Роман Злотников - Время твари. Том 2
— Ваше величество… — провыл старик, — ваше величество…
Было ясно, что на связную речь пленник неспособен. Поэтому заговорил генерал Гаер.
— Когда я прибыл в замок графа, мне велели передать, что его сиятельство очень болен и не может встать с постели, чтобы выйти ко мне. Тем не менее я прошел в графские покои, где застал милорда Ольрида стонущим под пуховым одеялом. Я спросил его, куда подевалась большая часть его людей, и милорд пролепетал, что так-де занемог, что уж и уследить за собственными владениями не в силах. Плел он что-то про голод в своих краях, спасаясь от которого люди и ударились в бега…
— Болен? — вопросительно проговорил Константин, кривя шею, чтобы заглянуть в лицо графу.
От королевского взгляда лицо Ольрида обмякло, будто на нем разом ослабли все мышцы.
— Вы лжец и трус, граф, — сказал король. — И что страшнее того — изменник и клятвопреступник.
— Светоносный Вайар мне свидетель… — захрипел старик.
— Не богохульствуйте, граф, — поморщился король. — Хотя… светлым богам давно нет дела до живущих в этом мире…
— Милорд Ольрид, будучи вытащенным из постели, довольно резво пробежал часть дороги, — заметил сэр Гаер. — Этому, конечно, поспособствовало то, что я приказал привязать его к своей лошади…
— Редко приходится слышать о том, как немощные старики состязаются в скорости в гвардейскими скакунами, — усмехнулся Константин. — Что ж… Королевский военный совет собран? — обратился он к Гаеру.
— Ждут только вас, ваше величество.
— Видите ли, граф, мне сейчас некогда, — сказал Константин Ольриду. — К тому же мне неприятно подолгу беседовать с теми, кто, улыбаясь мне в лицо, готов вонзить в спину нож при удобном случае.
Король-маг взглядом указал генералу за балконные перила. Сэр Гаер кивнул гвардейцам.
Старика, который, кажется, не понял, что делает последние в своей жизни глотки воздуха, подняли на вытянутых руках и швырнули с балкона. Кивком же генерал отпустил ратников.
— Не убирать эту падаль трое суток, — велел Константин, глядя на распростертое тело с неестественно вывернутыми конечностями. — И поставь рядом ратника, который бы отвечал всем интересующимся, кто это и за что удостоился такой чести.
Судя по всему, зал совещаний Агарской ратуши выполнял роль и зала для пиршеств.
«Причем пировали здесь, должно быть, гораздо чаще, чем проводили совещания по поводу благоустройства города», — подумал Константин, брезгливо оглядывая длинный тяжелый стол, испещренный следами от ножевых лезвий и пятнами от пролитых яств.
Король-маг испытал неприятное чувство, незначительным усилием воли вызвав в сознании образы того, что происходило в этом зале прежде, чем в Агар пришли королевские войска. Видения беззвучно гогочущих толстяков в вычурно-богатых одеждах и полуголых полногрудых подавальщиц закружились в его голове, тошнотворный запах десятков блюд уязвил его ноздри, дурман похоти на мгновение замутил зрение. Константин с отвращением отогнал от себя видения.
И окинул взглядом собравшихся за столом членов его военного совета.
Их было одиннадцать.
Генерал королевской гвардии Гаер, трое его военачальников и семеро высокородных вассалов, присоединившихся со своими отрядами к армии короля.
Напротив Константина восседал юный герцог Асхат Дарбионский, отпрыск одной из самых богатейших семей Гаэлона. Отец Асхата предоставил в королевское войско двенадцать тяжеловооруженных рыцарей, четыре сотни наемных пехотинцев, полсотни лошадей и столько золота, сколько хватило бы для найма еще пары сотен опытных вояк, но все это не освободило его семью от обязанности лично принять участие в королевском походе. Сам старый герцог по причине преклонного возраста воевать не пошел, отправив к королю сына. Сэр Асхат, рыцарское звание получивший по наследству, военным искусствам особого внимания никогда не уделял и ни разу ни в одном турнире принять участие не удосужился, предпочитая сражаться с окороками и колбасами. Был сэр Асхат, несмотря на свои двадцать три года, очень жирен; даже ношение доспехов было для него мукой, и, глядя сейчас на необъятную его кирасу, на которой горел падавший из окна луч утреннего солнца, Константин думал, что смысл бытия для этого человека сосредоточен в его же утробе. Асхат сидел неподвижно, шумно дышал открытым ртом, вперившись в короля ничего не выражающим взглядом.
