Долг чести - Поселягин Владимир Геннадьевич
Раздавшийся где-то в изголовье писк прервал мои размышления. Я как раз начал проверять руки и ноги, чувствительность появилась, шевелятся, когда этот звук появился. Палату сразу наводнили люди, медики, пятеро, две женщины и трое врачей. Белые комбинезоны, повязки на лицах, глаза одного врача я узнал, это он светил мне в глаза там, в операционной.
Говорить я не мог, только мычать. Мне задавали вопросы на русском, но с таким акцентом, что я заподозрил, что не в России. Так что стал делать вид что я не понимаю. Мало ли вражины какие? То, что тело не мое старое, это точно. Зубы не родные, трех вообще не было, плюс причиндалы на месте, мои оторваны были, а тут чувствую, что все на месте. В туалет сильно хотелось. В общем, врачи час вокруг меня суетились, замеры делали, анализы, пытались допрос провести. Однако не получилось. Тело сильно покалывало, но с каждым часом я чувствовал его все лучше и лучше. Наконец от меня отстали, все анализы взяли и ушли. Правда, через двадцать минут одна медсестра вернулась и села в уголочке, работая с чем-то, сильно напоминающим планшет, изредка поглядывая на меня.
Три дня мне удавалось водить врачей за нос, или, как я чуть позже понял, мне это позволяли. Уже через сутки я мог с некоторым трудом ходить, но из палаты меня не выпускали. Санузла тут не было, только непривычного вида раковина, так что умывался, а ходил в утку. Мне кажется, она одна тут была привычного вида.
Вот так через три дня после моего перемещения я понял, что попал в тело тридцатилетнего мужика, судя по виду и наколкам, или бомж, или зек. Думаю, последнее скорее всего. Может, смертника какого решили использовать, чтобы вселить меня в это тело.
То, что именно это произошло, я понял после долгого анализа произошедших событий. Тут как-то другого ответа и не было. Так вот, через три дня ко мне пришел тот, кто мог ответить на мои вопросы. Тоже в комбинезоне. Тут почему-то они все в них ходили, только у него темно-серый был, а не белоснежный, как у медиков.
Кстати, я потихоньку начал общаться с врачами, налаживая контакт. Один раз у них промелькнуло слово «перемещение», этому говоруну рот сразу заткнули, видимо, было запрещено выдавать какую-либо информацию, но мне этого хватило.
А тут пришел этот мужчина. Лет сорока на вид, виски уже покрыты серебром седины, цепкий взгляд, явно из конторы глубоко бурения, ухватки характерные для их спецов. Сел на стул, что поставил рядом с моей койкой, с виду стул деревянный, как настоящий, а так пластик. Слишком легкий, даже не ударишь. Это я так, по привычке проверил.
– Итак, здравствуйте. Разрешите представиться: следователь службы безопасности Бо́рис Зельдман.
– Иностранец? Француз? – уточнил я. – Вы первый кто представился. Медики этого не делали.
– По нашей просьбе. А почему иностранец? Я, между прочим, чистокровный русский.
– Я это заметил. Имя и фамилия говорящие. – Иронию в моем тоне можно ложкой черпать. – Бориса через «о» называют только французы, а Зельдман – еврейская фамилия. А так русский, ага.
– Хм, фамилию мой прадед в детском доме получил, а так какая разница, какая кровь течет в венах. Главное – верить, что ты русский.
– И не поспоришь. Ладно, отбросим словесную чепуху. Я хочу знать, почему вы меня сюда выдернули? Да еще в это тело вселили. Оно бракованное.
– Да, мне известно, что правая нога плохо гнется. Последствия старой травмы, но лечить мы не стали, на результат эксперимента это не влияет, а медикаменты у нас дорогие.
– Короче.
– Прежде чем ответить на ваши вопросы, позвольте мне начать. Мне нужно провести опрос. Ваше имя, отчество, фамилия?
– Иван Терентьевич Михайлов, – ответил я.
– Из какого вы года?
– Из тысяча девятьсот сорок девятого.
– Хм. – Тот оторвался от планшета, по которому, видимо, вел записи. – Проверка медиков показала, что вы отлично ладите с электроникой. Вам давали планшет, и вы работали с программами.
– Там не сложно, в иконки тыкал и открывал. Только времени и не было на планшете. Какой сейчас год?
– Чуть позже. Поясните, почему вам известно высокоразвитое оборудование? В тысяча девятьсот сорок девятом его точно не было, первые экземпляры появились около двухтысячных.
