Абиссинец - Подшивалов Анатолий Анатольевич

Крепость, значит, служила резиденцией, а орудия по углам стояли для красоты. Что же, придется обороняться, если начнем отступать, изрубят в клочки. Приказал Нечипоренко собирать артиллеристов, а казакам обороняться в предполье в готовности либо уйти, либо занять крепость, если нам удастся подавить батареи противника. Смотрю, к нам ковыляют, пользуясь передышкой в артогне и держась друг за друга, казак и итальянец, оба в госпитальных халатах. Капрал Серджио поддерживает Матвея, так они и доковыляли. Матвей сказал, что они не стали бежать к форту, как велели, а наоборот, попрятались в кустах, отойдя по речному руслу, там еще десяток докторов и сестер и человек двадцать ходячих раненых с ними. Пришел старший по артиллерии фейерверкер Новиков и с ним еще восемь артиллеристов.

Полезли на стену, орудия стоят как на параде, чтобы красиво было. Еще на стене толпилось человек двадцать артиллеристов в красных курточках, которые заряжали (все вместе) одну 37-мм пушку Гочкиса. Спросил, понимает ли кто по-французски, один нашелся, и то слава богу. Велел притащить все пушки на сторону, смотрящую на противника, и выкопать ямы для них глубиной по полметра, показал рукой, сколько это будет. Серджио вызвался научить, как обращаться с орудием. Принесли снаряды и пороховые заряды (орудие хоть и казнозарядное, но раздельного заряжания). Снаряды цилиндрические, с конической головкой и вдавленным донцем, типа пули Минье, с пояском и ушками из какого-то сплава [44]. Зарядили гранату, навели, я отдал свой бинокль Серджио, пусть командует:

– Tiro! [45]

Я продублировал команду, опустив поднятую руку, Новиков дернул за шнур. Пушка рявкнула и подпрыгнула козлом. У этой модели 80 мм полевого орудия был предусмотрен шнур, наматывающийся на ось при отдаче и прижимающий тормозные колодки, поэтому пушка не откатывалась на пять-шесть метров, а только прыгала.

Даже без бинокля вижу небольшой недолет. Еще граната – перелет. Вот и «артиллерийская вилка». Сейчас накроет. И точно, что-то вверх полетело.

– Un colpo! [46]

Еще семью гранатными выстрелами батарея была подавлена полностью. Итальянцы пытались огрызаться, но получилось у них слабо, только облегчали прицел, демаскируя свои орудия выстрелами. Потом Серджио что-то принялся объяснять Новикову, и надо же, они понимали друг друга: вертели маховички наводки, смотрели в прицел. Новиков выпустил пару снарядов, одну гранату и одну шрапнель. Подошел и отрапортовал, что, мол, ваше превосходительство, с орудием разобрался, машина несложная, но мощная и бьёт далеко.

Пока Серджио был занят с Новиковым, спросил Матвея, с чего это Серджио решил нам помогать. Тот ответил, что в госпитале у него зазноба образовалась, сестричка милосердная, капрал ей песни пел (видимо, «а капелла» [47]) и вообще, объяснил Матвею, что нравится она ему и он ей предложение сделать хочет. А потом нашел ее, когда вернулись к порушенным госпитальным палаткам, разрубленную саблей, и выл, как зверь какой. Потом велел Матвею вести его к орудию.

В крепость стали собираться раненые и уцелевший персонал госпиталя. Оборудование, большей частью, не пострадало, его налетчики не тронули, так же как и аптеку. Укрыли госпиталь в отрытом еще итальянцами каземате с внутренней стороны стены и вышли наружу. Петров закончил фотографировать и теперь руководил похоронами вместе с Семирягой. Все убитые были сложены у длинной траншеи, куда их передавали на руках, укладывая в ряд. Потом поставили крест, где перечислили пофамильно погибший персонал госпиталя и дописав «с ними 67 раненых госпиталя, убитых итальянскими колонизаторами».

