Александр Голодный - Будущего нет! Кошмар наяву
Уже не сдерживаясь, Лена упала на диван и горько разрыдалась.
***
Сергей не помнил, как добрался до общежития. В страшном оцепенении прошел вечер. Он молчал, не обращая внимания на удивленные взгляды сокурсников, только буркнул привычное «я» на вечерней поверке.
Горе жгло и корежило душу, снова и снова возвращая полный незаслуженный обиды прощальный взгляд Аленушки и страшные картины из будущего.
Он никогда не думал о смерти, а сейчас, открыв окно и навалившись на подоконник, смотрел вниз, на далекие бетонные плиты. Всего один шаг…
Но что-то в душе удержало от этого окончательного решения.
Действительно, зачем? Ведь Алена останется жить, изменится ее судьба, и все у нее сложится по-другому. С другим.
И тут насмешкой всплыли картины, увиденные бомжом Серым. Где не осталось страны, где нет законов, где…
Сжав виски ладонями, раскачиваясь в нескончаемой муке, Сергей сидел в темноте на кровати, не понимая, не находя ответ на один вопрос: «Как жить дальше?!»
Мучительно хотелось выпить. Хоть портвейна, хоть водки, даже одеколона.
Нет! Ни за что!
Тот Сергей пропил все, сдохнув как бродячая собака. Почему он отправил жену с дочкой одних? Память принесла что-то о службе, непрерывной рутине, об отпусках, выпадающих только на зиму… Все равно! Как он мог отпустить их одних?!
Мысли прыгали, то уходя в будущее, то возвращаясь в настоящее. Голова тяжелела, снова наливаясь тягучей, идущей волнами болью. Он пережидал спазмы и снова терзал себя вопросами. В какой-то момент измученное сознание не выдержало, и Александров уснул.
***
В этот раз картины из будущего шли обрывками, словно где-то наспех, из кусочков склеили пленку фильма. Фильма о его судьбе.
Мучимый тяжким похмельем, капитан пьет воду стакан за стаканом в казенном кабинете.
Следователь прокуратуры с равнодушным, затурканным взором твердит ставшее обыденным:
– Ничего не удалось установить.
Но на вырвавшееся, молящее:
– Тезка, ты мне без протокола скажи, честно, как офицер офицеру – что ты сам думаешь? Ты же не первый день работаешь! – подумав, следак отвечает:
– «Глухарь». Вряд ли убийство твоей жены удастся раскрыть. Ты сам видишь, что вокруг творится. Я вообще собираюсь сваливать из органов. Целее буду. А дочка… Извини, Серега, но, скорее всего, ты ее тоже уже не увидишь. Она не первый случай. Дети исчезали и раньше, всегда партиями. По оперативным данным… короче, их вывозят за кордон и разбирают на органы. Это почти наверняка.
Срыв кадра.
Перекошенное криком лицо бывшей тещи. Скандал был не нужен, он ничего не решал, но всю правду Сергей ей высказал.
Срыв.
Пьяная компания в грязном вагоне плацкартного поезда. Гуляют на его выходное пособие, уволенного за… Да, он забросил службу, опустился, не мог прожить и часа без стакана.
В себя бывший капитан пришел, когда его выводили без обуви и верхней одежды из «обезьянника» отделения милиции на какой-то глухой станции. Деньги, документы, вещи – все пропало.
Срыв.
Вожделенный стакан в дрожащей от нетерпения, грязной руке тянется к горлышку бутылки. Кругом такие же, как он. Бывшие люди. Бомжи.
И последнее.
Черная могильная плита с портретом его любви, его жизни.
«Александрова Елена». Страшная дата: «26 августа 1994 года». Через десять дней после шестого Дня Рождения дочери.
Чернота.
***
Первый миг воскресного утра. Голова прошла, ночью, во сне он ухитрился укрыться и даже немного отдохнул. Окончательно разорвав тонкую нить забытья, на сознание обрушились воспоминания. Судьба раскрыта полностью. Жить не хотелось.
Преодолевая себя, Александров встал, умылся, достал тетрадь и принялся записывать все то, что ждало его в ненавистном будущем.
По сердцу резануло воспоминание о разрыве с Аленушкой.
Стоп! Авторучка остановилась в пальцах.
Но, если они разошлись, значит, ничего этого не будет?! Значит, будущее можно изменить? Даже не так, как получилось, ведь можно было просто не отпускать жену с дочкой в тот проклятый отпуск?
Нет. Где гарантия, что он сможет защитить их в новом, лишенном Страны и законов мире? Да и какие там могут быть гарантии?
И вообще, это он малодушно ищет пути отступления, надеясь вернуть навсегда потерянное вчера, надеясь вернуть любовь.
Отчаяние опять вывернуло душу наизнанку.
Он так и просидел сгорбившись за столом, невидяще глядя в тетрадь. И только ленивый крик дневального «Курс, подъем!» вернул в привычный круговорот военной жизни.
Последние абзацы Сергей дописал уже после завтрака.
Большая часть однокурсников собиралась в увольнение, пролетевшие готовились к «самоходу». Представив, что останется один на этаже, внутренне содрогнувшись, Александров записался у дежурного и отправился в училищный спортзал. Он физически не мог оставаться в одиночестве.
Повезло – кафедра физкультуры оказалась открыта. Сдавали какие-то зачеты курсанты младших курсов, раз за разом налетали на «коня» завалившие прыжок двоечники.
Переодевшись, преодолевая апатию, размявшись, Сергей взялся за свободные брусья. Раз за разом ожесточенно отжимаясь и качая пресс, он вгонял себя в подобие транса, стремясь отрешиться, не вспоминать, не думать.
– Сергей! Курсант Александров!
Рядом со спортивным снарядом стоял Николай Иванович.
Спрыгнув, Сергей пожал крепкую руку.
– Ты что не в увольнении? Залетел по дисциплине?
– Нет. Так…
Внимательно посмотрев в глаза, оценив подавленный вид, офицер кивнул:
– Понятно. Ну, а в спарринге позаниматься готов?
– Так точно.
– Держи ключ, иди разминайся. Только качественно разминайся, на совесть. Я сейчас двоечников разгоню и подойду.
Учебный бой дал разрядку, выход накопившимся чувствам. Ставя блоки, нанося удары и не ощущая силы ответных, Сергей пер на преподавателя, как берсерк. Окончательное сходство с одержимым воином курсанту придавал остановившийся, полный жесткого льда взгляд.
Майор сумел остановить соперника только хитрым приемом, молниеносно перебросив через себя и звучно припечатав к матам:
– Стоп! Я сказал – стой!
Почувствовав, как расслабилось, перестало вырываться тело парня, Николай Иванович отпустил вывернутую на болевой руку, легонько хлопнул по плечу:
– Вставай.
Потирая челюсть, он пристально оглядел Сергея:
– Да, курсант, удивил ты меня сегодня. Не ожидал я, что в тебе есть такое. Что у тебя случилось-то, Сергей?
Александров молча опустил голову. Врать наставнику не хотелось, а правду сказать он не мог.
– С девушкой поругался?
Да, майору не откажешь в прозорливости. Только не поругался. Все намного хуже. Все безнадежно.
– Ладно. Молчишь – дело твое. Давай, покажи мне сборку с ножом.
Сергей на лету поймал брошенный макет.
– Длинную!
Сборка – это принятое у них название серий приемов. Длинная намного сложнее, как по исполнению, так и по запоминанию.
Встав в исходную стойку, Александров словно вживую увидел мерзкую рожу Пети.
Колющий!
Хари бандитов…
Удар, блок, два колющих, рубящий снизу!
Американские телеоператоры, распорядитель…
Серия колющих, блок, удар ногой, поворот с режущими!
Как он хотел встретить всю эту мерзость сейчас, лицом к лицу…
Диагональные, колющие, горизонтальные!
С каким наслаждением убивал бы этих тварей! И тех гадов, которые его Аленку…
Резко ускорившись, неуловимыми, слитными ударами курсант рассекал воздух, пластая невидимых врагов на куски.
Прищурившись, майор смотрел на движения ученика, ощущая закономерную гордость и еще что-то…
Смертью тянуло от выверенных ударов, как и от остановившихся, смотрящих куда-то в запредельное глаз.
Пришедший из Афгана офицер уже это видел. Там, «за речкой».
Нет, не может быть. Просто у парня неприятности. Дело молодое, переживает сильно, а на тренировках хорошо выходит негатив.
Превратившись на заключительном этапе в убийственную мельницу, нанеся последние колющие и рубящие, Александров остановился, до отказа вздохнул, не в силах насытить кислородом легкие. Дышал ли он, когда действовал в боевом трансе?
– Устал?
– Никак нет.
– Тогда сборка с пистолетом.
Ладонь Сергея сжала макет «макарова».
– Бой!
Теперь в ненавистные картины будущего летели пули. Мишеней много. Их слишком много. И главная – он сам. Такой, каким стал там.
***
После обеда, дополнив тетрадь упущенными с утра деталями, Александров отправился на пробежку. Кафедра закрыта, Николай Иванович убыл, наверное, отдыхает.
Надев на спортивный костюм тонкие болониевые брюки и такую же ветровку с капюшоном, не обращая внимания на жест многозначительно покрутившего пальцем у виска дневального, Сергей отправился на пустую набережную, под моросящий ледяной дождь. Изматывающая физическая нагрузка – единственное, что помогало отвлечься, не рвать сердце мыслями и воспоминаниями.