Рядом с Асхатом помещался барон Иструб, громадный, налитый здоровой силой мужчина лет сорока. Мохнатая медвежья шуба, накинутая поверх сияющих лат, зрительно увеличивала его и без того внушительную фигуру. Заметив, что королевский взгляд пал на него, Иструб преданно встрепенулся. Константину не было нужды смотреть его мысли. Всем своим видом Иструб показывал, что верен своему королю до последней капли крови. Но великий маг понимал, что, будь на его месте старый Ганелон, барон служил бы ему с тем же тщанием, с каким служит сейчас Константину. Иструб почитал корону, а не короля. Константин же нуждался в единомышленниках, а не псах. Но, по крайней мере, предательства от барона ожидать не приходилось.
Не стал заглядывать Константин в мысли и генерала Гаера. Когда-то он уже проделал такое — и этот человек понравился ему. Генерал служил еще старому королю Ганелону Милостивому, но, не будучи в числе заговорщиков, без сомнений перешел на их сторону во время переворота. Вовсе не для того, чтобы сохранить себе жизнь (хотя и по этой причине тоже, конечно). Вот уже двести лет, как на землях Шести Королевств не было ни одной войны. Королевская гвардия Гаэлона, насчитывающая тысячу двести ратников, ни разу не изведала настоящей битвы, проводя время в унылых учениях, больше похожих на парадные показы. Самые серьезные схватки случались только тогда, когда на дорогах королевства появлялась какая-нибудь особо свирепая разбойная шайка, с которой не могли справиться своими силами власти близлежащих городов. Каждый второй королевский гвардеец ни разу не обагрил свой меч кровью врага. А сэр Гаер был прирожденным воином, одним из тех людей, кто зенит своей жизни встречает или в высокой воинской должности, или во главе банды отчаянных душегубов… Мирная жизнь душила его. Придворных, ожиревших настолько, что на дальние расстояния передвигаться они могли только в карете, а не верхом, он ненавидел. Королевских рыцарей, выплескивающих удаль на ристалищах турниров, — презирал. Добродушного короля Ганелона генерал в глубине души презирал тоже: за толстопузую вялость, мешавшую ему расширять границы королевства за счет территории соседей, за праздную скуку пустых дней двора, за то, что король к концу жизни из храброго рыцаря, блиставшего на турнирах, превратился в чревоугодника и бражника… Всю свою жизнь генерал королевской гвардии сэр Гаер мечтал о настоящей большой войне, о кровопролитных сражениях, ради которых, как он считал, и появился на свет… Он изучал древние хроники, повествующие о сражениях былых лет. Знал наизусть всех великих полководцев Шести Королевств. Мог по минутам воспроизвести ход любой истинно великой битвы, когда-либо прогремевшей на землях, населенных людьми. Он был влюблен в те времена, когда мужчины еще помнили о том, что они мужчины. И мало кто знал, что генерал постоянно держит при себе обшитый алым бархатом ящик с золотыми уголками и стальным хитрым замком, который открывается без ключа. И уж точно никому не было известно, что хранит сэр Гаер в этом ящике. Похожее на сладострастную боль чувство испытывал генерал, когда открывал ночами алый ящик и по одному доставал из укромного его нутра искусно вырезанные из драконьих костей фигурки воинов. Сколько бессонных ночей пролетели в один миг, сколько битв разыгрывалось в генеральских покоях в эти ночи…
Когда грянул переворот, сэр Гаер тотчас инстинктивно определил могучую силу заговорщиков… и не стал препятствовать развязавшейся во дворце бойне. Он безошибочно угадал, что эта бойня — только начало длительной череды яростных битв, только начало большой настоящей войны…
А вот в мысли графа Датона Агарского, прибывшего с людьми генерала Гаера сегодня утром, Константин заглянул. Граф, немолодой уже человек с мягким, безволосым и белым, как у женщины, лицом, облаченный в доспехи, искусно покрытые золоченой декоративной вязью, выглядел словно богатый вельможа на торжественном приеме. Тем не менее всем было известно, что граф Датон много беднее каждого из присутствующих здесь. Эти великолепные доспехи да еще полуразвалившийся замок — все, что оставил ему его отец, в свое время от собственных же подданных получивший прозвище Водочный Бочонок. Граф Датон привел с собою лишь три десятка дурно вооруженных пехотинцев и двоих конных рыцарей, по внешнему виду которых можно было предположить, что в ряды королевского войска их позвал не долг, а желание заработать.