Андрей Плеханов - Инквизитор Светлого Мира
Вальдес увидел эту девушку в Севилье - столице Андалусии. Он приезжал в этот город регулярно - пополнить запасы своих книг. Он любил побродить по Севилье - красивому и древнему городу. Когда-то Севилья была населена маврами - говоря по-современному, арабами. Испанцы называли их тогда не слишком приличным словечком - мудехары. Именно арабы выстроили белые дома с маленькими окошками, глухие стены, соединяющие кварталы, башни минаретов и мечети, переделанные позже в католические храмы. Вальдесу было приятно любоваться красотой, дышащей преданиями древности. А еще приятнее было думать о том, что нечестивых псов-мавров все-таки выкинули за море.
Началось все с того, что испанских мусульман начали крестить насильно. С теми, кто не захотел принять правильную, католическую веру, поступили просто и справедливо: всех мужчин убили, женщин продали в рабство, а детей крестили. Но крещеные арабы сохранили в своих злокозненных душах ядовитые семена ислама - неспроста их звали не испанцами, а презрительным именем «мориски». Мориски смешивали христианские и мусульманские обряды и втайне молились пророку Магомету. Они разговаривали на своем варварском языке, читали свои книги, написанные арабской вязью, запирали по пятницам двери своих домов, а в мусульманские праздники устраивали пения, именуемые zambra. Такое безбожие творилось много десятков лет. Но в середине шестнадцатого века инквизиция восстановила справедливость. Отвратительных морисков привлекли к ответственности перед Богом. Их подвергли суровому допросу, и, конечно, оказалось, что все, кто имел хоть дальнего предка из мавров, был скрытым магометанином. Морисков подвергали публичному покаянию, конфисковывали все их имущество в пользу государства, церкви и инквизиции. Их десятками тысяч переселяли в области, свободные от мусульманской заразы. Их обращали в рабство, секли розгами на площади и ссылали на пожизненную каторгу. Нераскаявшихся или неправильно покаявшихся сжигали. Это было так замечательно! Вальдес завидовал католикам, жившим в то прекрасное время. Настоящим католикам.
Была еще одна причина, по которой Вальдес часто приезжал в Севилью. Он любил ходить в Музей истории. Несколько залов, рассказывающих о Средних веках и Святой инквизиции, были изучены им досконально. И все же он не мог удержаться - посещал их снова и снова, как некий эквивалент храма, заменитель церкви, которую он отверг для себя.
В зале, посвященном пыткам, он и увидел эту девушку. Вальдес только что закончил перерисовывать в тетрадь конструкцию пыточного устройства под названием «испанский сапог». Он повернулся в сторону и увидел ее. Она занималась тем же, чем и он. Она присела на корточки, положила на колено маленький блокнот и старательно выводила в нем линии, копируя устройство ножных колодок. Изгиб ее длинных загорелых ног был необычайно соблазнителен. Ее мини-юбка была так коротка, что позволяла увидеть черные трусики. Но не это взволновало Вальдеса - мало ли видел он в своей жизни девчонок в трусиках и без оных? Его потрясло выражение ее лица. Язычок ее то и дело пробегал по розовым пухлым губам, а ресницы полуприкрытых век вздрагивали. Вальдес готов был поклясться, что девушка получала какое-то свое, особое удовольствие. И удовольствие это носило эротический характер.
В этот момент Вальдес испытал такое возбуждение, что вынужден был немедленно повернуться лицом к стене, чтобы спрятать от окружающих резко изменившуюся конфигурацию своих брюк. Он вытаращился на картинку прямо перед ним так яростно, что глаза его едва не вылезли из орбит. Он глубоко вздохнул и попытался очистить свои мысли.
Через пять минут ему удалось справиться с приступом вожделения. Он повернулся назад, ожидая, что девушка уже покинула зал. И столкнулся с ней лицом к лицу.
«Я сейчас чуть не кончил, глядя на тебя. Как насчет того, чтобы перепихнуться?» - такие слова мог он сказать ей сейчас. Более того, он должен был сказать ей именно это, действуя в соответствии с обычным своим стандартом поведения. И не смог сказать ни слова.
Девушка уже не выглядела возбужденной. Наверное, она уже получила свое удовольствие и расслабилась. Она просто стояла и рассматривала стенд с литографиями. И все же она волновала Вальдеса. Невысокого роста, с гладкими каштановыми волосами, подстриженными в стиле «сэссун», девушка была одета в короткую юбку и ярко-желтую майку с широким горловым разрезом, через который виднелись тонкие бретельки черного лифчика. Нос ее был чуть длинноват, как это случается у испанок, но вполне гармонично смотрелся на аристократичном лице с большими глазами.
Вальдес неохотно общался с незнакомыми людьми, но, когда ему приходилось это делать, не испытывал ни малейших комплексов. Он всегда чувствовал некоторое свое превосходство перед остальными представителями рода человеческого. Однако сейчас он почему-то оробел.
Девушка сама повернулась к нему.
