Сергей Куприянов - Страж зари
Все оказалось не так страшно, как внезапно возникшая в мозгу картинка. Он был у Любки. В ее офисе. Точнее, в их офисе. И она сидела в низком кресле рядом с тахтой, преданно глядя ему в лицо. Или влюблено?
— Привет, — проговорил он хриплым со сна голосом.
— Доброе утро, — пропела она. — Хотя на самом деле еще ночь.
Действительно, комнату освещал только приглушенный свет торшера, в щелях между плотными шторами было темно, только поблескивали редкие квадратики горящих окон. И вправду ночь.
Он потянулся, оглядывая комнату. Организм еще не окончательно отошел ото сна, но мозг по привычке анализировал обстановку, хотя нужды в том, в общем-то, не было. Просто привычка, выработанная за годы работы у Горнина.
В приглушенном ночном свете комната выглядела иначе, нежели днем. В ней было даже уютно. Он вдруг подумал: а где же спала Любка? На тахте рядом с ним места было маловато, разве только в обнимку, но в обнимку он засыпать не умел, даже будучи в сильном подпитии. Она что же, вот так вот в кресле все время и просидела? Он посмотрел в ее ждущие глаза.
Мама моя дорогая! Да она действительно его любит!
Павел взял ее за кисть.
— Прыгай ко мне, — предложил он, двигаясь.
— Не-а, — помотала она головой.
Он собрался обидеться, но вдруг понял, что спал в одежде. Только что без обуви. Он вскинул руки и потянул свитер через голову.
— А так? — спросил он.
— Уже лучше, — промурлыкала Любка.
А вскоре стало и совсем хорошо, когда она залезла к нему под толстый плед овечьей шерсти, изготовленный, если верить красочному лейблу, в Канаде.
Угомонились они минут через сорок, после чего Любка заснула с довольной улыбкой, при этом все норовя прижать Павла к себе, действуя как заправский собственник. Но спать в таком положении он не привык, да, если честно, ему и не хотелось.
Встал, закурил, с сомнением посмотрел на бутылку «Мартеля» и обратился к холодильнику, где, к полному своему удовлетворению, обнаружил несколько бутылок пива. Таким образом дилемма «пить или не пить» решилась в пользу «пить», но умеренно. На часах было половина третьего. До утра времени хоть залейся. Пива не так много, но, в случае чего… От соблазна он убрал коньяк с глаз подальше. Он был немного знаком с работами Похлебкина, ныне покойного, который утверждал, что пить можно только после трех часов дня и до двенадцати, тогда алкоголиком не станешь. Тезис спорный, но противопоставить ему нечего, и, насколько Павел знал, никто не смог квалифицированно возразить.
Ясно, что до утра ему уже не заснуть. По крайней мере, здесь. Но уходить домой было как-то просто некрасиво. Со стороны это выглядело бы так, что он воспользовался женщиной и удрал восвояси как последний альфонс.
Одевшись, он уселся в кресле и вытянул ноги, удобно расположив на журнальном столике пиво и сигареты. С такой позиции ему хорошо была видна посапывающая во сне Любка, даже сейчас умудряющаяся сохранять на лице довольное выражение. Хорошая она баба. Может, и впрямь жениться на ней? А что? Жена из нее получится хорошая, сама она работящая и не скандальная, а если они на пару будут вести дело, то с ее хваткой и его знаниями они быстро пойдут в гору. Он вдруг вспомнил министерскую жену, заплатившую за сеанс тысячу евро. За один сеанс! Для него эта сумма не была чем-то запредельным, он и побольше получал, но тут куда спокойней и явно видна перспектива. По крайней мере, он не ушел в никуда. А там, глядишь, станет «потомственным магом и целителем отцом Павлом». Хотя нет, громкая известность его не привлекала, пусть он и понимал, что такого рода бизнес требует рекламы. Вот Любке, например, ее роль нравится. Ну вот и пусть ей будет хорошо.
Выпив с полбутылки, он снова закурил. Так что же произошло на терминале? Почему Петрович убежден — именно убежден! — что это его рук дело? Подстава? В этом мире все, как известно, возможно, даже самое невозможное, но все же подделать след работы мага — это, извините, не почерк воспроизвести.
Хотя, спрашивается, почему бы и нет? Порой, например, считается, что невозможно заставить человека что-то сделать против его воли. Разные люди, в разных местах, по разному поводу и в разных обстоятельствах утверждают это на голубом глазу. Но стоит лишь вспомнить гипноз, как подобная уверенность резко ставится под сомнение. Правда, в ответ это зачастую вызывает резкую же ответную реакцию, порой заставляющую тушеваться сомневающихся, но дело не в этом.
