Дмитрий Казаков - Война призраков
Сообразив, что проломить сетку ему вряд ли удастся, Никси подобрался и одним прыжком перескочил ее. Под мощными лапами затрещали безжалостно сминаемые стебли.
И тут же вновь ударил пулемет. Крупнокалиберные пули, рвали плоть зверя, но он еще ухитрился сделать бросок и рухнул, не добравшись до обмерших от страха работников всего несколько метров.
Ариф приблизился к поверженной твари первым. Пистолет в его руке дернулся, пуля с чмоканьем вонзилась в мохнатый висок. С облегченным вздохом надсмотрщик вытер пот со лба.
– Эй, вы, – приказал он ближайшим работникам, – утащите тушу с поля. Вон туда, к дороге.
– Вот вам и привет из джунглей, – пробормотал Игорь, возвращаясь к сорнякам. – Никси убивает человека ударом лапы, а ведь он еще не самый опасный из хищников!
Сказать на это было нечего.
Работа продолжалась в том же изнуряющем темпе, а ближе к вечеру один из обитателей барака номер три умер. Он просто упал и не смог встать, даже когда надсмотрщики принялись безжалостно стегать распростертое тело.
– Отнесите его туда, – недовольно прорычал Ариф, когда понял, что все бесполезно, – к трупу хищника. Падаль к падали!
– Франсуа Дрей. Он продержался пять месяцев, – обреченно заметил Отставник и закашлялся, – а ведь был сильным и крупным мужчиной.
Когда приехавшая машина забирала тела, Дрей уже не дышал.
259-й день 73 года летоисчисления колонии
Альвхейм, усадьба «Святой Олаф»
– Быстрее, тварь! Шевелись! – Удар кнута ожег спину даже сквозь плотную ткань комбинезона. За прошедшие дни он стал таким же грязным и измятым, как у старожилов, и Васкес более ничем не выделялся из толпы.
– Я делаю все, что могу! – огрызнулся он.
– Что? Молчать! – взревел Ариф. Последовал новый удар, еще более болезненный.
– Что, смелый, когда вооружен?.. – Васкес бросил вскапывать грядку и с выражением мрачной решимости повернулся к надсмотрщику. Прочие работники спешно отступали в сторону, точно от пораженного грибом-паразитом.
Ариф побагровел так, что стал похож на помидорину в шляпе. Похоже было, что звероподобный надсмотрщик никогда не сталкивался с сопротивлением и привык к безропотному повиновению.
– Так ты что, считаешь, что я трус? – почти прошипел он.
– Да, считаю, – ответил Васкес.
– Что ты делаешь, опомнись! Он тебя убьет! – выкрикнул кто-то из толпы.
– Нет, не убью. – Кровь отхлынула от лица Арифа, он подозвал одного из помощников. – Но измордую изрядно! Покажу, что стою кое-чего и с голыми руками! Давай, бросай лопату!
С удивленным гулом толпа следила за тем, как старший надсмотрщик отдает подручному кобуру и кнут, как снимает шляпу, разминает здоровенные кулаки, похожие на пудовые гири.
– А Виктор испытывал замешательство, затрудняясь принять решение. Главная задача – выжить, вступила в противоречие с характером личности-маски – мрачным, непокорным и решительным Хуаном. Ариф способен прикончить человека и голыми руками, и вряд ли СЭС обрадуется, обнаружив, что одного из ее потенциальных сотрудников скормили свиньям в какой-то из латифундий Альвхейма.
Но спасти себя, использовав в полной мере искусство сэнсэя Ли, тоже нельзя! Подобное умение у простого эмигранта, мусорщика из Мехико, вызовет подозрения…
Пока Виктор терзался сомнениями, его противник начал действовать. Зло взревев – должно быть, с таким кличем выходил на охоту саблезубый тигр, он ударил. Быстро и беспощадно.
Васкес едва сумел увернуться.
Ариф обрушился на него градом ударов. Для своего телосложения он оказался на удивление проворен. Дрался надсмотрщик умело, и Виктору приходилось прикладывать все силы, чтобы устоять на ногах.
Пару раз он ухитрился ответить и едва не закричал от боли, когда кулак отлетел от твердой, точно камень, скулы.
В глазах Арифа тем не менее мелькнуло удивление. Знавший на своем веку только быстрые и сокрушительные победы, он не привык, чтобы били его. Пусть даже столь неубедительно и неопасно.
А Виктор наконец принял решение – драться так, как делал бы это выросший в большом городе человек, которому мальчишкой довелось участвовать не в одной драке. Он зарычал и сам полез вперед.
И тут же пропустил несколько ударов. Из рассеченной губы закапала кровь, в голове словно загудел колокол, а в груди после соприкосновения с огромным кулаком больше не осталось воздуха.