– Вы от меня что-то скрываете, так почему я должен быть откровенным? Давайте так: я отвечаю на ваш вопрос, потом вы на мой, я на ваш, и вы на мой. Пока мы не разберемся в этой непонятной ситуации.
У того на несколько секунд расфокусировалось зрение. Не похоже, что он задумался, больше похоже, что с кем-то общался. Снова посмотрев на меня, Борис кивнул:
– Хорошо, нас это устраивает.
– Нравится мне это ваше «нас». Ладно, начинайте. Можете первым задавать.
– Хорошо. Ваши настоящие имя, фамилия и отчество? Из какого вы времени?
– Из две тысячи девятнадцатого. Игорь Всеволодович Лисов. Моя очередь. Какой год?
– Триста восемьдесят восьмой от Большой Войны.
– Не понял? Я от Рождества Христова спрашивал.
– Это уже второй вопрос. Мы не используем старое времяисчисление. Моя очередь. Сколько лет вы прожили в новом теле после перемещения?
– В первом теле – тридцать пять лет, во втором – месяц и восемь дней.
– Вы два раза перемещались? – явно удивился мужчина.
– Это второй вопрос. Моя очередь. Вопрос тот же, но от Рождества Христова.
– Две тысячи четыреста восьмой от Рождества Христова.
– Ага, минус триста восемьдесят восемь, и будет… две тысячи двадцатый. И что там случилось? Это не вопрос, а мысли вслух, – быстро добавил я.
– Хорошо. Свой вопрос я повторю. Сколько перемещений было и в кого?
– Сначала – в Игоря Михайловича Волкова. Тысяча девятьсот четырнадцатый год, подпоручик, офицер. Перед самым началом Империалистической войны. Участвовал. Закончил графом и полковником гвардии. Погиб в тысяча девятьсот сорок девятом, когда началась Вторая мировая война, и переместился в тело своего ординарца, денщика и по совместительству адъютанта, казака тринадцати лет, Ивана Терентьевича Михайлова. Там и полтора месяца не прожил, как вы к себе выдернули. Хм, в будущее. Теперь мой вопрос. Что за Большая Война? Хотелось бы на мой вопрос получить более развернутый ответ.
Сотрудник СБ, что вел опрос, изрядно загрузился от моих ответов и на вопрос он отреагировал слабо. Похоже, снова на связи был, с кем-то общался, получая для меня новые вопросы или обсуждая последний ответ. Однако вскоре все же очнулся и сообщил:
– Слишком много времени может занять описание случившегося. Я вам чуть позже выдам служебный планшет, там все будет. Однако, если кратко, на вопрос отвечу. В конце две тысячи двадцатого случилась ядерная война. Ударили американцы по России, мы – в ответ. Тут и китайцы присоединились, били по нам и по ним. Да по всем. Как описывали фантасты, дошло до ядерной зимы, длилась она полгода, пока не осели мелкие частицы пепла и не потеплело. Однако Земля была заражена радиацией. Почти полностью. Выживали в бункерах. Выжило около двухсот миллионов, если всю Землю брать, половина из них – в России. Треть из них получили облучение. Чистые земли только в бывшей Сибири, немного в Африке, в Австралии и в Аргентине. Мы – поставщики продовольствия для всех остальных. Это и есть Большая Война. Все проиграли. Сейчас количество населения поднялось до полутора миллиардов.
– Ясно. Слушаю ваш вопрос.
– Как случилось второе перемещение? Без аппаратуры?
– Сам гадаю. Я летел на самолете. Нас сбили. На борту только Иван был. Предполагаю, по той причине, что он был ближе всех, меня и переместило. Другого ответа нет, я не специалист.
– Блуждающий странник, – промотал тот.
– Что?
– Это я не вам, это версия ученых. Мы на связи.
– Я это понял. У вас взгляд расфокусировывается, когда вы общаетесь с кем-то. Как вы это делаете? Вслух не говорите, микрофона и динамика не вижу, однако явно задаете вопросы и получаете ответы. Или не задаете?
– Это вопрос?
– Да.
– Задаю. Мысленно. Это новейшие технологии. Называется нейросеть. Уже сто пятьдесят лет используем. Мы превратили мечты писателей-фантастов в жизнь. У меня стоит нейросеть модели «Администратор-ПятьУ». Это значит пятого поколения, универсальная, для работы с большим объемом информации. СБ их тоже используют, в основном у следователей. Гражданским доступны пока не выше третьего.