Брэдли Джордж - Наемник
В это же мгновение затих мягкий бриз, еще секунду назад гладивший ласковым дыханием густые седые волосы старца. Смолкли скрип снастей и крики матросов, воцарились полная тишина.
Запрокидывая голову, Найл и Хуссу следили за неожиданным воспарением. Казалось, что еще немного, и собеседник исчезнет в вышине, растворится в прозрачной синеве необъятного неба. Но вскоре движение прекратилось, и старец невесомо завис, застыл в воздухе примерно метрах в четырех от дощатой палубы, почти касаясь плечом прямоугольного паруса передней мачты.
Складки длинного плаща-хламиды неподвижно, скульптурно вздыбились. Невозмутимое лицо обратилось вдаль, а глаза торжественно уставились в одну точку.
Найлу оставалось только удрученно вздохнуть и ждать, пока оживет «статуя», парящая над кораблем.
Седовласый мудрец во внешнему виду ничем не отличался от реального человека, но при этом Найл ни на секунду не забывал, что общается с четырехмерной виртуальной конструкцией, с математической моделью, порожденной могучим электронным разумом. Даже мощная, гигантская по силе система могла иногда давать незначительные сбои, заставлявшие прерывать общение.
За десять лет такое случалось всего пару раз. Однажды во время прогулки по тропическому лесу Стигмастер случайно запнулся о толстый корень и стремительно рухнул всем телом в густую траву.
Он поднялся каким-то невероятным способом,- прямой спиной вверх, без помощи рук, попытался продолжить беседу, сделал шаг вперед и тут же снова беззвучно грохнулся на живот. Найл насчитал тридцать семь подобных подъемов и падений, прежде чем старцу удалось преодолеть препятствие.
Следующая неприятность настигла в Антарктиде. Почтенный Стииг, прогуливаясь вместе с Найлом по хрустящей крошке, так увлекся рассказом о красотах Южного полюса, что случайно зашел, как в комнату, внутрь огромной ледяной глыбы. Прозрачные гладкие стенки легко пропустили его в глетчер, а потом что-то произошло. Старец растерянно ходил от одной грани к другой, но не мог найти выход, словно сверху его накрыл гигантский хрустальной бокал. Потребовалось немало времени, чтобы он смог выбраться из плена, и то для этого компьютер должен был перенести их в знойный Египет, раскаленным солнцем растопивший морозную толщу ледника.
И в этот раз должно было пройти минут пять томительного ожидания, прежде чем прервавшаяся беседа возобновилась.
Это время Найл решил не терять даром, а послал мысленный импульс Хуссу,- приказал пауку обозреть все происходящее вокруг с самой верхней точки корабля, чтобы узнать, как далеко простирается остров, раскинувшийся прямо по курсу «Дафны».
Паук мог легко гулять даже по отвесным мокрым стенам и осклизлым заплесневелым потолкам, так что ему не составило труда взлететь на центральную мачту. Он сделал это гораздо быстрее, чем любой вечно трезвый матрос с «Дафны», и в одно мгновение замер на самой макушке в напряженной позе наблюдателя.
Подключившись к сознанию Хуссу, Найл взглянул на мир так, как он виделся пустыннику. Пара главных, длиннофокусных глаз, выпирающая двумя буграми в середине головы, могла не хуже иных подзорных труб приближать предметы, находящиеся на значительном расстоянии.
Вокруг этих выпученных основных глаз, ожерельем раскинулись мелкие блестящие пуговицы периферийных, обогащающих центральный обзор боковыми ракурсами. Причем за счет особых мышц мелкие глаза могли даже немного передвигаться в стороны, что вообще обеспечивало полную панорамную картину.
Поразительно, но мощь зрения пустынника не понадобилась, все оказалось напрасно!
Найл понял через несколько секунд, что все это время паук не видел абсолютно ничего…
Перед взором пустынника не было ни морских волн с пенящимися гребешками, ни яркого солнца на голубом небе, ни изумительно красивого парусника, кишащего матросами.
Мимо его сознания прошло абсолютно все, что видел сегодня Найл,- и проделки Дафны в величественной библиотеке, и ужасающий шторм, и горластые чайки, и невероятные трюки дельфина!
Вместо красивой иллюзорной картины все восемь паучьих глаз фиксировали только безостановочное мерцание линий и плавное пульсирование световых точек, составляющих яркие пейзажи.
Сознание паука фиксировало компьютерные образы только в виде бесформенной информации, точно так же как музыку ангельской красоты он слышал как звуковое месиво, как странный неорганизованный шум.
