Дмитрий Лазарев - Не пожелай зла
Первое, что я сделал, придя на место, — это написал заявление об уходе и распечатал его. Но едва я поднялся, чтобы отправиться к Белову, как рядом с моим столом нарисовалась Юля и официальным тоном сообщила, что шеф непременно желает меня видеть. «На ловца и зверь!» — подумал я, про себя отметив, что кто зверь, а кто ловец, в данном случае вовсе не очевидно.
Белов пребывал в самом мрачном расположении духа, и я догадывался, что причиной тому стало вчерашнее происшествие с Кошкиным, о коем наш старший партнер уже наверняка осведомлен. В справедливости своих догадок я убедился немедленно, как только, повинуясь жесту хозяина кабинета, занял кресло напротив него.
— Хотелось бы знать: что у вас вчера произошло? Каким образом Олег оказался в больнице в тяжелом состоянии?
В больнице? Хорошая новость! То есть, конечно, грех радоваться подобному известию, но мне при данных обстоятельствах так будет существенно проще. Хотя, конечно, лучше бы обошлось без этого. Несмотря на мои смешанные чувства по поводу услышанного, медлить с ответом я не стал:
— Олегу Сергеевичу неожиданно стало плохо. Он упал на пол и стал корчиться. Я не знал, что с ним, а потому ничем не мог ему помочь, зато немедленно позвонил в «скорую». Когда приехали врачи и забрали его, я закрыл офис и отправился домой. Вот, собственно, и все.
— Думаю, ты понимаешь, что это настоящее ЧП. Почему ты вчера же не поставил меня в известность?
— Было уже поздно, и я решил сделать это утром. А тут как раз Юля сообщила, что вы хотите меня видеть. А вам кто сообщил?
— Позвонили из больницы по просьбе Олега. Врачи теряются в догадках по поводу причин вчерашнего приступа. Я надеялся, что ты внесешь ясность в этот вопрос.
— Сам удивляюсь. Олег Сергеевич всегда отличался завидным здоровьем… — Я помедлил. — Разве что последствия выходных…
— В смысле?
— Может, он переусердствовал с алкоголем?
— Может быть… — Белов помолчал, похоже подбирая слова. — А что предшествовало приступу?
— Он проверял подготовленные мной документы.
— И все?
— Я не нападал на него и не провоцировал, если вы об этом.
— И вы не спорили на повышенных тонах?
— Не буду утверждать, что у нас с господином Кошкиным очень хорошие отношения, однако я знаю, что такое субординация, и на работе ее соблюдаю.
— Ну ладно… тему закрыли, хотя ситуация понятнее для меня не стала. Я во всем люблю ясность, а тут накануне важнейшего процесса один из моих партнеров по непонятным причинам выбывает из строя на неопределенный срок. Передай все документы, которые ты вчера подготовил, Виктору Андреевичу. Придется ему в связи с чрезвычайными обстоятельствами принять еще и это дело. Все, можешь идти.
— Простите, но теперь у меня к вам вопрос. Можно?
— Только покороче — у меня не так много времени.
— А мне много и не потребуется. — Я протянул ему заявление.
Пробежав его глазами, он вскинул брови:
— Это что еще за номер?
— Я хочу уволиться.
— Я вижу! — раздраженно бросил Белов. — По какой причине? Тебя не устраивает зарплата?
— Обстоятельства в настоящее время сложились таким образом, что не позволят мне уделять работе должное количество времени.
— Поконкретнее, пожалуйста.
— Речь идет не просто о невозможности сверхурочных. Даже обычный рабочий день я не смогу проводить здесь. Три-четыре часа — вот потолок времени, которое я смогу уделять работе. Полагаю, вас это не устроит.
— Разумеется, нет. Но в чем причина?
— Дела семейные. Я не хотел бы углубляться…
— Твое право. Только как ты в этих обстоятельствах собираешься зарабатывать на жизнь? Не думаю, что найдется много работодателей, которых устроят твои условия. Семья важна, не спорю, однако следует четко расставлять приоритеты и думать о своем будущем. У нас ты сможешь сделать карьеру, а сбежишь сейчас — и всю жизнь просидишь на низкооплачиваемых должностях. Подумай! Не может быть, чтобы у твоих проблем было только одно решение. Или деньги тебе уже не нужны?
— Такого я не утверждаю. Но зарабатывать можно по-разному. Возьму надомную работу…
— И поставишь на себе крест как на профессионале. Ты совершаешь ошибку, Игорь!
— Я все обдумал, Георгий Петрович. Вам многое неизвестно, а мне не хотелось бы посвящать вас в детали. Поэтому, экономя ваше время, давайте на этом закончим.
