Олег Языков - Гром и молния
– Да ничего – стучат клювами по тарелкам, да еще и добавки просят! – расплылся в улыбке фельдшер. – Заходите, товарищ капитан!
Внутри палатки было жарковато и сумрачно. Из четырех стоящих коек, заправленных чистым бельем, заняты были лишь две. Василий, в одних подштанниках, весело звякал ложкой, сидя перед табуреткой, выполнявшей роль стола, а Кирилл Извольский изволил обедать как римский патриций – лежа.
– О! Командир! – радостно зашумели ребята.
– Отставить! Во время приема пищи Устав не действует! – пошутил я. – Кушайте, ребята, кушайте! А я рядом с вами посижу.
Какой там! Они, конечно, побросали ложки и радостно уставились на меня.
– Ешьте, я сказал! Говорю же вам – посижу. Я никуда не спешу. Ешьте-ешьте… Вам нужно нормально питаться, тогда и окрепнете быстрее!
Теперь все пошло наоборот – эти два щегла застучали ложками так, что я испугался – как бы не случилось заворота кишок! Не прошло и полутора минут, как воздушные бойцы заглотали свои порции точно два удава и отставили посуду прочь.
– Ну, давайте, рассказывайте! Сначала ты, Кирилл!
– Да что там рассказывать, Виктор! Подловили меня, гады! – понурился он.
– А ты как думал? Думал, что ты самый крутой на советско-германском фронте истребитель? Эти немцы, что тебя били, наверняка с сорокового года воюют, а то еще с Польши! Среди «охотников» слабаков, как ты знаешь, нет. Подловили, конечно, раз ты сам растыку поймал… Ну, рассказывай.
Со слов Кирилла дело вырисовывалось следующим образом. Его поймали, когда звено выходило из атаки и пошло в набор высоты. Расслабились, понятное дело, – только что удачно отстрелялись, и все, зуб даю, нет-нет да поглядывали назад, на дымящие и падающие самолеты немцев.
А тут, практически в лоб, атака сверху – тр-р-р-р! Снаряды грохнули по центроплану и левому крылу. Хорошо, что было всего два попадания – видимо, слишком высокая скорость была у падающего на цель охотника – очень быстрое взаимное смещение, вот очередь и рассеялась немного. Но и этого «немногого» Киру хватило. В выпущенной в него очереди были ведь еще и пули…
– …Раз! И левую ступню – как огнем обожгло! Одна пуля… одна! И прямо через стопу… Кровищи в сапоге! Мама моя! Никогда не думал, что из сапога буду кровь выливать! Но – чистенько так прошла, кости не раздробила. Скоро на поправку, как врач говорит. Эх, быстрей бы…
– Лежи уж, ранбольной… А с истребителем что?
– Да дырки есть, крыло пощипали… Но мужики из Конторы, наши техники, сказали: или заштопают так, что и не увидишь, или сменят плоскости. Лучше бы, конечно, сменить… На чиненом летать – не на новеньком…
– Ладно, зайду к ним, посмотрю. – Я перевел взгляд на Василия. – Ну, а ты как, герой?
– А что я? – изумился он. – Я готов в любой момент выступить на защиту моей Родины…
– Ты, Васек, с такими словами не шути, не обесценивай их… Еще выступишь. Ты не забыл, как там дальше-то? Не щадя самой жизни? А? Не надо. А то еще накличешь… Сколько вам тут валяться? Что доктор говорит?
– А доктор говорит – сколько надо, столько и будут валяться, Виктор Михайлович! – раздался быстрый и веселый говорок Кошкина.
– А-а, «хитрый змей, который и выпить не дурак»! Привет-привет! – мы пожали друг другу руки. – Каков твой прогноз, медицина?
– Ну, капитан Извольский поваляется тут минимум три недели. А там посмотрим.
– Товарищ военврач! Мы же договорились! – заныл Кирилл.
– Договорились, что при безусловном соблюдении всех медицинских предписаний! Лежать тебе еще и лежать! Хочешь вернуться в строй – изволь лечиться! Инвалиды в воздухе не нужны. Понял?
– Понял – не дурак… Дурак бы не понял.
– Вот, так-то! – удовлетворенно сказал Кошкин. – Ну а ваш ведомый… Через пару дней выпишу. Особых повреждений нет, так – как после драки на танцах. Так, что ли, Василий?
– Так, так, товарищ капитан медслужбы! Я и сейчас уже вполне здоров…
– А сейчас ты погодишь и примешь лекарства… А вот и Петрович. Принес?
В палатку зашел военфельдшер с подносиком, на котором стояли два маленьких медицинских стаканчика с водой и лежали какие-то порошки и таблетки. За ним заглянул Воронов.
– Товарищи летчики… получайте ваше лекарство, принимайте, и мертвый час! – стараясь говорить строгим медицинским голосом, ознакомил нас с предстоящим режимом дня военфельдшер.
– Типун тебе на язык, Петрович! В санчасти – и такие слова! Думать же надо…
Я не успел закончить фразу. Над полем «Узла» разнесся пронзительный вопль, который перешел в длинную, тягучую, устрашающе-надрывную ноту.
– Что это? – глаза у Василия были квадратные. – Сирена?
– Сирена! Подполковник – бегом!
Мы с Вороновым выскочили из палатки санчасти и бросились к стоянке самолетов первого звена. Тяжелый вой сирены, казалось, давил к земле все живое, сковывал желания, нагонял страх. Никогда раньше я не слышал на аэродроме сирену. И дальше бы ее не слышать!
– Прекратить! Прекратить это светопреставление! – заорал я на бегу. – Вы мне всех летчиков этими песнями перепугаете! Что случилось?
Подполковник Степанов, держа телефонную трубку возле уха, повернулся ко мне.
– Виктор! Тревога! Звонок из штаба армии – только что сбитый немецкий летчик с бомбардировщика сказал, что через двадцать минут будет «звездный налет» на Курск!
* * *«Звездный налет» – это вам не хала-бала, полено дров. Это мощный авиационный удар с разных направлений, несколько разнесенный по времени, по эшелонам высоты, по численности ударных самолетов. Я поежился… Да, уж. Приятного мало. В моей реальной истории «звездный налет» был раньше – до начала немецкого наступления. Тогда его полностью отбить не получилось, но ослабить – да! А тут, значит, снова… Стало быть, время пришло! Как же быть? Да еще этот подполковник Воронов так некстати… Так делать мне или нет? Заряжать снаряды огнем? Ведь погибнут же люди… Дети погибнут, женщины, старики… Будет разбит железнодорожный узел, прекратится снабжение фронта боеприпасами и всем-всем, что ежеминутно, ежедневно необходимо для войны. А это – опять же жизни людей.
Я представил себе картину, когда оглушенный взрывами снарядов, с текущей из носа и ушей кровью солдат, бешено вращая глазами, орет: «Гранаты мне! Где гранаты?!» А на него ползут немецкие танки… А гранат нет и не будет, потому что немцы прервали железнодорожное сообщение и подвоз боеприпасов теперь невозможен…
Кожа натянулась на скулах, по спине пробежали мурашки… А пускай! И так каждый бой – лотерея… Тут не знаешь – будешь ли через двадцать минут живой, так чего же мне бояться каких-то вопросов? Да и доказать еще надо, что это именно моя работа…