Еще удар – и он оказался на земле. Перед глазами, один из которых начал заплывать, все качалось и двоилось, но все же Виктор, вновь ставший Хуаном, сумел разглядеть, что Ариф ждет чуть поодаль, не трогая лежачего. Азартные крики работников причудливо смешивались в ушах с гулом крови.
С трудом, ощущая, как подламываются руки и ноги, Васкес принялся подниматься.
– Лежи, и я оставлю тебя! – сказал надсмотрщик.
– Не дождешься! – прохрипел Васкес и, кое-как встав, двинулся к противнику. Его шатало из стороны в сторону, но это уже не имело значения.
Удара он даже не увидел. Просто почему-то вновь оказался на земле, а перед глазами густела темнота.
– Ты сражался хорошо и доставил мне удовольствие! – донесся откуда-то из нее рычащий голос. – Поэтому не будешь убит! Но наш карцер – для многих он показался хуже смерти!
Больше Васкес ничего не слышал и не чувствовал.
Глава 6
СБОРЩИКИ ЯГОД
260-й день 73 года летоисчисления колонии
Альвхейм, усадьба «Святой Олаф»
Из-за толстой двери карцера донеслись клацающие звуки. Хуан Васкес, обитавший тут одиннадцатый день, приподнялся на охапке соломы, которая служила ему постелью, и принял сидячее положение.
Судя по грохоту в замке, кто-то собирался его навестить.
Относительно местных удобств Ариф не соврал – для многих, привыкших к комфорту, пребывание в совершенно темной, крошечной комнатке без окон оказалось бы хуже смерти.
К тому же тут было ужасно холодно. Где именно расположен карцер, Васкес не знал – его приволокли сюда в бессознательном состоянии, но, судя по исходящей от стен промозглой сырости, скорее всего, глубоко под землей.
Круг общения сводился к охраннику, который раз в сутки приносил миску с мутноватой болтушкой, которая здесь называлась едой. После обильной, хотя и однообразной кормежки, которой «баловал» работников Эрик Хольмстад, утолить голод она не могла.
Замок скрежетнул последний раз, выдав ругательную тираду на замочьем языке, и сдался. Дверь со скрипом открылась, впустив в помещение багровый, колеблющийся свет.
Но Васкесу и он показался болезненно ярким. Прикрыв ладонями заслезившиеся глаза, он мог только вслушиваться в происходящее. Тяжелые, неторопливые шага– это охранник, его поступь узник запомнил очень хорошо. И еще чья-то твердая, уверенная походка.
Шаг, еще шаг, и ее обладатель остановился совсем рядом.
– Да, ты плоховато выглядишь. Услышав это, Васкес вздрогнул. И немудрено – с нежданным визитом к нему явился сам хозяин усадьбы.
– Ну и что?.. – Спорить с очевидностью было глупо. Следы от побоев еще не сошли, и хотя зеркала в карцере, естественно, не было, Васкес примерно представлял, на что похож.
Он смог чуть-чуть приоткрыть глаза. Те по-прежнему слезились, но болезненная резь прошла. Эрик Хольмстад стоял в двух шагах, высокий и красивый, с холодной улыбкой на холеном лице. Его, похоже, совсем не смущали холод и вонь, царящие в карцере.
За спиной хозяина, сопя, топтался охранник. В руке его трепетал огнем самый настоящий факел.
– А ничего, – ответил Хольмстад спокойно, – просто я удивлен, что Ариф тебя не убил. На человека, который смог хоть какое-то время продержаться против его кулаков, стоит посмотреть.
– Ну и глядите, – угрюмо насупившись, прохрипел Васкес, – хотя было бы на что…
– Вот что, – перебил его владелец усадьбы. – Ты – человек сильный и решительный. Как насчет того, чтобы самому стать надсмотрщиком?
Васкес выпучил глаза, невзирая на дискомфорт.
– Что?.. Я – надсмотрщик?..
– Почему бы и нет? – развил мысль Хольмстад. – Ты точно так же будешь работать на меня, как и ранее, разве что работа будет чуть полегче, условия жизни получше, и появятся неплохие шансы прожить здесь год и получить гражданство. А тогда будешь сам решать, что делать дальше. Но я уверен, что ты не уйдешь. Никто не уходит с этой работы…
– И я не уйду, – Васкес ухмыльнулся, изображая отвращение, – потому что не соглашусь на это предложение! Чтобы я стал мучителем собственных товарищей? Чтобы зарабатывал на жизнь кнутом? Никогда!..
И вновь гордая и независимая натура Хуана Сантьяго Васкеса вступила в противоречие с задачей выживания. Хотя именно тут Виктор действовал в согласии с собственной маской. Лучше поискать другие пути, чем озвереть и превратиться в плохое подобие Арифа.