— Жаль. Нас устраивало и качество твоей работы, и трудолюбие. Если ты так уверен, я подпишу твое заявление, причем не буду даже настаивать на двухнедельной отработке. Только заверши все текущие дела — и можешь быть свободен.
— Спасибо.
— Один вопрос напоследок. Твое заявление никак не связано со вчерашним происшествием с Олегом Сергеевичем?
— Никак.
Кажется, мне достаточно хорошо удалось сыграть невозмутимость. Но тем не менее у меня возникло ощущение, что Белов мне не поверил. Ничего удивительного: адвокат такого класса должен уметь отличать правду даже от самой талантливой лжи. Тем не менее что у него есть на меня, кроме смутных подозрений? Впрочем, смысла заморачиваться на эту тему я не видел: в голову Белову мне не залезть. Пойду лучше к Шелехову — надо передать ему документы, подготовленные для Кошкина, и вплотную заняться делами, приближающими вожделенный момент моего прощания с «БШК».
Вообще-то я предпочел бы, чтобы факт моего увольнения остался неизвестным до самого последнего момента, но вместе с тем понимал, что хочу невозможного. Как это всегда бывает в подобных делах, «Саша сказал Маше, а та — больше никому, но через час об этом говорила вся контора». В данном случае источником утечки информации была Юля, которой Белов поручил подготовить приказ на мое увольнение.
Не то чтобы я был в «БШК» какой-то шишкой или сверхпопулярной личностью, но наш «спаянный» коллектив был достаточно мал и компактен, и поэтому любое изменение его численности воспринималось как заметное событие. Кроме того, странное совпадение моего увольнения со вчерашним вечерним инцидентом (о котором все тоже удивительным образом знали в два раза больше, чем было на самом деле) и вовсе сделало мою скромную фигуру как минимум человеком недели. Едва ли не каждый в «БШК» (даже те, кто обычно меня в упор не замечал) счел нужным отметиться со словами сожаления о моем уходе и между делом задать пару вопросов по поводу вчерашнего.
Из-за этого играть в айсберг стало еще тяжелее, чем вчера, но я держался стойко, неизменно повторяя всем ту версию, которую изложил Белову. Мне впору было собрать весь коллектив в совещательной комнате и провести пресс-конференцию, сначала сделав официальное заявление, а затем предложив желающим задавать вопросы. Таким образом я бы меньше намозолил язык, чем десять раз рассказывая одно и то же, да и времени бы потерял меньше. Из-за этого шелеховские бумаги придется заканчивать вечером. Знал бы кто, как меня достали эти сверхурочные!
Мишка Тихонов терпел до двух часов, а в обед потащил меня в столовую, рассчитывая на эксклюзивное интервью. Оное заведение располагалось в соседнем здании и отличалось самым подходящим сочетанием ассортимента, качества и цены предлагаемых блюд, благодаря чему все служащие «БШК» и других близлежащих контор естественным образом оказывались его постоянными клиентами. По этой причине столовая представлялась наихудшим местом для ведения конфиденциальных бесед — ведь количество заинтересованных ушей там просто зашкаливало. Зная это, Мишка грамотно выбрал столик таким образом, чтобы по соседству не оказалось наших сослуживцев.
— Итак, — начал он тихо, когда мы заняли свои места, — ты отметелил-таки Кошкина. Не могу сказать, что это было сильно умно, но как мужик мужика я тебя понимаю. Вот только перестарался малость. Больница — это серьезно. Адвокат он хороший, так что засудит тебя, и к гадалке не ходи. Одним увольнением не отделаешься. Как защищаться планируешь?
— Да с чего вы все взяли, что я его избил? Ему просто плохо стало вчера, а отчего — не знаю.
— Угу, — недоверчиво хмыкнул Тихонов. — Наверное, съел что-нибудь. Но как-то очень вовремя у него это проявилось — когда вы одни были. И ты на следующий день тоже просто так увольняешься. Мне-то горбатого не лепи!
Его недоверчивость одновременно и раздражала, и приводила в отчаяние: коли уж я своего друга убедить не могу, то что об остальных говорить? Если сейчас продолжать настаивать на своей версии, он еще, чего доброго, обидится. Нет, хотя бы часть правды сказать придется.
— Ладно, слушай, — сказал я, понизив голос до предела. — Вчера мы с ним крупно повздорили, хотя и без рукоприкладства. Поверь, я его не бил. Правда, только потому, что прекрасно понимаю описанные тобой последствия такого поступка. Другое дело, что работать с этим козлом больше не собираюсь.
