Андрей Ерпылев - Выход силой
– Ну, так я вам докажу, что нечестный, – Игорь направился к выходу из переулка, но дорогу ему тут же заступили двое вооруженных людей, выросших словно из-под земли.
– Невежливо это, молодой человек, – голос Михаила Сергеевича стал укоризненным. – Прерывать разговор на полуслове. К тому же, с человеком старше себя.
Князев оглянулся и увидел на пороге участка нескольких «черных». Давешний рыжий знакомец, зажав под локтем дубинку, чистил ногти, словно его происходящее совсем не касалось.
– Меня же освободили, – сказал Князев.
– Условно, юноша, условно. Все условно, – он улыбнулся. – Все относительно. Пока мой залог у них – вы свободны. А реши я, к примеру, вернуть себе залог – тогда и вас придется вернуть на ваше исконное место. В камеру.
– А я не боюсь, – упрямо зыркнул на Ланисту старшина. – Дождался бы суда, приговорили бы там к чему-нибудь. Не к расстрелу же!
– Не к расстрелу, – подтвердил Михаил Сергеевич. – Понимаете ли, – он доверительно приблизился к старшине и встал рядом: даже запах одеколона доносился сквозь уличную вонь. – Наш любимый Черкизон весьма ограничен в жизненном пространстве. Рост вширь давно остановился – кровля при этом ослабляется и возможны обвалы. И случаются, кстати. Поэтому остается только вверх и вниз. Но и тут есть предел. Лезть до бесконечности вверх нельзя – там поверхность со всеми ее прелестями, а вниз… Нижние ярусы постоянно подтапливаются грунтовыми водами. Если не откачивать воду, то уровень ее будет вот здесь, – желтый ноготь черкнул по стене дома на уровне Игорева плеча. – А может и еще выше.
Старик подождал, ожидая реакции, но Игорь молчал.
– Поэтому кто-то должен приводить в движение помпы, – вздохнув, продолжил Ланиста, не дождавшись ответа. – Иных источников энергии, чем мускульная сила, нам после Катастрофы, увы, не осталось. Маломощные электромоторы с задачей не справляются, топлива для дизелей нет, энергия ветра, воды и пара недоступны, атомная – тем более, животные, что отлавливаются на поверхности, для работы непригодны… Остаются люди – самая неприхотливая скотинка на свете. Увы, добровольно никто на эту работу не пойдет. Ни за какие деньги. Вы бы согласились день-деньской крутить огромное колесо, приводящее в движение водяной насос? А если бы, положим, вы бы устали и бросили это колесо, то вас бы тогда кнутом? Карьера сомнительная…
Князев не проронил ни слова.
– Поэтому колеса крутят осужденные. Работа это очень нездоровая – тяжелая, в спертом воздухе, в сырости. Год работы на водокачке равносилен смертному приговору. Полгода оставляют след на всю жизнь – ревматизм, астма, туберкулез. К тому же, вода в нижних уровнях радиоактивна… Вот, собственно, к чему вас приговорили бы за ваш незначительный проступок.
– А сколько мне светило? – не выдержал Игорь.
– Пять лет, – последовал невозмутимый ответ.
***Гладиаторы оказались очень жизнерадостными людьми: посмеяться любили по поводу и без. Всякого рода подначки и розыгрыши тут были в большом ходу, но обижаться на них разыгранные и не думали, предпочитая платить той же монетой. Игорю все они сразу пришлись по душе – и чернокожий Джонс, весельчак и балагур, и меланхоличный красавец Алекс, и молчаливый Кузьма, и остальные обитатели казармы, донельзя похожей на памятную Князеву тюремную камеру.
Такие же нары, такие же слои дыма под потолком – курили здесь еще больше чем в тюрьме. Разве что дверь не запиралась снаружи, и гладиаторы могли свободно выходить в город. Ну и остальные человеческие радости, для заключенных недоступные – хороший стол с выпивкой, жеманные гостьи, с которыми уединялись в дальнем углу за занавеской (негласный джентльменский кодекс не позволял гладиаторам обращать внимания на стоны, доносящиеся из-за занавеса). Человеку, который легко может не вернуться с ристалища, позволено многое. А то, что сражаться придется серьезно, не напоказ, гладиаторы просветили своего нового товарища сразу.
Чернокожий гигант, виденный Игорем в забегаловке, кусок хлеба в которой стоил ему так дорого, оказался отличным парнем. Как и многие другие, работавшие гладиаторами у Ланисты.
– Не трусь, – приободрил он Игоря. – Работа как работа.
– Легко тебе говорить, Джонс, – возразил широкоплечий блондин Алекс, щеголявший длинными волосами, стянутыми на затылке в конский хвост. – Парень, небось, в первый раз в нашем деле. Ты вот в первый раз на арену выйти не боялся?
