Эсминцы. Коса смерти - Ангелов Августин

Пакет находился там, где и условились с дядей Игорем. Он лежал за стойкой штурвала и сразу не бросался в глаза. Самого штурвала давно на корабле не имелось. Его тоже забрали мародеры. Впрочем, они забрали из рубки компас и даже зачем-то выдрали машинный телеграф. Раздербанили почти все, только стекла рубки пока не вытащили. Но может быть, они еще за ними вернутся? А еще и листы обшивки с бортов можно срезать и продать на металл. Впрочем, какое ему дело до чужого мертвого корабля? Главное, что пакет был на месте. Значит, половина дела сделана. Другой подобный «подарок» ждал на втором разбившемся судне, в паре миль от первого. Александр поднял пакет, который оказался объемистым и тяжелым. Это был набитый под завязку кожаный портфель, завернутый в кусок прорезиненного брезента и замотанный сверху бечевкой.

И как только дядя в одиночку умудрился сюда его затащить? Ну, допустим, Игорь был в гидрокостюме, а пакет положил в большую сумку, которую перекинул через плечо. Но даже если и так, то все равно, скорее всего, кто-то ему помогал. Потому что кто-то обязательно должен был следить за катером. Ведь волнение моря прошлой ночью было весьма приличное. Так просто ткнуться в песочек носом не получилось бы. Нужно было поддерживать ход носом к волне и постоянно лавировать в этих опасных местах.

– Эй, внизу! – крикнул Лебедев своему маленькому экипажу с борта разбитого сухогруза.

Березин и Степанов подняли головы и уставились на него, раздетого, снизу вверх.

– Кто из вас может пакет поймать? Он довольно тяжелый. Мне с ним трудно будет по штормтрапу спускаться, – сказал он краснофлотцам.

– Давай, кидай, товарищ лейтенант. Я в баскетбол играл. Первый разряд имею. Пакет поймаю, – пробасил высокий Дима Степанов.

– Тогда лови! – кинул пакет вниз Лебедев.

И Дима, действительно, поймал без особых усилий, как будто бы всю жизнь только и ловил портфели с документами.

Лебедев слез с погибшего судна, снова искупался и весь дрожал на ветру.

– На, лейтенант, вытрись. А то простынешь, – неожиданно протянул ему свой бушлат Паша Березин.

– А ты как? Сам-то не простудишься? – заботливо спросил Лебедев.

Саша поймал себя на мысли, что в нем проснулась жалость к окружающим людям, граничащая с сентиментальностью. Все-таки давало себя знать мировосприятие старого человека.

– Нет, не простужусь. Мы, комсомольцы, закаленный народ. Наше дело больше о других думать, чем о себе. Сам погибай, а товарищей выручай, – произнес комсорг.

Возможно даже, что Пашка был вполне искренним и сам полностью верил в свою же пропаганду. И сколько таких парней, готовых погибнуть ради товарищей, действительно погибнет в предстоящей войне? Александр Евгеньевич хорошо знал, что их будут многие миллионы. А после их гибели в комсомольских структурах, как, впрочем, и в партийных, останется слишком мало людей, искренне верящих в идею равенства и братства, а все больше начнет появляться тех, кто хотя и произносит все те же лозунги, но на самом деле верует только в свой собственный карман.

Лебедев не стал возражать, как следует, насухо, вытерся бушлатом Пашки, оделся, положил взятый пакет на дно лодки и уселся в нее. Мичман убрал с бака пулемет. Березин и Степанов оттолкнули моторку и ловко запрыгнули в суденышко. Моторист завел лодочный мотор. Со звуками кашля и чихания тот, тем не менее, заработал и поволок лодку к следующему тайнику.

Пока они забирали первый пакет, сумерки белой ночи сгустились, и рассматривать фарватер сделалось гораздо труднее. Лейтенанту приходилось до рези в глазах всматриваться в воду впереди, по курсу лодки. Они выполнили поворот на два румба влево и через несколько минут увидели впереди силуэт довольно длинной полузатопленной самоходной баржи. Там, в рубке, их ждал следующий «подарок».

