Андрей Попов - Солнечное затмение
Стража, несущая свою вахту на стенах Ашера, так привыкла к спокойствию и безмятежности собственного бытия, что их бдительность притупилась до уровня простых деревенских зевак. Да, впрочем, и винить их особо не в чем. Когда они увидели плывущий в единственном числе корабль со стороны вроде как дружественного английского миража, решили, что повода для тревоги нет. Принялись наблюдать за ним в бинокль, да подбадривать друг друга всякими пошлыми шуточками, как делают всякие добропорядочные солдаты, дабы скоротать скучное время дежурства. Тем временем английский фрегат неспеша причалил к берегу. На его палубе, разумеется, не было видно ни вооруженных людей, ни суматохи -- словом, всего того, что франзарцам не следовало бы видеть. Стоял какой-то придурок в форме рядового матроса и приветливо размахивал руками. Стражники в ответ помахали ему правой рукой, предварительно положив на плечо левую: так всегда приветствовали гостей сомнительной репутации.
Огромный английский флот остановился на расстоянии недосягаемом для прожекторов и визуально для франзарцев практически не существовал. Додумался бы хоть кто-нибудь из них пустить в сторону моря сигнальный снаряд или огненный волчок, -- история как минимум двух миражей пошла бы по другому руслу. Но все было тихо и безмятежно, как в сладком, навеянном шепотом волн сновидении. Когда англичане поняли, что бдительность врага им удалось усыпить, то приступили к решающей фазе своего замысла. На палубу главного фрегата вышел сам адмирал Боссони, представился по имени, не забыл приветливо улыбнуться и сказал:
-- Мир вам, братья! Король Англии Эдуант приветствует короля Франзарии Эдвура, а также пэра сего славного города Голлентина!
-- С чем пожаловали, странники больших вод? -- лениво спросил начальник стражи.
И тут произошло нечто любопытное. На палубу в сопровождении четырех солдат вышла толпа каких-то оборванцев -- человек тридцать. Все они были изможденные, грязные, одетые в настоящие лохмотья. Тела большинства из них были перевязаны веревкой, а к спинам двоих вообще привязали какие-то столбы, так что несчастные изгибались под их тяжестью. Начальник франзарской стражи весело присвистнул.
-- Если вы надумали торговать рабами, то вряд ли за этот сброд кто-то отвалит вам приличные деньги.
-- Послушай, брат, эти люди не достойны даже того, чтобы называться рабами. Это солнцепоклонники. Мы их отловили в английских лесах. И все они говорят по-франзарски. Король Эдуант, следуя долгу добропорядочного правителя, хотел их тут же казнить, но потом рассудил и решил передать их вашим властям. Будет справедливее, если вы их осудите по своим законам. Таким образом окрепнет дружба между нашими миражами.
Начальник стражи пожал плечами, затем повел бровями, затем лишь слегка пошевелил мозгами и задал вопрос, который явно не относился к категории остроумных:
-- А к тем несчастным зачем бревна-то привязали?
Боссони за ответом долго в карман не лазил.
-- Это особенно злостные еретики. Они уже несут свое наказание. К тому же, если что, с бревнами они далеко не убегут.
Да... ашерцы грезили своей непобедимостью так уверенно, что их поблекшая фантазия в тот момент была просто не в состоянии вообразить, что именно эти два бревна сыграют ключевую роль в захвате города. Начальник стражи еще раз пожал плечами и отдал команду открыть ворота.
-- Входите. Только всю вашу процессию будет сопровождать две роты наших солдат.
Ворота города, отчаянно скрипя, словно чуя беду, начали приподниматься над землей. Четыре английских конвоира с нескрываемой жестокостью принялись погонять толпу "солнцепоклонников", кто-то из них огрызался, кто-то кричал от отчаяния. Вся эта бутафория была разыграна весьма удачно. Один к одному с действительностью. Великолепные актерские способности англичан так усыпили бдительность привратников, что те забыли даже предупредительно вынуть оружие, от души посмеивались над нелепостью происходящего. А увеселительная нелепость происходящего имела плачевную нелепость последующего. Мнимые еретики вдруг распрямились, вынули спрятанные мечи и, прежде чем франзарцы успели по-настоящему испугаться, перебили привратников.
-- Срочно опустить ворота!! -- не своим голосом заорал начальник стражи.
И тут-то сыграли свою историческую миссию те два бревна, привязанные к злодеям якобы для их наказания. Их вовремя подставили под летящую сверху металлическую массу. Чудовищной силы удар вдавил их в землю, и ворота оказались распертыми, открыв прямой доступ английской армии. В тот же самый момент фрегаты причалили к берегу. В зоне видимости ошеломленных франзарских стражей оказалась целая флотилия.
