Даниэль Дакар - Джокер
– Владелец счета – Джастин Френсис Монро! – выпалила Мэри.
Сидящие в креслах мужчины выразительно пере-глянулись. Морган зло оскалился, Савельев азарт– но потер руки:
– Ну, вот и славно. Да? – в коммуникатор. – Хорошо, сейчас. Идем, Генри, катер готов.
– Куда это вы собрались, Дядюшка? – подозрительно прищурилась Мэри, переводя взгляд с одного решительного лица на другое.
– На Бельтайн. Надо забрать оттуда Саммерса на крейсер «Борис», а то его там чуть не убили. С Джонни Маллиганом, который его охранял, расправились, а до Саммерса не добрались все-таки. Опять же на «Борисе» и допросная есть… – обстоятельно начал Морган, но Мэри перебила его с хищной улыбкой:
– Отлично! Я буду рада лично побеседовать с господином Саммерсом. Оч-чень рада!
Морган беспомощно покосился на Савельева, но тот только пожал плечами, словно говоря: «Твоя дочь, ты и разбирайся».
– Послушай меня, девочка. Допрос подозреваемого лучше поручить специалистам, даже я, пожалуй, не возьмусь. Оставайся здесь, отдохни, за Лореной пригляди, сейчас русские ученые подтянутся… – зря он заговорил просительным тоном. Ох зря. Потому что майор ВКС Бельтайна Мэри Александра Гамильтон скрестила руки на груди и предельно ядовито процедила:
– И не подумаю!
Впрочем, и она тоже неправильно выбрала тон. Ибо привычный Дядюшка немедленно исчез, а командующий планетарной полицией полковник Генри Джеймс Морган побагровел и рявкнул:
– Второй лейтенант Гамильтон! Вы остаетесь на крейсере «Александр»! Это приказ! Вы меня поняли?!
– Так точно, сэр! – выдавила застывшая по стойке «смирно» Мэри, и Савельеву даже стало жаль пилота: он ясно видел, каких усилий ей стоит держать себя в руках. По скулам перекатывались желваки, на виске, точно под тарисситовым крестом, пульсировала жилка, лоб блестел от испарины, губы побелели.
Морган удовлетворенно кивнул, бросил Савельеву: «Пошли!», и Мэри осталась одна. Впрочем, это продолжалось недолго. Она даже не успела налить себе коньяку или раскурить сигару: как раз в тот момент, когда кисти рук, судорожно сжатые в кулаки, наконец расслабились, в дверь без стука вошел доктор Тищенко и немедленно принялся за дело. Несколько минут спустя она оказалась в лазарете, причем одежду ее Тищенко унес с собой. Выпить ей он так и не дал, зато, уже уходя, оставил на тумбочке стакан с какой-то слабо опалесцирующей жидкостью. Посидев несколько минут, мрачно глядя в противоположную стену, она отхлебнула-таки из стакана и почти сразу же почувствовала, что глаза у нее закрываются. Решив, что обдумать все, что она имеет сказать предателю-Дядюшке, можно будет и потом, на свежую голову, Мэри зарылась под одеяло и провалилась в сон…
Еще несколько минут она провалялась в постели, лениво потягиваясь и оттачивая три-четыре фразы, которые должен был услышать Морган при их следующей встрече. Впрочем, врать самой себе она не собиралась: если Дядюшка добьется успеха, то дел будет куда больше, чем времени на разговоры. Да и омрачать общую радость скандалом никуда не годится. Если же, напротив, допрос Саммерса не даст того, на что рассчитывал Генри (ну и она тоже, за компанию), то грех усугублять упомянутым скандалом и без того подавленное состояние одного из самых близких людей. И вообще, пора вставать, потому что спать ей больше не хотелось. А вот есть – хотелось, и очень. Хорошенько поразмыслив, она пришла к выводу, что последней ее едой были сандвичи, слопанные на пару с Корсаковым в ожидании прибытия «снаряжения», что явно было достаточно давно. Чем бы ни напичкал ее корабельный врач, это что-то привело ее организм в совершенно нормальное состояние, и даже изрядное количество спиртного и сигар перед сном никак не сказывалось сейчас на ее самочувствии и, соответственно, аппетите.
Стоило ей встать с постели, как полумрак быстро, но плавно сменился довольно ярким светом. В дальнем углу палаты обнаружился санитарный блок, которым она с удовольствием воспользовалась. Когда Мэри, с наслаждением ступая босыми ногами по прохладным, слегка шершавым плиткам пола, вернулась в палату, то увидела под койкой свои ботинки, ранее не замеченные ею. Кто-то ухитрился начистить их до ослепительного блеска, в еще недавно тусклые застежки можно было смотреться, как в зеркало. Отражение, правда, получалось несколько кривоватым, зато смешным. Не-определенно хмыкнув, она быстро оделась, застелила койку, провела, поморщившись, рукой по ежику волос на голове, поискала и не нашла коммуникатор, пожала плечами и открыла дверь. При ее появлении сидевший на табурете у стены медтехник лет двадцати пяти вскочил и щелкнул каблуками.