Как ни поворачивался Хуссу, перед взором пустынника возникала только фигура какого-то тридцатилетнего мужчины, с удрученным лицом стоявшего у борта и поправлявшего всклокоченные волосы.
Подключившись к восприятию паука, в незнакомце Найл без труда узнал себя…
Убедившись в этом, Найл послал наверх мысленную команду и Хуссу мгновенно возвратился.
Наконец, поднявшийся бриз снова начал трепать складки одежды: значит, компьютер справился с ошибкой. Старец медленно опустился на прежнее место, глаза его обрели осмысленное выражение, длинные пряди зашевелились в потоках ветра. Как ни в чем не бывало, он возобновил свой рассказ:
– Торвальд Стииг, самый гениальный ученый третьего тысячелетия, много лет бился над проблемой перемещений во времени. К концу двадцать второго века никого нельзя уже было удивить виртуальной реальностью. Любому недоумку достаточно было опустить зад в кресло, нахлобучить на голову контактный шлем с парой жидкокристаллических экранов и можно было отправляться в самое невероятное путешествие! На выбор существовали внеземельные миры, таинственные лабиринты, полные самых леденящих опасностей, башни драконов и гоблинов… Но профессор Стииг хотел иного: он собирался добиться способа, при котором физическое тело могло свободно перемещаться в хроноконтиниуме… Начал он с трех величайших уравнений Эйнштейна. Ты должен знать знаменитые формулы, отчеканенные на тысячелетия. Ты представляешь, о чем идет речь?
– Сразу трудно сказать. Мне нужно сосредоточиться,- признался Найл.- Сейчас, попробую найти то, что нужно…
На этот раз пришла его очередь замереть и «зависнуть», связавшись с мозгом Хуссу.
Десять лет назад стены Белой башни впервые раскрылись, впустив его внутрь капсулы времени. За эти годы электронная система, с помощью машины умиротворения и почтенного Стиига, успела обрушить на сознание Найла безбрежные океаны информации, растекшиеся по стеклянным ячейкам памяти. Ничто не пропадало даром, и его разум хранил все сведения, полученные от Стигмастера, только порой требовалось значительное усилие, чтобы мысль могла извлечь из огромных кладовых нужную информацию, пока он не обнаружил удивительную вещь – чтобы не перегружать собственную память, часть знаний он мог мысленно посылать пауку-пустыннику, чтобы в нужный момент выдернуть ее оттуда.
Вот и сейчас, чтобы вспомнить выкладки Эйнштейна, пришлось пару минут сконцентрироваться на поиске. Наконец, необходимые знания нашлись в «кладовке» Хуссу, и уверенным тоном, словно ежедневно только этим и занимался, Найл небрежно заметил:
– Конечно, речь идет о двух законах релятивистского сокращения длины и замедления времени… Прибавим и самую знаменитый закон цюрихского гения, связывающий массу с энергией.
– Совершенно верно,- удовлетворенно кивнул Стииг.- Что было очень важно? То, что в каждом их этих великих уравнений фигурирует скорость света! А само понятие скорости есть ни что иное, как…
– … Производная первого порядка функции пройденного расстояния от времени! – непринужденно подхватил Найл.
– Совершенно верно. Профессор Торвальд перевел все три уравнения в единую форму и бросил в ненасытное чрево самой последней модели своего любимого компьютера, до сих пор моделирующего в Белой башне и твоего покорного слугу. К этому времени в центральном процессоре уже функционировало несколько важных устройств. Импульсный сканер, например, считывал мысли и знания подавляющего числа людей.
– Но как это было возможно технически? Неужели Торвальд Стииг обладал такой невероятной мысленной силой, что мог проникать в сознание миллионов людей?
– Все происходило гораздо сложней, хотя и прозаичней – уважительно протянул старец. К середине двадцать второго века ни одна квартира, хоть и самая бедная, не могла обходиться без компьютера. Даже нищенские трущобы оснащались электронными цепями, иначе в домах не вспыхнул бы свет, не открылись входные двери, не лилась бы вода из кранов. Кибернетические сети в те годы опутали жизнь человечества, как паучьи тенета, и это касалось не только лифтов, часов, телефонов, записных книжек и кредитных карт, ключей-шифров от квартир и противоугонных средств для воздушных катамаранов, планирующих автомашин.
Нет, это все мелочи, главное состояло в следующем: сразу после рождения ребенку вживляли под кожу крохотный кусочек кремния, едва заметную микросхему, включенную в единую электронную Магистраль. Вместе с чипом каждый получал свой идентификационный номер, а уже с этого чипа импульсный сканер Стигмастера считывал данные. Единицы информации, бесчисленные терабайты стекались в одно место…
