Комдив - Берг Александр Анатольевич

А группа капитана Никонова спустя некоторое время вышла в подвал неказистого дома, который не годился ни на что, даже для постоя немецких солдат: ещё до начала войны его готовили под снос, а потому там не было ни окон, ни даже крыши, только горы мусора. А вскоре из захламлённого подвала заброшенного двухэтажного дома, оглядевшись, вышло небольшое подразделение вермахта и уже открыто двинулось дальше. Было начало ночи.

Через некоторое время навстречу подразделению попался немецкий патруль. Казалось бы, всё было как всегда. Однако не успел командир подразделения подойти к патрульным, как те стали падать на землю, а в тишине ночи слышался лишь тихий кашель. Наганы с глушителями, которыми были вооружены почти все разведчики и диверсанты моей дивизии, отработали на отлично, хотя попотеть, чтобы их выбить, мне пришлось изрядно. Быстро проверив патруль, чтобы не оставлять подранков, разведчики подхватили их тела и затащили в подвал ближайшего дома, где и скинули в небольшой глухой комнате, после чего закрыли дверь и набросали на неё мусора. Теперь найти останки немецкого патруля было практически невозможно.

Группа капитана Никонова двинулась дальше. На окраине города расположилась немецкая миномётная батарея, она и была сегодняшней целью разведчиков. Где именно стояла батарея, было неизвестно, лишь примерный квартал, но поиски долго не продлились: через час, прочесав квартал, её нашли.

Сняв часовых, разведчики, вооружившись ножами, принялись резать спящих немцев. Можно было, конечно, отработать их и из револьверов с глушителями, но это и лишний расход патронов, и лишний износ глушителей, которые не очень долговечны и регулярно требуют обслуживания. Да даже тихий кашель при выстреле может разбудить спящего немца, вдруг попадётся кто с тонким слухом. Отработав миномётчиков, разведчики заминировали все миномёты и мины к ним, причём рвануть должно было всё разом и одновременно, когда потревожат тонкую леску, опоясывающую позиции миномётчиков.

Рвануло уже под самое утро, когда разведчиков, которые на обратном пути ликвидировали ещё один патруль противника, и след простыл. Выход прошёл удачно, собственных потерь не было, зато немцам как следует насолили.

Наличие достаточного количества таких вот лазов на вражескую территорию позволяло моим разведчикам и диверсантам свободно и незаметно туда проникать и так же тихо уходить, уничтожив очередную группу немцев. Вскоре у противника началась тихая паника, все стали очень нервными, даже появились случаи открытия дружественного огня. Понять немцев было можно: если в твоём собственном тылу регулярно бесследно пропадают патрули, а достаточно небольшие подразделения рискуют утром не проснуться, то волей-неволей нервничать начнёшь. В городе к тому времени было уже слишком много развалин, так что прятать тела патрулей было где.

К тому же неизвестность страшит ещё больше. Как говорится, лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Если ежедневно часть патрулей исчезает бесследно, это страшит намного больше, чем обычное уничтожение патруля и обнаруженные утром тела.

Если на других участках немцы хоть медленно, но верно выдавливали наших бойцов, то на участке моей армии они встали, и никакие их уловки не могли им помочь продвинуться вперёд хоть на один квартал. Хорошо подготовленная оборона позволила нам с минимальными потерями держать фронт. Однако в итоге через месяц мне через генерала Севастьянова всё же пришлось отдать приказ на отход к следующей линии обороны.

Всё то время, пока мы держались против немцев, часть бойцов готовила новую линию обороны. Я не оставлял своих бойцов всё время на передовой, благо людей пока было достаточно, и я надеялся, что так будет и дальше. Неделю они проводили на передовой, а затем следовала ротация в тыл на отдых. Правда, отдых заключался в строительстве укреплений, но бойцы были рады и этому, всё-таки не под обстрелом противника.

