Андрей Николаев - Трилогия об Игоре Корсакове
— В первую клиническую при администрации президента, — скороговоркой сказала Анюта, направляясь к Рогозину.
— Однако…
Рогозин встретил девушку слабой улыбкой. Анюта подошла к нему, взяла руку, пощупала пульс.
— Здравствуйте, меня зовут Аня. Игорь много о вас рассказывал, — проговорила она. — Ну-ка, позвольте, — девушка приподняла Рогозину веко, осмотрела порезы на лице. — Игорь, принеси вату и перекись водорода.
— Здравствуйте, Аня. Я — Георгий Борисович. Можно называть меня просто Георгий — мне будет приятно, поскольку я не буду чувствовать себя таким старым.
— Ну что вы… Вы совсем не похожи на старика.
— Ты бы видела, что он на поле выделывал. Куда там Конану-варвару или Дункану Мак-Лауду! — Корсаков передал ей вату и перекись. — Он их ломтями стругал.
— Жить захочешь — постараешься, — Рогозин скривился и зашипел.
— Все, все, сейчас пройдет. Я только продезинфицирую царапины, — Анюта осторожно промокнула ваткой порез на щеке.
— Вы медик?
— Раньше я тусовалась с байкерами. А это, знаете ли, такая компания, что поневоле научишься оказывать первую помощь.
— Ты мне не рассказывала, — заметил Корсаков.
— А ты не спрашивал, — девушка протерла лицо Рогозина от подсохшей крови. — Так, а здесь что? — она провела пальцами по багровому кровоподтеку на груди Рогозина.
Тот поморщился.
— Давайте-ка мы вас на постель перенесем. Игорь, помоги.
Вдвоем они подняли Рогозина, подхватили с двух сторон и, доведя до кровати, осторожно уложили. Лицо у того побледнело, приобретая странный синеватый цвет.
— Это, Анют… — Корсаков смущенно кашлянул. — Может, пока врачи подъедут, проведем анестезию?
— Чем?
— Ну, чем… у нас же, вроде, осталось? Леня не все допил.
— А если операция, как алкоголь с наркозом среагирует?
— Ну, сто грамм не повредит.
Рогозин, прислушивавшийся к разговору, с надеждой посмотрел на девушку.
— Если только сто грамм.
Корсаков принес коньяк, налил полстакана. Приподняв Рогозину голову, он поднес стакан к его губам, но тот укоризненно взглянул на него.
— Чего еще не хватало, так это чтобы меня поили, как младенца, — Рогозин взял стакан, медленно выцедил коньяк и облегченно откинулся на подушку.
— Никогда не видел, чтобы младенцев поили коньяком, — проворчал Корсаков, наливая себе.
— Ты тоже ранен, любимый? — кротко спросила Анюта.
— А стресс? А физическое и нервное истощение? — Корсаков залпом проглотил коньяк, выдохнул. — Ладно, что там с машиной?
— На Гоголевском встретишь. Наверное, уже пора идти.
— Игорь, только без ментов, — попросил Рогозин.
— Сделаем, Борисыч, — Корсаков пошел к выходу. — А ты пока, смотри, к моей женщине не приставай. На нее надежды нет, только на тебя уповаю, на твою честность, порядочность и…
— Иди уж, — Анюта подтолкнула его к лестнице, — трепло кукурузное.
— Вот поправлюсь, обязательно отобью, — пообещал, слабо улыбнувшись, Рогозин. — Ребята, окно откройте пошире. Что-то совсем херово мне.
Корсаков распахнул настежь окно, накинул толстовку взамен мокрой и перемазанной землей и кровью рубашки и сбежал по лестнице.
Ветер почти стих, небо светлело, в лужах отражались фонари. Корсакова слегка знобило то ли от прохладного влажного воздуха, то ли от напряжения, которое постепенно отпускало его. Коньяк делал свое дело: он чувствовал себя расслабленным и почти спокойным. Даже не верилось, что схватка на Ходынском поле произошла именно с ним, а не была увидена в кино. Однако ладонь еще помнила шершавую рукоять меча, перед глазами мелькали оскаленные морды и искаженные лица. Память запечатлела их за мгновение до того, как меч обрывал жизнь, превращая тела в пепел. Корсаков замедлил шаг и закрыл глаза. Он будто бы вновь чувствовал, как клинок входит в плоть, почти не встречая сопротивления, как перерубает доспехи, легко, словно прутья, переламывает кости. Вдруг Корсаков ощутил, что улыбается, что руки чуть заметно подрагивают, словно повторяя удары, финты, выпады. Ему понравилось упоение схваткой, понравилось чувствовать себя хозяином чужих жизней…
Внезапно ему стало страшно.
— Вот, значит, что мне предстоит… — пробормотал он, — вот куда вы меня втянули… — Игорь остановился, оглянулся, но особняк уже скрылся за домами.
Постояв несколько мгновений, Корсаков пошел вперед. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее — Рогозину требовалась срочная помощь, а со своими ощущениями, чувствами и мыслями можно будет разобраться потом.
Бело— синий, с красным крестом и надписью «Реанимация» «мерседес» подъехал через десять минут. Корсаков поднял руку, и машина притормозила возле него —видимо, Сань-Сань описал Корсакова. Игорь влез на длинное переднее сиденье, без труда уместившись рядом с водителем и хмурым невыспавшимся врачом.
— Куда? — коротко спросил врач.
— Направо, а там я покажу.
— Какие травмы?
— Порезы и ушиб грудной клетки, — чуть замявшись, сказал Корсаков.
— Если криминал, то мы обязаны сообщить, куда следует, — предупредил врач.
— Разберемся, — пробурчал Корсаков. — Вот возле этого дома остановите.
Врач подхватил чемоданчик и вслед за Корсаковым направился к двери. На лестнице Игорь пропустил его вперед.
— Наверх и налево.
Врач кивнул и не спеша стал подниматься.
Анюта встретила его в дверях спальни, показала на Рогозина.
— Задремал только что, — сказала она. — Очень тяжело дышит.
— Ну, если может спать, значит, жить будет, — буркнул тот, направляясь к постели.
Анюта вышла в холл, присела в кресло и обхватила плечи руками.
— Ты как? — спросил Корсаков.
— Нормально, только знобит немного. Наверное, не выспалась. Игорь, можно я с вами в больницу поеду?
— Поехали, — пожал плечами Корсаков. — А что такое?
— Потом объясню. Не хочется одной оставаться.
— Что-то произошло? — Корсаков включил чайник и присел на стул напротив девушки.
— Произошло, только мне еще надо в этом разобраться, — задумчиво сказала Анюта.
В дверях спальни показался врач.
— Так, — сказал он, — больного мы забираем. Самое меньшее — это перелом нескольких ребер, и я опасаюсь, как бы осколки не прошли в легкие. Кроме того, сильный внутренний ушиб. Можно подумать, его лягнул дикий мустанг. Порезы на лице и руках. Предупреждаю еще раз: я обязан докладывать о подобных случаях.
— Доктор, давайте приедем в больницу, а там видно будет.
— Хорошо. Кто за ним ухаживал?
