасибо, что предупредил.

— Скоро мы все будем мертвы. Нам нужно немного посмеяться по дороге.

Я кладу руку на ограду. Ничего не происходит. Держась за неё, я подтягиваюсь и встаю на ноги. Мы миновали все дома и многоэтажки, и въехали на более широкий проспект. Где-то в районе Западного. Много сгоревших зданий, но с небольшим дополнением. Моим лицом.

Предлагающие солидное вознаграждение плакаты о розыске украшают все уцелевшие здания, дорожные знаки и автобусные остановки. Полагаю, кто-то узнал, что Маммона и его штаб пропали. Мейсон выяснит, кто это сделал, но всё равно, так чертовски быстро расклеить повсюду плакаты. Даже несмотря на все игры с картами, в которое это место играло со мной, ангел, который лучше меня разбирается в подобных вещах, уверен, что мы пробыли здесь не больше дня. И откуда Мейсон вообще знает, что я направляюсь в Элефсис, а не блуждаю, как Летучий Голландец, по улицам Пандемониума? Джек не успел бы вернуться и сдать меня. С моим лицом в сумке он может заявить, что убил меня, и получить награду. Ублюдок будет пить май-тай и есть рёбрышки ещё до того, как я доберусь до психушки.

Я слышу одобрительные возгласы. Должно быть, их много, раз они настолько громкие, что слышны сквозь грохот и скрежет шестерёнок «Унимога». Ещё пара кварталов, и вот стадион. Он не такой большой, как лос-анджелесский «Колизей». Он больше похож на место, где состоятельные родители платят за то, чтобы их отпрыски могли играть в футбол на ухоженном поле, где нет пивных банок и нор сусликов. Судя по тону толпы, они там не играют.