Уильям Форстчен - Солдаты
— Вы хотите понять разочарование этой войной, зайдите на фабрики в два часа утром, и вы все поймете. Даже были слухи о забастовках, чтобы протестовать против войны и условий.
— Или так, или убойная яма, — проворчал Ганс, отрезая еще один кусок фрукта, на этот раз, бросая его Винсенту.
— Так уж есть, что, более шести лет прошли с тех пор как этот город был линией фронта, — устало сказал Эндрю.
— У нас уже есть значительно больше сотни тысяч жертв в этой войне. Я могу понять людей здесь, хватающихся за любую соломинку, которую им предлагают.
— Фактически даже хорошие новости с западного фронта, кажется, причиняют нам боль, — сказал Винсент.
— Это какие?
— Извиняюсь, я не предполагал, что вы не слышали. Мы получили надежные разведданные, что Тамуку выгнали те, кто оставались в меркской орде, следующей с ним.
— Этот ублюдок, — прорычал Ганс. — Я надеюсь, что они сделали его евнухом или еще лучше замочили подонка.
Было редко, чтобы Эндрю слышал действительно кровожадный тон в голосе Ганса, но теперь это стало чаще. Тамука был первым, кто держал Ганса в плену. Он видел своего друга, фактически дрожащего со скрытым гневом от простого упоминания имени.
— Что случилось? — спросил Эндрю.
— Вы знаете, что перестрелки на западной границе прекратились. Настолько, что я рекомендую освободить дивизию, размещенную там и переместить ее полностью на восточный фронт. Несколько недель назад, малочисленная группа людей пришла к нашим оборонительным линиям, беженцев тех, кто, очевидно, является людьми, произошедшими от Византийских греков, живущих на юго-западе. Они сказали, что умен мерков прибыл в их город, убил большинство из них, но оставшиеся в живых засвидетельствовали большую ссору, ублюдки убивали друг друга и однорукий мерк, который был их лидером, был изгнан из банды.
— Так и должно быть с ним, — сердито заворчал Ганс. — Даже его собственные дети ненавидят его. И у него нет никакого мужества, умереть с каплей чести, а не бежать.
— Остальная часть их убралась, поскакав на запад; однорукий, с возможно десятком последователей, поехал на восток.
— Интересно куда? — размышлял вслух Эндрю.
— Я надеюсь, что прямиком в ад, — вставил Ганс.
— Известие добралось досюда, и Бугарин сказал, что это показывает, что у нас теперь будет более чем достаточно войск, чтобы защитить себя.
Наступило длинное затишье, и в который раз он был обеспокоен всеми изменениями, которые он и его парни создали здесь. Индустриализация была единственной надеждой для выживания в этих войнах с ордами, опережать их в технологии и использовать это, чтобы компенсировать их умение и численность. Но с тех пор, как появились Гаарк и Джурак, их надежда на это преимущество исчезла, и в любом случае было ясно, что фронт у Капуа потерян. Хотя в его старом мире, Америка воспользовалась технологиями и тем, что могла обеспечить индустриализация, он знал, что у этого была и темная сторона, битком набитые зловонные гадюшники вокруг фабрик, дети, трудящиеся в дымном мраке, отупляющая скука жизни рабочих. Он мог лить бальзам на свою совесть, ведь какова была бы альтернатива, но для большинства крестьян, что произошло в их жизнях? Десять лет назад они в страхе ожидали прибытия тугар, но подчинились той судьбе, зная, что, лишь каждый десятый отправится к забойщику, а затем орда отправлялась дальше, и цикл жизни, в страхе возвращения, продолжался двадцать лет — целую жизнь. Хотя он искренне не мог уразуметь это, он на самом деле мог представить себе ситуацию, при которой некоторые могли бы сказать, что старые способы были предпочтительны перед теми, что у них есть сейчас.
Через высокое окно, он услышал волнение на улице, отдаленный крик, и на мгновение похолодел, задумавшись, а что если там, на улице, уже начался бунт из-за поражения под Капуа. Он, вглядывался прочь, не уверенный в том, что делать дальше.
— Эндрю, мы должны закончить эту войну, — заявил Винсент.
— Ты тоже говоришь о сдаче? — спросил Ганс, заледеневшим голосом.
— Нет, дьявол, нет, — ответил Винсент. — Но это моя работа рассказать Эндрю и вам что происходит в столице. Черт, я бы скорее оказался на фронте, чем здесь. Я знаю, что вы двое видели у Капуа. Разница здесь в том, что, с начала этой кампании, никто на Руси, не считая солдат, не видел бантагов, за исключением тех налетчиков около Кева. Все, что они знают, это лишения и дефицит, не видя врага лицом к лицу. Эти проклятые чинские послы ведут сладкие речи, и кое-кто слушает, а затем распространяет слухи.
