Роман Злотников - Леннар. Чужой монастырь
Они плыли на плоту после свершения больших дел.
Собственно, самым большим — во всех смыслах — и самым трудоемким из этих дел было открыть кингстоны гигантского водохранилища, залегающего под Горном и обновляющего запас своей воды благодаря сложной замкнутой системе фильтрации, запущенной и отлаженной, страшно представить, полторы тысячи лет назад. Впрочем, водопровод, сработанный еще рабами Рима, тоже, как известно, дошел до наших дней в исправности… Собственно, в храмовом плане Валиира были указаны технологические подробности, разобраться в которых было под силу, конечно, только Элькану… На долю прочих выпала участь тягловых единиц: следовало повернуть внушительное металлическое колесо-заглушку на два оборота, чтобы из громадного резервуара начала поступать вода. Напрямую, в обход фильтрационных каналов и трубопроводов… Элькан мог только предполагать, что будет, когда вода, выбившись из открытого клапана, ударит в переборку, которая, собственно, держит на себе слагающие поверхность площади Двух Братьев (Гнева) пласты земли. То, что вода пойдет под значительным давлением, лично Элькан не сомневался: он имел определенное (и достаточно полное) представление о системе водоснабжения леобейских городов, воспроизведенной и на борту Корабля… Были сомнения только насчет того, насколько это безопасно для людей, которые будут осуществлять поворот колеса. Кроме того, Элькан сомневался, хватит ли вообще сил для того, чтобы добиться этого поворота…
Хватило. Леобейская техника не подвела. Более того, заглушку провернули всего-навсего втроем, причем третьей была женщина — Элен Камара. Трое же мужчин — Епанчин, Хансен и Абу-Керим — проделали ту же операцию со второй заглушкой, расположенной в сотне шагов от первой. Массу технологических подробностей и нюансов позволим себе опустить.
Важно лишь то, что вода мгновенно залила ту часть громадной верхней панели водохранилища, что подходила снизу к площади Гнева. Вода бурлила и низвергалась со стены, хотя, следует признать, напор был впятеро меньший, чем там, наверху, на площади, куда вода пробила себе дорогу.
Путешественники успели, впрочем, спуститься к тому месту, где у подножия стены лежало несколько трупов со вспоротыми животами. Они едва успели нырнуть в шахту подъемника, через которую, собственно, они и взобрались на стометровую стену — фрагмент корпуса подземного водохранилища. Подъемник, к слову, не работал, и не работал уже давно, быть может несколько веков или даже целое тысячелетие, поэтому пришлось воспользоваться аварийной лестницей. По ней поднимались наверх, по ней же, по этой древней металлической конструкции с предательски покряхтывающими ступенями, пришлось и спускаться. Преодолевая ступеньку за ступенькой, они слышали глухой рев воды. Вода стекала по внешнему покрытию шахты подъемника, и лестница ощутимо подрагивала под ногами.
Выглянув из нижнего входа в шахту, они обнаружили, что воды из водохранилища уже существенно подтопили ту часть подземного комплекса, что прилегала к площади Гнева и примыкающим к ней городским кварталам. По воде, то выныривая, то снова погружаясь и кружась, плыли различные предметы. Обломки деревянных конструкций, трупы людей и животных, одежда, какой-то уже совсем невнятный хлам, назначение которого и не определить… Из двух фрагментов бревна сделали плот, стянув обломки тонким металлическим тросом, который Элькан захватил в доме Валиира, и поверх них — для прочности и для лучшей опоры — настелили обломанный деревянный трап, служивший, как видно, для того, чтобы жители богатых кварталов могли двигаться по зловонным мостовым, не слишком пачкая ноги. В подземелья много чего могли натащить местные обитатели, которых официально как бы не существует.
С обитателями теми привелось встретиться. От них еле удалось отбиться. Подземные жители плыли на двух бочках, и вид у них был самый что ни на есть угрожающий. Двоим проломили голову, на этом инцидент был исчерпан. Бочки уплыли в темноту.