В крепость перенесли продовольствие. Большие глиняные кувшины были наполнены водой, но я велел выкопать траншею в рост от ворот крепости до источника воды. Хорошо, что здесь земля без камней, а то «драгуны» бы легли в ту же траншею, но к вечеру защищенный проход к воде закончили, все же почти три тысячи человек копали по очереди. Наши все переехали из лагеря в крепость и ниже цветного абиссинского флага был поднят мой личный треугольный флажок. Потом поехал в бывший лагерь. Увидел одиноко стоявший шатер Ильга и, еще не веря, что он – здесь, прокричал внутрь:

– Альфред, ты не уехал со всеми?

– Нет, мне было велено дожидаться здесь, поэтому я никуда не побежал и слуги мои тоже. Хочешь лимонаду?

Ну, просто не швейцарец, а самурай какой-то! Сёгун [48] велел быть здесь, и он останется один перед всем вражеским войском. Предложил ему переехать в крепость. Мы там вполне укрепились после бегства Мэнгеши с Таиту, и даже перестреляли пару эскадронов кавалерии и подавили артиллерийскую батарею противника. К сожалению, прежде чем мы успели на помощь, итальянцы практически вырезали русский госпиталь.

– Как, они же были под защитой Красного Креста?!

– Мы сделали фотографии разгромленного госпиталя, если они достигнут печати, то общественное мнение отшатнется от Италии, на них перестанут смотреть как на цивилизованную державу. Они убивали не только врачей с повязками Красного Креста на рукавах мундиров, но и сестер милосердия и даже священника с крестом, который пытался их остановить. Я попросил снять все это на фотографические пластинки, а теперь не знаю, где бы их проявить.

– Думаю, что здесь это сделать невозможно. Я знаком с Гюставом Муанье, швейцарским юристом и председателем Международного Комитета Красного Креста. Я немедленно обращусь к нему с письмом, где, даже без фотографий, опишу это вопиющее нарушение международного права и правил цивилизованного ведения войны (надо же, оказывается, были и такие). А пластинки отправлю с Пьетро Антонелли через Джибути, там же останавливаются иностранные пароходы, только русским нельзя, а так – рейсы есть и в Порт-Саид и дальше. Дам ему денег – доберется, а в Италии скажет, что освободили под честное слово не воевать с нами.

Все же уговорил Ильга переехать в крепость. Ночь прошла спокойно, а к полудню следующего дня появился сам Менелик с расами, азмачами всех мастей, толпой пестрых гвардейцев, огромным обозом и так далее. Расы кинулись собирать разбежавшиеся войска, слуги поставили новый шатер поближе к крепости, и негус зашел меня проведать. Поднялись на стену, Менелик подивился новым орудиям, дал ему поглядеть в бинокль на останки итальянской конницы и разгромленную батарею вдалеке. Ильг рассказал о погибших в русском госпитале и то, что мы сделали фотоснимки, если их передать в западную прессу, то все с возмущением отвернутся от Италии.

Но негуса это как-то не интересовало, похоже, он был шокирован тем, что его армия, оставшись без начальников, попросту разбежалась. Так ничего и не сказав, он удалился с Ильгом. Ну что еще взять со средневекового государства с самодержавным государем. Пока палка рядом и можно получить по мозгам, все раболепствуют. Ослабни государь или умри, всё, как будто ничего не было, все кинулись по своим норам и, отдышавшись, начнут грызться друг с другом. Похоже, с этой Абиссинией я ввязался в очередную авантюру…

Появился Мэконнын, похоже, он был искренне рад увидеть меня живым и здоровым. Вот из него получился бы государь получше, умен и крут у меня тесть, что еще для царя нужно! Нет, что-то меня на дворцовые перевороты потянуло, тут того и гляди итальянцы шашлык сделают, а он опять какие-то авантюры затевает (это я про себя). Рассказал, что было, про поход, как пушки захватили, встречу с Таиту (тот еще подарок), ночной переполох, госпиталь, артиллерийскую дуэль. Рас сказал, что они приняли решение о генеральном сражении недалеко возле местечка Адуа, но услышали отдаленные орудийные выстрелы и вернулись назад. Сказать, что негус в гневе, это ничего не сказать, увидев, что в лагере никого, он было велел всех командиров выше башей отловить и на кол посадить, но Мэконнын сказал, что это он успеет, а кто командовать в сражении тогда будет? Вот по результатам войны и примем решение, кого наказать, а кого простить.