Эти укрепления начали строить ещё сразу после нашего прибытия в Сталинград, просто всегда найдётся что улучшить: да хотя бы укрепить подвал или первый этаж здания, неважно чем – металлическими балками, брёвнами или простейшей аркой, сделанной из кирпича или камня. Все успели убедиться в эффективности подобных усовершенствований. Ещё ни одно такое укрытие не было разрушено при обрушении дома, за исключением разве что отдельных случаев, когда немцы использовали тяжёлые бомбы, которые взрывались не сразу, а с задержкой, чтобы бомба успела своим весом пробить все перекрытия и взорваться уже в самом низу. И то в некоторых случаях, когда нижние помещения были усилены сварными клетками из металлических балок с листами металла под потолком, хоть укрепление и практически разрушалось, однако бойцы внутри частично выживали.

А причина отступления была банальна – выравнивание линии фронта, когда мои соседи отступали слишком далеко. Но вскоре это прекратилось. Впечатлённый моей обороной и тем, как я всё у себя устроил, командующий фронтом вставил основательные пистоны командирам дивизий, и вскоре вся оборона города была построена по моему принципу. Тут могут спросить: а почему я раньше никому не посоветовал или не подсказал именно так сделать? Но кто бы меня стал слушать кроме тех, кто меня уже знает? Для всех остальных я молокосос, у которого ещё материнское молоко на губах не обсохло, наглый молодой выскочка, умудрившийся, пустив пыль в глаза начальству, пролезть наверх. Где это видано: всего лишь чуть за двадцать – и уже полковник и командир дивизии?! Значит, или чей-то сынок, или карьерист-жополиз. Так и к чему такого слушать?

В итоге пришлось отдать почти половину города, но дальше немцы продвинуться не смогли, встав уже окончательно. Началась долгая позиционная война. Сталинград потихоньку превращался в руины – ни мы, ни противник снарядов не жалели, – а потому линия обороны скоро стала отлично видна по поясу почти тотального разрушения домов в месте соприкосновения.

Благодаря тому, что я своевременно распорядился укреплять подвалы и первые этажи зданий, вся линия моей обороны вскоре представляла собой хорошо защищённые огневые точки. Обрушившиеся верхние этажи основательно заваливали крышу, и теперь ни тяжёлые снаряды, ни бомбы не могли проломить их сверху. Немцы вынуждены были всё время подводить резервы, так как все попытки штурма наших позиций приводили лишь к одному – большим потерям среди нападавших.

Но и мы не сидели на попе ровно, лишь послушно отбивая вражеские атаки. Мне сильно не нравилась вражеская артиллерия, и я предпринял ряд действий. После того как мои орлы за несколько ночей уничтожили семь гаубичных подразделений вермахта, каждое такое подразделение стала охранять рота немцев, причём количество часовых ночью просто зашкаливало, а стоило кому-то хоть на миг задержаться, как сразу поднималась тревога.

В таких условиях работать как прежде стало невозможно, а потому мы сменили тактику. За прошедшее время мои разведчики стали настоящими универсалами, освоив почти все воинские профессии. Прихватив с собой батальонный миномёт и пару десятков уже готовых к выстрелам мин, они через подземные проходы выходили к заранее разведанному месту, устанавливали там миномёт, за пару минут делали два десятка выстрелов, обстреливая расположившиеся в городе немецкие гаубицы, и сразу сматывались. На дело по-прежнему выходили ночью. Кроме них с немецкой артиллерией боролись и мои орудия, так что нередки были артиллерийские дуэли.

Немцам было трудней обнаруживать точное место расположения наших орудий, так как городская застройка мешала их акустической разведке, а маскировали мы их так хорошо, что даже авиации было трудно их засечь, а разница даже в квартал сводила все усилия по подавлению на нет.

Старшина Румов (вернее, уже лейтенант Румов: его тоже повысили в звании, причём дав не младшего лейтенанта, а сразу лейтенанта) пробирался со своей группой по подземным проходам в немецкий тыл. Место предстоящей работы он досконально изучил ещё сразу после прибытия дивизии в Сталинград. Не жалуясь на память, Румов тщательно запомнил этот участок города как сверху, так и его подземные коммуникации, так что теперь отлично ориентировался как наверху, так и внизу и мог легко выйти в любую точку.