Олег Верещагин - Не время для одиночек
— А почему ты решил пригласить именно меня?
— А у меня больше нет подружек. Ты ж знаешь, я одиночка.
— Я думала, я этим покончено. И вообще, хватит всё время это повторять. Забыть боишься?
— С одиночеством, если оно в крови, невозможно покончить.
— Великий философ Би?
— Я сам. Честно.
— И это единственная причина, по которой ты меня пригласил?
Колька удлинил шаг. Снова замедлил. Не оглядываясь на Элли, сказал:
— Не единственная. Мне с тобой хорошо. Спокойно… не знаю я, честное слово! Но когда я с тобой, у меня мысли только приятные… и солнце ярче светит…
Девушка фыркнула — громко, но, кажется, довольно. Ни она, ни Колька не сбились с дыхания, не отдувались, не покраснели — бежали, словно бегать для них было так же привычно, как ходить. Элли привыкла думать, что ребята из Империи сильней и выносливей тех, кто рождён и рос в других местах — но по Кольке этого было нельзя сказать. Кроме того, у неё на языке вертелся один вопрос — и она его, наконец, задала:
— Слушай, ты спортом занимаешься?
— Многим и понемногу, — ответил он.
— Лавров не пожинал, как я понимаю?
— Почему? — не обиделся Колька.
— Я не видела у тебя ни медалей, ни грамот, ни кубков…
— Если хочешь посмотреть — я тебе потом покажу. Достану, хоть обсмотрись.
Элли посмотрела поражённо и заинтригованно. Ну и парень! То, что его ровесники ставят на самое видное место и о чём постоянно говорят, он запрятал куда-то в шкафы… То ли это тоже такое своеобразное "напоказ", то ли он до такой степени лишён тщеславия, то ли ему конкретно это не интересно…
Город ещё спал и пока не ложился. Работали штабы, заводы, лаборатории, станции, учебные заведения. Взрослые, юноши, подростки, дети готовились к выходным. Кто-то проведёт их в загородном лагере. Кто-то отправится к морю, а кто-то — на сборы. Кто-то позволит себе ничегонеделанье, кого-то затянет шумный стадион… Кто-то отправится на охоту… В лабораториях, НИИ, колледжей и станций застыли, спорят, пишут, работают десятки увлечённых людей — они и не заметили, что ночь сменилась днём, у них свой ритм, они живут по принципу: "Очень интересно делать невозможное!" Штабные офицеры дневной смены бреются у зеркал, ночной — ещё работают на своих местах. За тем вон окном двое парнишек заканчивают расчёты по новому сварочному аппарату… За этим — молодой мужчина, оттянув затвор "калашникова", придирчиво смотрит в ствол… За тем — девушка, стоя перед мольбертом, опробует недавно смешанные краски… Проехал конный патруль, а над крышами домов к югу висел, чуть покачиваясь, раскрашенный в цвета имперского флага воздушный шар — в корзине движутся две фигурки…
Город жил. Для Кольки (несмотря на его индивидуализм) и Элли (несмотря на то, что формально она была гражданкой иного государства) им — Городом — было лишь это. А всё то мерзкое и грязное, что ещё таилось в трущобах и закоулках, ещё на что-то надеялось и строило свои поганые планы на "будущее" — было всего лишь грязью, которую надо убрать. И которая будет убрана.
Город делал. Делал Завтра.
Город защищал. Защищал Сегодня.
Вчера у этого Города было не очень светлым. И он — помнил. Помнил его.
А они — двое, бегущие по улице — были частью всего этого.
2.
В вагоне новенького струнника было полно народу. Привычный для Империи, в Семиречье этот вид транспорта считался ещё экзотикой, и многие ездили на нём "просто так".
Место нашлось. Колька и Элли устроились рядом со смешанной компанией — пионерами старшего возраста из отрядов имени Радия Погодина, имени Дениса Третьякова (1.), имени Андрея Колесникова (2.) и кадетами. Они ехали из столицы домой (пионеры) и в летние лагеря (кадеты) с какого-то важного спортивного матча и до сих пор продолжали выяснять отношения, но для девушки с парнем потеснились. Правда, особого внимания им никто не уделил.
1. О Денисе Третьякове можно прочесть в книгах Олега Верещагина "Горны империи" и "Песня Горна". 2.Андрей Колесников был одним из первых пионеров Алтая и своей деятельностью сильно задел интересы группы "сельхозпроизводителей", фактически державших в кулаке всю округу, где он проживал. В 15-м году Серых Войн 15-летний мальчик был похищен группой бандитов на окраине своего хутора и зверски замучен в лесу. Его гибель была одновременно концом и местной банды — её перебили стихийно поднявшиеся местные жители, возмущённые убийством. Надо сказать, в это время Алтай ещё не входил в состав Русской Империи.
