Нейромант. Трилогия «Киберпространство» - Гибсон Уильям

– А у нас топливо заканчивается, – заметил Стойко.

– Можно взять с оставшихся спускаемых аппаратов, – предложил Королев.

– И как, черт побери, мы тогда приземлимся? – Гришкин потряс кулаками. – Даже в Сибири есть деревья! Деревья, а над ними – небо! Хрен бы с этим всем! Пусть катится в тартарары! Пусть упадет и сгорит!

Недоеденный пудинг растекся по обшивке.

– О господи! – сконфузился Гришкин. – Извините, полковник. Я же знаю, что вы не можете вернуться.

В музее он обнаружил пилота Татьяну перед этой проклятой картиной высадки на Марс. Щеки ее были мокры от слез.

– Знаете, полковник, ваш бюст установлен на Байконуре. Бронзовый. Я всегда проходила мимо него по пути на лекции. – Ее глаза покраснели от недосыпа.

– Бюсты всегда были и будут. – Он улыбнулся и взял ее за руку. – Так уж устроены академии.

– Как оно было там в этот день? – Татьяна все еще смотрела на картину.

– Я почти не помню. Так часто смотрел записи, что помню скорее их. Теперь мои воспоминания о Марсе не отличаются от воспоминаний любого школьника. – Он снова улыбнулся. – Но было не так, как на этой дрянной картине. В этом, вопреки всему, я уверен.

– Почему же это случилось, полковник? Почему все заканчивается? Когда я была маленькой, я смотрела телевизор… Казалось, наше великое космическое будущее – это навсегда…

– Может, американцы были правы? Японцы послали в космос машины, роботы построили их орбитальные лаборатории. Добыча полезных ископаемых на Луне оказалась неэффективной, но мы считали, что в космосе останется хотя бы постоянная исследовательская станция. Все дело в наполненности кошельков. В кабинетах, где принимают решения.

– Вот оно, окончательное решение проблемы Космограда. – Она передала Королеву клочок бумаги. – Я обнаружила это в распечатке московских приказов Ефремову. Они пойдут на неконтролируемое снижение орбиты в течение ближайших трех месяцев.

Полковник поймал себя на том, что тоже всматривается в картину, к которой питал отвращение.

– Это уже не имеет значения, – услышал он свой голос.

А потом она разрыдалась, уткнувшись Королеву в покалеченное плечо.

– Но у меня есть план, Татьяна, – говорил он, поглаживая ее волосы. – Послушайте…

Королев взглянул на свой старенький «ролекс». Они пролетали над Восточной Сибирью. Он помнил, как швейцарский посол подарил ему эти часы в огромном сводчатом зале Большого Кремлевского дворца.

Пора было приступать.

Полковник выплыл из «Салюта» в стыковочный отсек, отмахиваясь от распечатки, которая норовила опутать ему голову.

Здоровая рука все еще могла работать быстро и точно. Улыбаясь, он вытащил кислородный баллон из крепежных ремней. Ухватившись за поручень, он изо всех сил, на которые был способен, швырнул баллон в противоположную стену. С громким лязгом баллон отскочил, не причинив вреда. Королев подхватил его и снова швырнул.

А потом включил кнопку декомпрессионной тревоги.

Сирены выплюнули облачко пыли и завыли. Взвизгнула гидравлика, и – по тревоге – закрылись переборки между отсеками. Уши Королева заложило. Он чихнул и снова подобрал баллон.

Свет вспыхнул и погас. Полковник улыбался в темноте, обняв стальной баллон. Стойко сумел устроить критический системный сбой. Это оказалось нетрудно. Система и так балансировала на грани коллапса из-за переполненных пиратским видео банков памяти.

– Вот вам бой без перчаток! – процедил Королев, снова ударяя баллоном об стену; зажегся неяркий свет – заработали резервные генераторы.

Плечо заболело, но он продолжал молотить баллоном, припоминая грохот настоящей разгерметизации. Нужно сильнее, чтобы у Ефремова и канониров не оставалось сомнений.

Со скрипом начало поворачиваться колесо ручного затвора одного из люков. Наконец с глухим стуком люк открылся – и внутрь заглянула Татьяна. Она застенчиво улыбалась.

– Сантехника освободили? – спросил полковник, отпуская баллон.

– Стойко и Уманский договариваются с охранниками. – Она стукнула кулаком об открытую ладонь. – Гришкин готовит посадочные модули.