Поздно завыли сигнальные трубы, поздно зажглась гирлянда факелов. Даже льющийся сверху ураган камней и кипящей смолы не смог остановить обезумевших от удачи англичан. Они влетели в город как саранча, не имеющая счета. Уничтожали все то, что было способно подвергнуться уничтожению. Истерические крики их триумфа перекрыли отчаянные возгласы жителей города. Казалось, этой лавине из солдат, текущей из нелепо открытых ворот никогда не будет конца. Всюду замельтешили красные мундиры с медными остроконечными шлемами. Из франзарцев те, кто был способен сопротивляться, панически отмахивались мечами. Некоторые, явно помрачившись умом, шли в атаку на целую армию и тут же гибли. Тела людей, будто разрезанные ножами огромной мясорубки, разлетались по сторонам. Всюду валялись оторванные головы с судорожно мигающими глазами, части рук и ног, месиво человеческой плоти, костей и дымящиеся лужи крови. Мечи англичан, отточенные как лезвия, веером носились по воздуху, внушая ужас одним своим демоническим свистом. Огнестрельное оружие при штурме практически не применялось. Достаточно было того кровавого кошмара, что сумели принести англичане вместе с собой из внешнего мира. Миф о непобедимости Ашера был опровергнут воплями тысяч обреченных.
В первые полторы эллюсии после захвата чуть ли не четвертая часть горожан покончили собой, спрыгнув с городской стены. Страх голодных отточенных мечей был сильнее страха черной бездны, раскинувшейся за пределами Ашера. Матери хватали своих младенцев и прижимали их к груди, надеясь, что иноземные солдаты сжалятся над ними. Это, кстати, многих спасало. Юные девицы, сообразив, что единственной надеждой на жизнь является для них именно их не изуродованная временем юность, стали спешно прихорашиваться и приветливо улыбаться солдатам. Их тоже оставляли в живых, но предварительно оттаскивали в какое-нибудь укромное местечко, а некоторых насиловали прямо на городских улицах, рядом с изувеченными трупами. Предсмертные стоны убиенных были практически неотличимы от сладострастных стонов захватчиков.
В процессии самого штурма не было ничего оригинального. Так же точно поступали и франзарцы, захватывая города окрестных миражей. Пьяный триумф победы во все эпохи действовал на людей как немереная доза наркотика: каждый держащий меч мнит себя полубогом, а каждый, кто им еще и владеет в бою, вообще -- вершителем судеб. Психология победителей ужасает своей пустотой, и опустошает своим ужасом. Если какой-нибудь армии еще не удалось устроить кровавую оргию, значит, эта армия еще не заслуживает звания победоносной.
Английская армия это заслужила в полной мере. И дымящаяся кровь, разлитая по улицам Ашера, словно жертвенный фимиам, являлась доказательством их могущества...
* * *
Дианелла первая услышала крики со стороны городских улиц и озабоченно посмотрела на Флеменцию. Они обе сидели в отведенном для них будуаре, ожидая маэстро Рудвига. В какофонии людских голосов ничего невозможно было различить, кроме обычной суматохи.
-- Посиди здесь, девочка. Я сейчас все узнаю. -- Флеменция уже встала и направилась к выходу, как появился Рудвиг.
-- Спокойно, мои милые дамы. Это вооруженный захват. Такое в жизни бывает.
Дианелла повернула голову, и в полумраке блеснули волны ее белокурых волос.
-- Разве это не войска моего дяди-короля?
-- Увы, мадмуазель... Кажется, это англичане, коварные похитители маленьких детей. Я тебя не пугаю, девочка, но не вздумай попасться им на глаза!
Внешний шум нарастал, и в нем все отчетливей слышались отголоски надвигающейся паники. Флеменция взяла в свою ладонь маленькую, хрупкую руку своей воспитанницы, погладила ее и вопросительно глянула на маэстро. Тот был в смятении не меньшем, чем остальные, и даже не пытался это скрывать. Его невзрачные серые глаза, маленькие словно у мышонка, забегали в поисках спасительной мысли. Взор, ранее горевший чувственностью и творческим озарением, внезапно потух. Стал прохладным и беспомощно-жалким. Рудвиг был малодушен по своей натуре. Его внутреннее естество, в принципе не способное к подвигам, размякло. Больше всего в сложившейся ситуации он испугался за самого себя. Он даже не замечал, что на него, как на последнее спасение, смотрят две беззащитные дамы, одна из которых совсем малышка. Ее побледневшее лицо, ее наивный, доверчивый взгляд, ее перепуганный голос, на который он возлагал такие надежды...