– Госпожа майор, рядовой Рахимов! – представился он на унике.
– Вольно, рядовой, – кивнула она, с любопытством разглядывая парня. До сих пор почти все встреченные ею на корабле мужчины (женщин она не видела вообще и подозревала, что в русском Экспедиционном флоте таковые просто не служат) были выше ее или, в крайнем случае, одного роста. Макушка же медтехника была на ладонь ниже ее собственной, а разрез глаз и желтоватая кожа делали его немного похожим на жителя Небесной империи.
– Извольте немного подождать, я извещу доктора Тищенко, что вы проснулись, – быстро проговорил он и, не дожидаясь ответа, забормотал по-русски в коммуникатор. Мэри поняла, что от медика ей никуда не деться, хотя в данный момент с гораздо большим удовольствием повидалась бы с корабельным коком. Ее опыт путешествий на крупных военных кораблях, хоть и совсем небольшой, подсказывал тем не менее, что с камбузом всегда можно найти общий язык. Главное в этом деле – вовремя восхититься, все равно чем. От этих размышлений ее оторвало появление Тищенко, который, похоже, на сей раз был доволен своей пациенткой.
– Мисс Мэри, вы прекрасно выглядите! Говорил же я, что вам совершенно необходимо выспаться! – как ни хорошо выглядела Мэри с высказанной вслух точки зрения врача, он все же ловко увлек ее в палату, и не успела она опомниться, как к ее запястью присосалось щупальце кибердиагноста. – Все очень даже прилично, мисс Гамильтон, я бы даже сказал – хорошо… Уровень глюкозы низковат… как же это я не сообразил, надо было…
– Честно говоря, доктор, я изрядно проголодалась, – вклинилась Мэри в скороговорку врача. Тот поднял голову и с теплой улыбкой ответил:
– Все на ваше усмотрение, мисс. Если хотите, вам немедленно принесут поесть прямо сюда. Или, если вы сможете продержаться еще немного, то через час в кают-компании будет накрыт обед для офицеров крейсера и их гостей. Пока же можно слегка перекусить у меня в лаборатории.
– Обед? – ошарашенно выговорила Мэри. – Это сколько же я проспала?
– Около восемнадцати часов, – невозмутимо ответил Тищенко. – Сейчас по корабельному времени час пополудни.
– Поня-а-атно, – протянула она. – Я могу ошибаться, доктор, но мне кажется, что я еще ни разу в жизни не спала восемнадцать часов кряду.
– Очень может быть, мисс. Но поверьте моему опыту – для вас в вашем вчерашнем состоянии это было жизненно важно. Именно жизненно. Так что вы решили по поводу обеда?
– У вас уже есть какие-то новости относительно моих находок? Если да, то, разумеется, сначала в лабораторию.
– Кто бы сомневался! – страдальчески закатил смеющиеся глаза Тищенко. – Прошу за мной.
Вслед за русским медиком Мэри прошла через анфиладу помещений, в которых царило то, что она про себя определила как упорядоченный хаос. Изрядное количество людей перемещались с кажущейся бессистемностью, что-то замеряли, склонялись над микроскопами, строили компьютерные модели, то тихонько переговаривались, то почти кричали. При этом было совершенно очевидно, что каждый знает свою работу и занят делом. В самом дальнем отсеке было сравнительно тихо. Три человека, в которых за милю было видно Большое Начальство, негромко, но ожесточенно спорили у огромного виртуального дисплея о чем-то, видимом только им.
В тот момент, когда несколько оробевшая Мэри переступила порог, один из спорщиков, сверка-ющий потной розовой лысиной толстячок, обреченно махнул рукой и откатился от стола, наме-реваясь, должно быть, перехватить что-нибудь с большого подноса. Поднос был непринужденно водружен прямо поверх груды полупрозрачных пластин непонятного назначения. Однако при этом маневре, проделанном с ловкостью, выда-ющей многолетний опыт, толстячок повернулся в сторону дверного проема и издал удивленное восклицание, заставившее его коллег поднять головы.
– Ага! – проскрипел на унике тощий старикан с воинственно торчащими усами, такой высокий, что Мэри, пожалуй, едва достала бы ему до подбородка. – Ага! А это, надо полагать, и есть наша Спящая Красавица? То есть уже, конечно, не спящая! Ну наконец-то!
– Мисс Гамильтон, – Тищенко поспешил вмешаться прежде, чем голодная, а потому, скорее всего, не слишком добродушно настроенная бельтайн-ка найдется, что ответить, – позвольте представить вам профессора Эренбурга. Николай Эрикович в настоящее время является лучшим нейрофизиологом в Империи.
