Сергей Снегов - Люди как боги (трилогия)
— Лететь, не видя друг друга, не умея передать нужную информацию!.. Вслепую и вглухую!..
— Что поделаешь, Эли! Звездолеты в сотни раз обгоняют свет, а другого природного агента для связи, движущегося со скоростью наших кораблей, мы не знаем.
На некоторое время я увлекся биноклем. Я мысленно задавал увеличение и тут же получал его. Максимальное приближение равнялось миллиону раз. В такой прибор с Плутона можно было бы видеть на Земле все города и реки. Осима сказал, что фотонные умножители — так называются эти галактические телескопы — изобретены недавно и на их звездолете опытный экземпляр.
Принцип действия прибора иной, чем у телескопов. Те лишь собирают звездный свет, этот его усиливает, умножая число уловленных фотонов. По существу, это не прибор, а оптическо-квантовый завод, перерабатывающий полученную скудную информацию в удобную для наблюдения. Бинокль на ручке кресла — лишь ничтожный элемент умножителя, основные его механизмы размещены в недрах звездолета.
До меня донесся глуховатый голос Осимы:
— Через минуту вступают в работу аннигиляторы пространства.
— Да, я вижу, — ответила Ольга.
Все совершилось буднично невыразительно. Не произошло ни толчков, ни грохота, ни вспышек, ни перегрузок. Кровь не бросилась мне в лицо, в ушах не зашумело. «Пожиратель пространства» уже не летел в пространстве, но уничтожал его перед собою. Ничто в зале не изменило своего вида. Правда, звезды впереди как бы затянуло маревом, но и это продолжалось недолго.
— Повернись назад, — посоветовала Ольга. — Там ты скоро откроешь новое.
Однако и позади я не обнаружил чего-либо поразительного. Я искал больших зрительных эффектов, их же как раз не следовало ожидать. Потом я заметил за кораблем ту же дымку, что впереди, но более плотную, — звезды сквозь нее казались тусклей и красноватей. Это было новое вещество, созданное самим звездолетом. Космическая пустота, сжигаемая аннигиляторами Танева, обретает вещественную форму, становится пылевым облаком. На одном параллаксометре была все та же треть скорости света, быстрота нашего движения в пространстве, но на другом мерцающий зайчик перевалил за двадцать световых единиц — так бурно пожирали пространство аннигиляторы. А вскоре зайчик на первом параллаксометре покатился к нулю и сам прибор стушевался в темноте. Теперь мы передвигались лишь за счет уничтожения пространства. Восемь точек, веером стремившихся за нами, пропали. И сами мы стали невидимы для других звездолетов, и они перестали быть видимыми для нас. «Нырнули в невидимость», — сказал я про себя.
Зайчик параллаксометра добрался к цифре пятьдесят. Хоть я не ощущал перемен ни в себе, ни в окружающих предметах, ни в далеком звездном мире, в котором мы так ошалело неслись, мне стало страшно от сознания того, что совершается. Я впервые двигался с такой быстротой.
Я спросил:
— До каких величин будет увеличиваться скорость?
— Она непрерывно увеличивается, — разъяснил Осима. — Сегодня мы ограничимся ста единицами, а потом доберемся до двухсот.
Ольга добавила:
— До Оры двадцать парсеков, шестьдесят светолет. Нам задано добраться туда за три месяца. Приходится торопиться, Эли.
Я поднимал умножитель вверх, опускал его. Пылевой туман позади сгущался. Пять-шесть полетов такой армады звездолетов, размышлял я, и из Галактики выхватится основательный кусок пространства, а взамен его образуется новое космическое тело — пылевое облако, «сотворенное из ничего», как сказали бы наши предки. Не удивительно, что запуск аннигиляторов Танева в окрестностях Солнечной системы запрещен.
Иногда мне казалось, что звезды впереди приблизились — светят ярче, стали крупнее. Но потом я соображал, что и при такой огромной скорости мы не могли пройти большого пути за несколько часов. В космосе масштабы относительнее, чем в обыденной жизни. И грандиозное здесь скромно.
Когда Ольге пришло время сдавать дежурство, меня высосало наружу тем же способом, что и втягивало внутрь. У входа я повстречался с Леонидом. Его сумрачные глаза недобро засветились.
— У меня было разрешение, — сказал я.
— Не сомневаюсь, — холодно ответил он. — Наш строгий адмирал очень добр к тебе.
Этот пустячок — встреча с Леонидом — порядочно попортил мне настроение. Для пассажиров устроен обсервационный зал, побольше командирского, но по тому же образцу — невесомость, силовое поле, вращающиеся кресла, бинокли умножителя. Оттуда, правда, нельзя распоряжаться механизмами корабля, но и в командирском зале я не командовал, а наблюдал.
«Буду ходить в обсервационный зал», — решил я.
22
Ору мы увидели на сорок восьмой день путешествия. Знаменитая искусственная планета предстала крохотным пятнышком в умножителе.
День уходил за днем, а она не увеличивалась. Так будет до конца полета. Ора вырастет вдруг, а до той поры останется точечкой в пространстве. Зато Альдебаран в умножителе занимает чуть ли не полнеба. Вблизи он не так красив, как издали, — рядовое солнце, ничего особенного. Мы его оставляем в стороне, Ора правее парсека три.
Единственное ощутимое свидетельство пройденного пути — изменение рисунка созвездий. Звездный мир становится незнакомым, и его незнакомость все увеличивается.
Сперва преобразился Орион, от него оторвалось блестящее его окружение — Капелла, Сириус, Поллукс, затем и само созвездие сжалось и переместилось. Большая Медведица значительных перемен не претерпела, но появились блуждающие звезды, быстро, словно планеты, передвигающиеся по небосводу. Вдруг сорвался с места Сириус, вначале он бурно летел влево от нас, потом повернул назад и стал уменьшаться. Через месяц путешествия мы удивлялись: неужели вон та скромная звездочка — красивая, конечно, красоты у ней и сейчас не отнять, — неужели это и есть прекраснейшее из светил земного неба? А за Сириусом пришла в движение торжественно-холодная Вега, она покинула созвездие Лиры и устремилась к Змееносцу и Скорпиону. Потом все стало бурно мешаться: одни звезды стушевывались, другие выплывали, на небе разгоралась исполинская Капелла, явственней очерчивались Гиады, жарче пылал Альдебаран, — мы мчались в их сторону. Лишь Плеяды, маленькое туманное пятно, клубок сияющей шерсти, не увеличивались, они были так далеко, что наше движение не сказывалось на них.
И вовсе не менялся Млечный Путь, исполинская звездная река Вселенной, поток миров, выхлестывающий на берега. Мы можем годами мчаться с этой нашей многократно сверхсветовой скоростью, — грандиозный и недоступный, он будет оставаться тем же.