— Мои люди, они сотрудничают с послами?
Эндрю счел это интересным, то, как Ганс относился к трем сотням чинов, которых он вывел из плена из Сианя, как «мои люди». В пути они стали его собственной личной охраной. Теперь существовала даже чинская бригада, набранная из тех, кто сбежал во время зимнего прорыва в тылу у Гаарка, и в ближайшее время они отправятся на фронт. В дороге они были личными телохранителями Ганса, его статус освободителя для них, вознес его на богоподобное положение в их глазах. Это была его идея удостовериться, что их ввели в контакт с человеческими послами, представляющими орду.
— У меня есть их отчеты, ожидающие вас, — сказал Винсент. — Несомненно, они признают, что, если они не в состоянии возвратиться с мирным соглашением, все их семьи пошлют в убойные ямы. Некоторые даже шептали, что это все очковтирательство, то, что они говорят, но ни один не сделает так публично из страха, что слова дойдут до Джурака. Но этот Джурак проницателен, чертовски проницателен. Его последний посыльный сказал, что они предложат остановить убойные ямы, также как сделали тугары.
— Гнусная ложь, — прокричал Ганс. — Я был там; я видел, что они делали.
— Тугары прекратили, — сказал Эндрю.
— Мы ничего не слышали о них несколько лет, они прекрасно могли к этому вернуться, — ответил Ганс.
— Я не уверен. Они осознали нашу человечность — что поменяет это?
— И ты веришь этому Джураку? — горячо спросил Ганс.
— Конечно же, нет. Он и я, оба знаем один непреложный факт. Это война на уничтожение. После всего что произошло, этот мир не может вместить нас обоих. Любое его предложение является минутной выгодой для передышки, чтобы разделить нас на части.
— Я хотел бы, что бы у нас была передышка на год, — вставил Винсент.
— Для него это также будет передышкой на год, и платой станет потеря Рима.
— Эндрю!
Удивленный, он поднял взгляд и увидел Кетлин, стоявшую в дверном проеме, с раскрасневшемся лицом, тяжело дышащую, как будто она бежала.
— Что случилось? — И на мгновение он подумал, что что-то произошло с детьми.
— Ты в порядке. Слава богу.
— Что?
— Кто-то только что пытался застрелить Калина!
Эндрю вскочил со стула, за ним следом Ганс и Винсент. Он внезапно понял, что шум вне здания усилился, и при открытой двери, крик в коридорах также был слышимым.
— Где он? Он в порядке?
— В его четверти; за Эмилом послали, а я побежала сюда.
Разъяренный, что ему немедленно не сказали, Эндрю протолкнулся сквозь растущую суматоху в вестибюле, продвигаясь по пути мимо толпы в бывшей палате для аудиенций и обратно вокруг задней части здания к личным апартаментам. Эндрю мельком заметил Таню, дочь Калина и жену Винсента. Рыдая, она подбежала к Винсенту, который обнял ее сверху руками, задавая вопросы. Эндрю пробился через отряд, назначенный в качестве президентской охраны, и вошел в спальню.
Эмил сердито посмотрел со стороны кровати, и на мгновение Эндрю похолодел при виде черного сюртука, покрытого кровью, лежащего скомканным на полу, сплющенный цилиндр около него, который сбоку, немного выше края, пробил уродливый пропитанный кровью глубокий разрез.
Калин с закрытыми глазами, бледный, лежал на кровати, подушка под ним запятнана кровью, его жена, стоящая на коленях с другой стороны, истерично кричала, Касмир стоял позади нее, держа руки на ее плечах.
На мгновение он вспомнил ночной кошмар, посетивший его несколько лет назад, в котором он видел своего героя, Авраама Линкольна, в той же самой позе, мертвого от пули наемного убийцы.
— Вон, все идите вон! — прокричал Эмил.
Эндрю не шевелился. Эмил встал с края кровати и подошел к нему.
— Пожалуйста, Эндрю, мне нужно, чтобы его жены здесь не было, если вы уйдете, она последует за остальными.
— Что случилось?
— Я не знаю, меня здесь не было, — устало сказал Эмил. — Касмир сказал, что они шли через площадь, когда выстрелили с верхушки церкви. Благодарение богу, что в тот же самый момент кто-то окликнул его по имени, и он стал поворачиваться. Пуля ударила его по голове. Возможно, череп поврежден, я не уверен, но я видел хуже у тех, кто выжил.
— Но он без сознания, — нервно сказал Винсент.
— Проклятье, и ты был бы такой же, если бы кто-то треснул по боку твоей головы, подобно этому. Как я сказал, я не уверен, есть ли там перелом. Я просто хочу, чтобы здесь было тихо, так что, пожалуйста, оставьте нас.