– Здесь вкралась ошибка, - сказала она, показав пальцем на надпись на стенде. - Неправильная дата. Впрочем, никто не замечает этого.
– Я знаю, - сказал Вальдес. - Здесь написано, что 29 мая 1484 года папой Сикстом IV была издана булла, в которой он назвал святотатственным мнение лиц, каковые утверждают, будто папские индульгенции касаются лишь епитимьи и не освобождают от обычных кар. На самом деле эта булла вышла 9 мая. Здесь опечатка, наверное.
– О, я вижу, вы хорошо знаете историю! - Девушка посмотрела на Вальдеса с интересом. - Вы ученый, да?
– В некотором роде… - уклончиво ответил Вальдес. - А вы? Вы изучаете инквизицию?
Вальдес обладал красивым тембром речи - чувственные нотки, придающие эротический оттенок любому слову, произнесенному им, были важной составляющей его успеха у женщин. Слово «инквизиция» он произнес так, как можно было бы произнести «Те quiero» [Я тебя хочу (исп.).] на ушко любимой.
Девушка слегка порозовела, но все же не отвела взгляд.
– Я - студентка, - сказала она. - И я пишу курсовую работу, посвященную заблуждениям и жестокости инквизиции. Вы не находите, что все это отвратительно? Она ткнула пальцем в толстое стекло стенда. Показала на гравюру, изображающую обнаженную женщину, распятую на колесе вниз головой.
– О да, - кивнул головой Вальдес. - Это ужасно! Это просто отвратительно!
В его «отвратительно» прозвучало такое горячее вожделение, что его хватило бы, чтобы растопить лед в холодильниках всего Средиземноморского побережья.
– Хм! - Девушка покачала головой. - Слушай, а ты странный парень! Как тебя зовут?
– Вальдес.
– Это фамилия, - произнесла она утвердительно - как человек, который не только знает многое на этом свете, но и уверен, что имеет правильное во всех отношениях мнение. - Вальдес - это фамилия. А имя?
– Вальдес. Вальдес - это все. И имя, и фамилия. Я просто Вальдес.
– В честь Великого Инквизитора?
– Да, Великий Инквизитор. Только это не в честь него. Он - это и есть я. Я снова родился - так было предписано судьбой.
– Снова родился?… - Девушка озадаченно потерла пальцем переносицу. - Но ведь это уже не христианство, да? Реинкарнация - это что-то индуистское. Или, по крайней мере, это можно отнести к манихеизму…
– Это не имеет значения. - Вальдес старался сдержать свою тонкогубую усмешку, не дать ей выползти на лицо, чтобы не испугать девушку. - Не думай, что я псих. Я нормальный человек. Я не извращенец. Только… Знаешь, у каждого в душе есть что-то свое, отличающее его от других. Это - мое. Я - Вальдес. Не знаю, почему я говорю тебе это. Я ни с кем не разговаривал так… Извини.
Он опустил глаза. В сегодняшнем разговоре все было как-то не так. Все то, что обычно возвышало его над ничтожными тварями, называющими себя людьми, куда-то испарилось. Был в этой девушке некий секрет, делающий ее равной ему, а может быть, и ставящий ее выше Вальдеса.
– Меня зовут Кристина. - Девушка протянула руку, и Вальдес осторожно пожал ее, боясь повредить тонкие косточки своей рабочей лапищей, привыкшей к железу. - Ты кто, Вальдес? Ты не ученый, хотя и знаешь историю. Ты не артист, хотя голос у тебя, как у артиста. Ты, наверное, кузнец? У тебя такие огромные руки… Почему ты интересуешься всеми этими плохими вещичками - инструментами для пытки человеческих тел? Ты знаешь, какую боль они могут причинить?
– Я делаю их, - сказал Вальдес. - Только ты не подумай… Не для пыток - конечно, нет. Я делаю их для музеев. Вот посмотри, - он показал на железную маску в соседнем стенде. - Это моя работа. Это настоящая маска, но она очень старая, ее неправильно хранили, и она почти развалилась от ржавчины. Там внизу - надпись, что она отреставрирована. Я отреставрировал ее.
Это было чистой правдой. Вальдес отреставрировал или изготовил по пришедшим в негодность образцам орудия пыток в десятках музеев южной Испании. Ему платили за это неплохие деньги, потому что он был лучшим специалистом в этой специфической области. Но правдой было также и то, что в комнате у Вальдеса находился целый арсенал великолепно сработанных приспособлений для пытки - совершенно новых и пригодных к употреблению в любой момент. Среди них были традиционные, изобретенные в Средние века, а также не известные никому - придуманные лично Вальдесом. Даже стул, на котором сидел Вальдес, был креслом для пыток, обтянутым, правда, толстым войлоком - для маскировки и для того, чтобы не уколоть себе задницу конусовидными шипами. А если бы вы сдернули матрас с кровати Вальдеса, то обнаружили бы, что она представляет собой «кобылу» - пыточный станок для растягивания тел, снабженный веревками и воротом.