– Было дело, – честно признался черный. – Но так боялся обделаться при людях, что о смерти уже не думал.
Своды казармы вздрогнули от громового хохота.
– Тут, понимаешь, какая тонкость, – вещал Джонс, прихлебывая из огромной стеклянной кружки пенное пиво, сдобренное изрядной долей самогонки из огромной бутыли. – Тут как зрители будут настроены. Если благодушно, то оба после сражения пойдут пиво пить – и победитель, и проигравший. А уж если нет…
Чернокожий состроил грустную мину и чиркнул толстым пальцем поперек горла.
– Такой порядок, – подтвердил в ответ на вопросительный взгляд Игоря, мол, не шутит ли, Алекс. – Друг, не друг – придется прикончить, если публика того требует. Шоумастгоуон, как говорится.
– Да бросьте вы мальчонку пугать! – не выдержал Кузьма, до сих пор молча надувавшийся пивом. – Распустили хвосты! Когда вам последний раз доводилось всерьез юшку пускать?
– Точно, – поддержал товарища раскосый, бритый налысо Чингиз, настоящего имени которого никто не знал. – Который месяц уже тварей потрошим и ничего – довольна публика.
– И они нас, – буркнул Кузьма. – Вон, Палыча на прошлой неделе схоронили.
– Сплоховал Палыч, – опрокинул стакан Джонс. – Не открылся бы, не повелся – жив был бы…
Тут уже начался разбор полетов, которым обычно завершались попойки в гладиаторской казарме, и Игорь заскучал. Он не собирался становиться профессиональным бойцом, и тонкости их профессии ему были не слишком интересны. Он был достаточно уверен в себе и хотел использовать свободное от тренировок время с пользой. Выйдя на улицу, он остановил жестом пробегающего мимо рикшу со свободной повозкой.
– В веселый квартал, – бросил он китайцу в широкополой шляпе патрончик.
Теперь он мог себе позволить визит к Инге если не каждый день, то частенько – карманные деньги гладиаторам выдавались исправно.
После нескольких конфузов он научился более-менее сносно разбираться в запутанной и неимоверно сложной денежной системе Черкизона. Тут принимали все и всяческие платежные средства, выпущенные когда-либо и где-либо в давным-давно сгинувшем мире. В обращении были российские рубли, доллары, монгольские тугрики, евро и даже какие-то совсем экзотические деньги. Откуда они взялись тут, как вынесли столько лет – сказать было невозможно, а главное, ценность их признавалась лишь в Черкизоне – судя по слухам, на других станциях метро котировалась только твердая валюта – чеканные патроны. Здесь же все деньги находились в сложном соотношении, и деловые люди подземного города начинали день с покупки газеты «Деловые новости», напечатанное на оберточной бумаге, и изучения за чашечкой кофе – так горделиво здесь называлось это сомнительное пойло – длиннющих колонок валютных курсов.
На скачке, допустим, евро по отношению к стершейся украинской гривне можно было заработать большие деньги, а можно было остаться на бобах. Обыватели попроще держали в уме основные соотношения и не заморачивались процентами. Что до патронов, то их и некоторые другие насущные ценности всегда предпочитали ненадежным бумажкам. Самыми же занимательными из бумажных денежек были «зверобаксы» – купюры похожие на доллары, но имеющие в центре овального картуша старательно, но неумело нарисованную физиономию господина Зверева, местного президента.
От обозначенных на звериных купюрах цифр с многочисленными нулями приходилось отнимать несколько сразу. Сплошь и рядом разыгрывались настоящие спектакли, если торговец пытался всучить покупателю на сдачу миллион-другой этих, «обеспеченных всем достоянием Черкизовского Содружества» эрзац-долларов. В казарме гладиаторов, не жалующихся на пустой карман, «зверобаксами» была оклеена стена над отхожим местом, а в раскрашивании портрета «любимого президента» не упражнялся только ленивый.
Пьеро за стойкой сделал вид, что не заметил Игоря. Князев отплатил ему той же монетой: жетон, висящий у него на шее на длинной цепочке, был своего рода абонементом, дозволяющим гладиатору свободный вход в это заведение и еще множество мест, владельцем или совладельцем которых состоял казавшийся на первый взгляд безобидным Ланиста – один из некоронованных властителей Черкизона.
– Игорь! Ты пришел, – Инга всегда была ему рада. – Я так ждала тебя сегодня…
– Вот, выдалась свободная минутка, – он ответил на ее поцелуй. – Но ничего: скоро заработаю, выкуплю тебя, и заживем отдельно.