Элли, привалившись к плечу Кольки, задремала. Он сам вполуха прислушивался к разговору ребят. С матча разговор этот наконец-то съехал на какие-то мелкие бытовые темы — об училищном казначее по имени Вовка и по прозвищу "Денехнет".
— Честно, не вру! Будят его ночью и спрашивают: "Вовчик, тебе чаю налить?" А он с закрытыми глазами, чётко так, решительно: "Денехнет"! — и опять дрыхнуть.
Хохот.
— А правду говорят, что он со своей девчонкой в закусочной пополам платит?
— Мамой клянусь, правда! Сам видел!
Хохот.
— А что, парни, сейчас приедем — и в бассейн…
— Ага, ага, тебе мало холодного душа от нас?
— А не спеши прыгать. Реванш через три недели.
— Ромкин, купи на вокзале что-нибудь спортивное. Ага?
— Мелочи нету.
— Дырка в кармане, что ли?.. Держи.
— Коль, — Элли проснулась так же быстро и неожиданно, как заснула, — попить нету?
— А вот, пей, — прежде, чем Колька успел отреагировать, мальчишка лет 12–13, в пионерской форме, сунул девушке только что открытую бутылочку ситро и широко улыбнулся.
— Спасибо, — поблагодарила его Элли. Попила и протянула бутылочку Кольке, но тот покачал головой, с улыбкой продолжая прислушиваться к разговору ребят.
— Вот ты о токсикоманах. Я не знаю, как и что, а у меня тётка — точно токсикоманка. Нажрётся аспирина и от радио не отходит, постановки слушает.
— Какая ж тут токсикомания? — невольно спросил Колька. Говоривший кадет ему пояснил:
— Не скажи. У неё ж радио-то нету!
Снова хохот.
— А заметили, мы спорить прекратили.
— А это потому, что дама тут.
— Ну как же, да, да, ведь всем известно — если двое мужчин дерутся, то даме достаточно бросить между ними гранату, чтобы всё прекратилось…
Хохот.
— Домой едете? — спросил парень-пионер примерно одних лет с Колькой и Элли. Ощущалось, что в компании он тут главный, хотя выглядел он вполне обычно… или нет. Это был имперец, Колька различал такие вещи отчётливо.
— На юго-западное побережье на выходные. Отдохнуть, — ответил Колька.
— Хорошая вещь, — пионер подмигнул. — Невесте понравится!
— (Я) (Она) не невеста!!! — голоса Кольки и Элли слились в единый испуганно-возмущённый вопль.
— О-о-о! — парень приосанился. — Для меня не всё потеряно, а?!
— Я Настьке-то всё расскажу, — ухмыльнулся сидевший рядом с ним рослый парень со светло-серыми глазами, смотревшими с узкого загорелого лицо из-под латунного цвета чёлки. — Она тебе устроит… вечер потерь.
— Заложишь?! — ужаснулся имперец, даже руку к сердцу приложил. — Ты ж мне почти как брат, Олег!
— Ради спокойствия в ваших рядах — заложу, — твёрдо и непреклонно отозвался Олег. Угощавший Элли ситро мальчишка воинственно придвинулся ближе к имперцу и заявил:
— Я за Дениса! Кто против нас?!
— Нет, тут я не потяну, — неожиданно серьёзно сказал Олег. А имперец — Денис — приобнял младшего мальчишку и потискал его плечо. Колька только теперь заметил две не совсем обычных вещи в облике этого Дениса. Во-первых — его кинжал. Не пионерский "соболь" или ещё какой-то нож, который "просто нож", а — именно наградной кинжал — ножны чёрного дерева со скрепами из серебра, серебряная цепочка подвеса… обоюдоострое лезвие, похожее на клюв дятла — длиной где-то в хорошую мужскую ладонь — переходило в мощное рикассо, на котором у небольшой овальной гарды виднелся знак-ведаман… простая стальная рукоять, превращавшаяся в тяжёлое навершие, пропущена через шероховатое даже на вид дерево, несокрушимый дуб, обработанный до глубокого красноватого мерцания… А во-вторых — на груди Дениса, полускрытая разноцветными аксельбантами, видна была неприметная орденская планка. И, если Колька правильно помнил, что к чему, это была Рука Помощи (1.)
1. Один из орденов Русской Империи. Им награждаются за действия, изменившие к лучшему судьбу народа или страны.
Элли тоже всматривалась в парня, а потом уверенно сказала:
— Денис Третьяков, — в голосе её было восхищение и почти преклонение. — Ты — Денис Третьяков?!
— Ох, — парень вздохнул печально. Младший его спутник гордо ответил:
— Да, он Денис Третьяков! Мой брат!
— Володька! — строго прикрикнул Денис. Младший надулся:
