Андрей Ливадный - Ксеноб-19
Прошлое вернулось, пусть болезненно, но однозначно. Более того, оно обогатилось новыми фактами… Светлов не думал сейчас о том, что вновь побывал на волосок от гибели. Эффект от грубого вмешательства в его сознание оказался совершенно не таким, как пессимистично прогнозировал Миллер: В рассудке Антона все вдруг поменялось местами. Двадцать лет замкнутого безвыходного существования, как будто ушли в прошлое, а на поверхности памяти оказались вернувшиеся события детства, и рокового похожего на целую жизнь дня, но такая коллизия не расколола его личность, а заполнила тот моральный вакуум, что накапливался за годы конформизма, он вновь ощущал себя на двадцать лет моложе, но… его зрелый опыт прожитой жизни при этом не исчез, он как будто спелся с разбуженными, вырвавшимися из плена воспоминаниями, формируя новый взгляд на мир, новые позывы к действию, да и голос доктора Миллера звучал в сознании словно некий, побуждающий к немедленному действию код…
Их послали на смерть… Кто-то намеренно уничтожил часть информационных баз данных… Цитадель обречена… Нас атакуют кибернетические механизмы, и прогрессия их количественного роста не оставляет шансов…
Да, даже без глубокого анализа слова Генриха находили подтверждение.
Дана. Кто она?
Светлов остановился, оглядевшись вокруг.
Он стоял среди мертвого парка, так похожего на черный ксенобианский лес.
Ксенобианский…
Почему этот термин, так часто употребляемый в прошлом, не заставлял задуматься, что за существа вырастили его? Почему черные, перекрученные деревья называют «ксенобианскими». Раз существует название, должны быть и иные сведения.
Светлов смотрел на мертвые деревья, но его рассудок не тонул в разбуженных воспоминаниях. Он думал о дне сегодняшнем, конкретно — его мысли сосредоточились на образе полковника Зарезина.
Его люди контролировали сеть. Им были безразличны способы получения информации, тогда почему они не допросили ИПАМ, а просто расстреляли безобидный кибернетический механизм?
Вопросы цеплялись один за другой словно звенья бесконечной цепи.
Антон чувствовал, что изменился. Психологический пресс раздавил не его личность, а скорлупу, которую Светлов возвел вокруг себя, пытаясь примирить рассудок с серой данностью.
Нет. Я не хочу возвращаться. Но что может сделать один человек, чье оружие — смутные рожденные нечеткой логикой подозрения? Погибнуть, противопоставив себя системе?
Глупо. Цитадель действительно тупик, у нее нет перспективы развития в рамках сложившейся системы, она лишь мощное защитное сооружение, прибежище, призванное затянуть агонию, но не предотвратить ее.
О чем я думаю? Мне нужно думать о себе.
Нет, Антон. О себе ты думал двадцать лет, и к чему это привело? Твою скорлупу раскололи, а проблемы, которые следовало решать два десятилетия назад, стали лишь глубже, приняли почти необратимый, безысходный характер. Сколько лет… или дней, отделяет нас от уничтожения? Есть ли еще люди, кроме меня и Миллера — темной лошадки, — способных думать не о своих виртуальных вселенных, а о проблемах реала, и действенных способах их решения?
Вопросы сыпались градом, Антон стоял, окаменев, будто являлся одним из реликтовых деревьев, которые еще цеплялись корнями за иссохшую растрескавшуюся почву, но уже не могли дать молодого способного к жизни побега.
Ради чего велись раскопки древнего города? Что удалось узнать, и почему информация скрыта, даже от тех, кто определенно должен обладать ей?
Как Дана, которую он в последний раз видел под опекой систем жизнеобеспечения спасательной капсулы, смогла спустя двадцать лет появится в надежно защищенной сети, обойдя защиту СКАДа, и найти его, успеть передать слабый призыв о помощи?
Где она и как ей помочь?
Действовать.
Не стоять среди мертвого парка, а действовать.
Отбросить все, искать тех, кто может и готов помочь, кто не до конца погряз в грезах виртуалки…
Зачем тебе это Светлов? Из-за обиды?
Внезапно вспомнилась фраза ИПАМа, сказанная на второй день их знакомства:
Человек создал машины, чтобы освободить себя от повседневных бытовых забот, и использовать потенциал разума по прямому предназначению…
Антон не ручался за точность формулировки, но смысл высказывания был именно таким.
Мы перегнули палку. Кто-то знавший истину, настолько испугался реальности, что создал СКАД и «параллельность», надеясь спрятаться от надвигающегося ужаса за стенами Цитадели и грезами виртуалки.