Если возможно подделать почерк, голос, запах и воспроизвести отпечатки пальцев, то отчего же нельзя подделать почерк мага? Пускай примеров этого Павел до сего дня не знает, но, в принципе, это возможно? Почему нет? Заблуждаться можно только в меру собственных знаний, но если предположить, что эта мера неполна, то тогда уже есть возможность избавиться от заблуждений. По крайней мере, появляется плацдарм для возникновения такого желания, который Архимед назвал точкой опоры.
Тогда возникает справедливый вопрос: кто? «Зачем» тоже стоит в очереди. Ну хорошо, пусть будет «зачем». Скомпрометировать Петровича? Может быть. И при этом подставить его сотрудника так, чтобы их отношения разорвались, что, собственно, и произошло. Надо было вчера не строить из себя обиженного и оскорбленного, а спокойно разбираться. Хотя Петрович себя тоже не ангельски повел. Терпеть такое…
Любка во сне всхрапнула, на секунду перестала дышать и перевернулась на другой бок. Павел встал, подошел к окну и приоткрыл форточку. Накурил он здесь. Ладно, ничего страшного. Бывало и хуже. Внизу по проезжей части шла парочка. Он обнимал ее за плечи, она его — за талию. Похоже, оба прилично датые. Молодежь. Приткнуться им некуда. Шарятся по подъездам и дискотекам. Романтика! Вот почему любовь называют романтическими отношениями и житье в палатках при обилии гнуса и прочих мерзостей — тоже романтикой. Что общего? Неустроенность? Потому что и то и другое удел молодых? Романтику родили романисты.
Но ведь такого рода подделку может сделать только тот, кто владеет мастерством. Очень серьезно, квалифицированно владеет. Петрович, скажем, такое проделать не смог бы. Или смог? Тут вопрос. Но ему-то это вроде бы и не нужно. Он, конечно, большой темнила и бюрократ в душе, то есть склонный ко всяким игрищам вроде дворцовых заговоров и переворотов, но, в принципе, мужик неплохой. Во всяком случае — не подлый. Так что такие подставы не в его стиле.
Тогда кто?
Павел отставил пустую бутылку, дошел до холодильника и взял другую, стараясь не шуметь. Любка спала, отвернувшись к стенке, при этом ее округлое плечо соблазнительно высовывалось из-под канадского пледа чистой шерсти. Чертова баба! Сама спит, а другим не дает. Так и хочется разбудить. Он убавил яркость торшера почти до минимума. Пускай человек поспит.
Он вновь подошел к окну с бутылкой пива в руке и посмотрел вниз. Мимо на черепашьей скорости проезжал даже на вид тяжеловесный джип. Не иначе как бандиты выехали на свой промысел.
Петрович, конечно, темнила. Оно, в сущности, и правильно, не фиг подчиненных волновать и посвящать. Но кое в чем он проговаривался. Специально ли, нет ли — кто его знает. Только из некоторых событий, даже не так — из происходящего Павел сделал кое-какие выводы. Не то чтоб он специально следил и анализировал. Это порой само собой происходит, на автомате. Да и Семенов, святая душа, иногда рассказывал, особенно под расслабляющим действием алкоголя. Словом, имеется у Петровича некий соперник-конкурент, недруг и завистник. Раза два он мелькал в офисе. Красивый такой дядька. Импозантный. Богатый. И идет от него… В одном американском фильме прозвучало понятие «Сила». Именно с большой буквы. В сообществе такого слова в обиходе нет, говорят просто «есть», но сути это не меняет. Вот такой тип мог бы устроить подмену. Это ему и по характеру, и по плечу.
Павел, неспешно попивая пиво и углубившись в себя — на вчерашний коньяк оно ложилось просто замечательно, — вдруг услышал некий звук в прихожей. Сначала даже не поверил. Показалось? Даже на часы посмотрел: почти половина четвертого. Сна — ни в одном глазу. Может, мыши тут завелись? Или показалось? Вроде того, что обои потихоньку отклеиваются, издавая при этом легкий треск. Такое бывает.
Он напрягся, вслушиваясь в темноту. Торшер светил не ярче карманного фонаря с подсаженной батарейкой, подкрашивая комнату красноватым цветом и едва доставая до стен, не говоря уже об углах, где нежной паутиной притаился сумрак.
Он посмотрел на сладко спящую женщину. Может, это она, утонув во сне, непроизвольно издала какой-то звук, а он просто неправильно определил его источник.
Смотря на нее, Павел ушами «ловил» пространство, чувствуя, как тело его напрягается от страха. Это металло-кинематографическому герою все равно, на кого бросаться с кулаками или с пистолетом, а московскому обывателю, извините, это нравится смотреть только по телевизору, когда привнесенный адреналин распирает его несуществующие мышцы.