Королев последовал за нею в следующий стыковочный отсек. Стойко уже помогал Сантехнику выбраться из люка, который вел в казармы. Никита был бос, лицо его поросло неопрятной щетиной. За ним следовал метеоролог Уманский, таща за собою безвольное тело солдата.

– Как вы, Никита? – спросил Королев.

– Трясет. Они держали меня на «ужасе». Дозы небольшие, но мне хватило поверить, что разгерметизация настоящая.

Из ближайшего к Королеву «Союза» выплыл Гришкин. За ним на нейлоновом тросе тянулся шлейф из приборов и инструментов.

– Все спускаемые аппараты в норме. Сбой вывел их в автоматический режим. Я подкрутил отверткой систему дистанционного управления, так что с Земли вмешаться не смогут. Как ты, Никита? – спросил он Сантехника. – Готов к экстренной посадке в Центральном Китае?

Тот вздрогнул, поморщился и затряс головой:

– Я не говорю по-китайски.

– Вот тебе транскрипция. – Стойко протянул распечатку. – Это означает: «Я ХОЧУ СДАТЬСЯ. ПРОВОДИТЕ МЕНЯ В БЛИЖАЙШЕЕ ЯПОНСКОЕ ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВО».

Никита улыбнулся и взъерошил жесткие от пота волосы.

– А вы сами что будете делать? – спросил он.

– Думаешь, только для тебя стараемся? – Татьяна скорчила рожу. – Позаботься, чтобы вся распечатка попала к китайцам. У каждого из нас есть копия. Пусть весь мир узнает, что Советский Союз собирается сделать с Юрием Васильевичем Королевым, первым человеком на Марсе.

Она послала Сантехнику воздушный поцелуй.

– А что нам делать с Филипченко? – спросил Уманский.

Около щеки находящегося без сознания солдата парили несколько капелек спекшейся крови.

– Почему бы вам не взять подонка с собою? – предложил Королев.

– Поехали, говнюк. – Никита схватил Филипченко за пояс и закинул в «Союз». – Я сделаю тебе самое большое одолжение в твоей жалкой жизни.

Королев наблюдал, как Стойко и Гришкин задраивают за ними люк.

– Где Романенко и Валентина? – спросил он, поглядывая на часы.

– Здесь, мой командир. – Валентина выглянула из другого «Союза», светлые волосы окутали ее лицо. – Мы тут… проверяли оборудование, – хихикнула она.

– У вас будет достаточно времени в Токио, чтобы заняться этим, – резко сказал полковник. – Через несколько минут поднимут перехватчики в Ханое и во Владивостоке.

Из люка вытянулась голая мускулистая рука Романенко и увлекла ее обратно. Стойко и Гришкин задраили люк.

– Космическая идиллия. – Татьяна сделала вид, что плюется.

Космоград содрогнулся от глухого удара, это отчалил Никита со все еще бесчувственным Филипченко. Ухнуло еще раз – отошел «Союз» с любовниками.

– Пойдем, дружище Уманский, – позвал Стойко. – Всего хорошего, полковник! – Двое скрылись в коридоре.

– Я с тобой. – Гришкин улыбнулся Татьяне. – Ты – пилот, в конце концов.

– Нет, – возразила она, – поодиночке. Это увеличит наши шансы. С управлением справится автоматика, просто ничего не трогай.

Она помогла молодому человеку забраться в последний «Союз», присоединенный к этому стыковочному отсеку.

– Пойдем на танцы, Таня, – пригласил Гришкин, – когда доберемся до Токио.

Она задраила люк. Снова глухой удар – Стойко с Уманским отчалили от соседнего стыковочного отсека.

– Ступайте, Татьяна, – поторопил Королев. – Быстрее. Не хотелось бы, чтобы вас подстрелили над нейтральными водами.

– И вы останетесь один на один с врагами, полковник?

– Когда вы улетите, им незачем будет тут задерживаться, – объяснил он. – А для того чтобы Кремль поимел совесть оставить меня в живых, нужна огласка.

– Что мне говорить в Токио, полковник? Вы хотите что-нибудь передать?

– Скажите им… – В голову лезли тысячи штампов – хотелось истерически рассмеяться, так все они соответствовали ситуации: «Один шажок человека…», «Мы пришли с миром…», «Пролетарии всех стран…» – Скажите просто, что мне нужен космос, – тут он сжал свое птичье запястье, – до самого мозга костей.