Взгляд Антона, бесцельно скользящий по окрестностям, внезапно зацепился за те самые флайкары, что он заметил у подъезда древней многоэтажки.
Он прекрасно понимал, — эти машины принадлежат людям, которые поставили себя вне системы.
Преступники?
Возможно. Но на их разумах наверняка нет тенет, наброшенных СКАДом.
С такими мыслями Светлов сделал шаг навстречу своему будущему, которое, как ни парадоксально это звучит, сконцентрировалось сейчас в прошлом, том прошлом, где он был свободен, и сам выбирал свой жизненный путь.
Древний жилой квартал в границах промышленной зоны.Отсветы от работы систем сжигания мусора, ложились на бледное лицо Светлова, придавая ему жутковатый вид.
Исхудавший, одетый в стерильную форму технического сотрудника СКАДа, он совершенно не вписывался в окружающую его реальность, словно являлся привидением.
Так, по сути, и было.
Приведение мальчика, собиравшего тут свой первый «грав», вернулось…
— Эй! — Окрик пришел со спины, и прозвучал отнюдь не дружественно.
Светлов обернулся. Сзади стояли двое, слева из подъезда обшарпанной многоэтажки показалось еще несколько человек, видимо наблюдавших за его приближением из окон.
Судя по внешнему виду, медленно окружавшие его люди действительно не прозябали в нищете, но и дружелюбием не отличались. Каждый из них был одет по собственному вкусу, но в глаза прежде всего бросалась не вызывающая внешность, а манера поведения, — они подступали со всех сторон, как будто сговорились заранее, или не нуждались в координации действий, следуя привычной схеме, их лица, такие разные, несли печать злых усмешек, в которой чувствовалась сила стаи…
Чужаков тут явно не жаловали, но Антон, понимая, что ситуация может иметь для него фатальные последствия, не испугался, — в душе родилась лишь досада, когда он понял, что минутой ранее ошибался, пытаясь приписать этим людям не свойственные им черты.
Да они бунтовали, но не против системы в частности, а против всего сущего, живя по собственным законам, не задумываясь над данностью, на их лицах отражалась иррациональная злоба, и непомерное самомнение.
— В чем дело парни? — Антон все же предпринял попытку, разрешить ситуацию при помощи слов.
Тщета.
— Зачем приперся, системник? — Все же процедил сквозь зубы один из них.
Системник? Режущий слух, но достаточно точный термин. — Подумалось Антону. Видимо он обозначал человека, полностью подчиненного законам процветающей в Цитадели системы, за которой неусыпно наблюдал СКАД. Здесь на технических уровнях города-крепости виляние «всевидящего ока» несомненно, слабело, по крайней мере, все замеченные Светловым видеодатчики были либо разбиты, либо издевательски залеплены.
— Я не человек системы. — Ответил он. Схлестываться с парнями, демонстрируя навыки рукопашного боя, не хотелось. Не за этим он сюда ехал.
— Ну, да… — Сжимающееся человеческое кольцо все же остановилось, но надолго ли? Куда им спешить. Тут мало развлечений, импланты у всех отключены, и о психологической разгрузке в виртуальных вселенных эти грубые натуры могли лишь мечтать. Никто из них, конечно, не признает за собой «слабины», но их слабость читалась в ненависти, с которой глаза смотрели на незнакомого человека, не причинившего им никакого вреда. — Технарь системы приезжает на полицейском флайкаре, а потом начинает прикидываться своим. Ты долго думал? — С угрозой осведомился один из них.
— Нет. — Холодно ответил Светлов. — Я бежал.
— Вау! Слышали — он бежал! — говоривший резко обернулся к Светлову. — И чем докажешь? Имплант работает?
— Нет. — Снова коротко и односложно отреагировал Антон. После взрывообразных событий, изматывающего, вывернувшего наизнанку душу и память сканирования, и неожиданного оборота судьбы, пришедшей к нему на выручку в лице доктора Миллера, он прилагал немалые усилия, чтобы сдерживаться. Видно Генрих все же перебрал со стимуляторами, — кровь глухо ломилась в виски, затянувшееся противостояние казалось дешевым фасом, память избирательно выталкивала из своих глубин потревоженные образы: череда знакомых молодых лиц, — ребята, погибшие в руинах загадочного города, бледный образ Даны, то хрупкой нескладной девочки, то призрака, явившегося из прошлого… в эти секунды в сознании промелькнул даже образ ИПАМа, — единственного, никогда не предававшего его друга, который сейчас валяется на полу опустевшей квартиры, закатившись в угол, неподвижный, с пулевым отверстием в корпусе…