Водяной поток нес плот с гостями Горна все дальше и дальше. Мимо проплывали однообразные, серые стены, арки, иногда пустое пространство, замкнувшее путешественников в кокон пустоты и неизвестности, раздергивалось до целых пещер, наполненных серым полумраком. В неизмеримой высоте плыли, выдираясь из хлопьев тумана, фрагменты сложных конструкций, чьи размеры поражали воображение. Сюрреалистические пейзажи, в которых сложно было вычленить что-либо поддающееся логике и анализу, Элькан охарактеризовал следующим образом:
— Мы находимся внутри массива межуровневой палубы Корабля, отделяющей Верхние земли от Нижних. Этакая громадная переборка толщиной, если мне не изменяется память, километр или полтора… Привыкайте к размерам. Тут все рукотворное удивительно огромно, а вот то, что вы, земляне, привыкли считать элементами натурального ландшафта, все эти поля, холмы, озера, вернее, прудики, служащие лишь для разведения рыбы и увлажнения атмосферы, — напротив, удивительно ничтожно. Многого нет вовсе: морей, водопадов, горных хребтов и плато, да и мало ли чудес природы, которые никакие создаст человек даже при самых сумасшедших, самых высокоразвитых технологиях! И никакие Большие транспортеры, при помощи которых возвели все эти неизмеримые громады, не смогут помочь создать новую Леобею или скопировать новую Землю!
Голос Элькана, обычно скупо окрашенный эмоциями, сейчас звучал почти вдохновенно. Даже бывший брат Валиир, который ну никак не мог понимать ни одного из земных языков, заслушался.
Абу-Керим сказал по-русски:
— Ну вот, уважаемый профессор Крейцер, вы уже приближаетесь ко мне и всем тем, кого вы так презираете, ненавидите и именуете террористами. Сначала вызываете искусственный потоп, от которого наверняка погиб не один десяток ни в чем не повинных, как вы пафосно говорите, людей. А скорее всего, счет идет на сотни и даже тысячи… Поверьте, я могу оценить масштаб вызванных разрушений и прикинуть порядок численности жертв. И не факт, что удалось спасти осужденных. И не факт, что они не погибли раньше, чем до них добрались палачи. А вот теперь, профессор Крейцер, вы произносите патетические и прочувствованные речи. И нет сомнений, из вас, право, получился отличный террорист.
— Я знаю, что делаю и против кого выступил, — помедлив, все-таки решился на ответ Элькан.
— Да? Отлично! Отчего же я не могу успокаиваться такой же мыслью в отношении себя? Я тоже знал, против кого и зачем я выступаю в Москве, — парировал Абу-Керим. — Куда мы вообще плывем, профессор Крейцер? Все это очень похоже на ад. Мне много где приходилось бывать, но таких мрачных местечек еще не видывал.
Абу-Керим был совершенно прав в отношении мрачности проплываемых мест. Плот вошел в полосу совершенно черной воды, которая сливалась со стенами и неразличимым во тьме сводом. Скорость течения упала очень значительно. Время от времени плот даже застывал на месте и поворачивался вдоль собственной оси. Тяжелое, оцепенелое чувство сковало всех находящихся на «этом затерянном в непроглядной черноте жалком подобии плавсредства. Буйная, лихорадочная активность, овладевшая всеми в первые минуты этого своеобразного плавания, сменилась полнейшим упадком сил, скорее моральных, чем физических. Не тянуло проронить и слова. Последний пассаж Абу-Керима об аде и его мрачной атрибутике замкнул беседу как тяжелая металлическая дверь.
Утомленность навалилась на плечи, смежила глаза. Совсем засыпать было нельзя, невозможно, да и опасно, так как легко соскользнуть в черные воды, а там…
В воды ли? Густо пахло нефтью, несколько раз ноздри щекотали незнакомые запахи, заметно раздражающие обоняние, а притуплённое зрение и слух, то ли отказывая воспринимать действительность и поддаваясь на галлюцинации, то ли в самом деле — истинно — принимая картины и звуки, существующие в реальности, выдавали РАЗНОЕ… Несколько раз людям мерещилось мутное свечение прямо под плотом. А так как в один из этих моментов плот вдруг вздыбился и скакнул так, что едва не опрокинулся, свечение то было отнесено к явлениям чуждой фауны. Даже Элькан, который знал местные достопримечательности уж конечно куда лучше остальных, не стал выдвигать предположений… Другое: высоко над головами (оценить высоту едва ли представлялось возможным) начинали светиться какие-то тусклые круги, они люминесцировали и расползались, словно сминаясь в складки. Цвета: серый, бурый, мутно-бирюзовый, темно-фиолетовый с зеленой окантовкой… Все полутонами, рассеянно, без образования ясных контуров.
И — звуки. Гулкие, раскатистые, неизмеримо далекие и в то же самое время содрогающие пространство где-то совсем рядом, тут, под черными водами, или же за невидимой гигантской стеной, за складками слепящей тьмы. Звуки то напоминали невнятный рокот, то взвивались до тоненького свиста, подирающего по коже. То сползали до болезненного стенания или четко пластовались равномерными, дублирующими друг друга гудками. Как в гигантской телефонной трубке.