Если название предыдущей жертвы морской катастрофы вполне читалось, то название баржи уже давно сошло с нее вместе с краской, а борта выглядели полностью заржавленными. Эта жертва кораблекрушения лежала на мели перекосившись, с заметным дифферентом на корму и креном на правый борт. Хотя пробоин над поверхностью воды видно и не было. Торчащих из воды камней здесь тоже не наблюдалось. Баржа просто села днищем на банку. Пришлось осторожно подводить лодку к правому борту ржавой посудины и пришвартоваться к барже.

Баржа предназначалась для насыпных грузов и возила когда-то уголь. На это красноречиво указывали черные следы с внутренней стороны длинного трюма, занимающего большую часть баржи и наполовину затопленного. Пройти вдоль борта к рубке по узкому борту баржи, стоящей на мели неровно, нужно было осторожно, чтобы не свалиться ни в трюм, ни за борт. Никаких лееров здесь не имелось. Как назло, пошел дождь, и ржавый металл быстро сделался скользким. Да и ветер начал усиливаться. Помогло то, что пришвартовались довольно близко к корме. Ближе было нельзя, потому что под кормой, совсем близко к водной поверхности просматривались камни, которые четко виднелись только вблизи.

Лебедев прошел по ржавой палубе в не менее ржавую рубку, напрочь лишенную не только всех приборов управления, но и стекол, и сразу нашел там второй пакет. Дело было сделано. Теперь можно было спокойно отправляться в обратный путь. Лебедев вышел из рубки мертвой баржи в хорошем настроении, держа пакет обеими руками. Но настроение его тут же омрачилось, потому что он услышал звук мотора приближающегося катера.

Глава 12

Звук мотора настораживал. И Лебедев попросил краснофлотцев подать ему из лодки бинокль. Очертания приближающегося катера не походили на известные суда финской пограничной охраны. Этот был мельче и больше напоминал разъездной или даже гражданский. Да и выкрашен в белый цвет. Вот только непонятный катер почему-то шел прямо к полузатопленной барже.

Что же делать? Уйти на моторной лодке они не успеют, потому что у катера скорость значительно выше. Это ясно видно по тому, как быстро катер приближался. Может быть, затаиться на барже? Авось, катер проскочит мимо и не заметит их. Тем более, что он приближался с борта, противоположного тому, у которого пришвартована их моторка. Однако в самой моторке они останутся полностью беззащитными, прояви экипаж катера агрессию. Может, все же, затаиться на самой барже? В рубке хватит места, чтобы спрятаться всем четверым. Лебедев принял решение и прокричал краснофлотцам:

– Сюда идет какой-то финский катер, но не пограничный. Приказываю всем укрыться в рубке баржи. Давайте мне второй пакет и оружие и поднимайтесь на борт.

Краснофлотцы выполнили команду, забрались на баржу и уселись внутри ее рубки на корточках, держа заряженные винтовки на коленях. А мичман поставил пулемет на сошки рядом с собой. Он и Степанов закурили.

– Отставить курение! Вы же нас демаскируете! – воскликнул Александр.

– А мы в кулачок, – возразил пожилой мичман молодому лейтенанту, нагло глядя ему прямо в глаза.

Полежаев уже приближался к возрасту отставника, наверное, потому и относился ко многому на службе не очень серьезно, можно сказать, даже наплевательски. Во всяком случае, на субординацию ему было начхать. Но свое дело мичман знал твердо, оружие содержал в полном порядке, да и сам стрелял лучше всех из экипажа, за что начальство его и ценило. И он этим пользовался.

«М-да, с дисциплиной, действительно, не ахти», – подумал Александр. Но больше он ничего не сказал мичману, чтобы не сеять раздор в коллективе перед ответственным моментом.

А катер, между тем, сильно приблизился и в паре кабельтовых от баржи перешел на малый ход. Его экипаж явно баржей заинтересовался. Саша лихорадочно соображал: «Может, это очередные мародеры? Но что ценное может иметься на полностью проржавевшем корыте? А вдруг это финская контрразведка что-то унюхала? Что если кто-то вчера засек, как дядя Игорь делал закладки? Может, рыбаки какие-нибудь настучали, заметили его или даже нас сейчас видели?» А финских рыбаков в этих краях имелось совсем немало. Когда подходили к «Святой Эмилии», вдали, в стороне крупных островов архипелага, расположенных ближе к Котке, Лебедев наблюдал в бинокль несколько шаланд. Он решил для себя, что скорее всего, на катере именно контрразведчики.