Степан Кулик - Операция «Wolfsschanze»
– Нет, не так… Представь уравновешенные весы. Тем, кто находится на одной чаше, нет никакого дела до того, что происходит на другой. Вернее, они даже не подозревают, что другая чаша вообще существует. А теперь что-нибудь перенеси с одной стороны на другую… Исчезнет равновесие, из-за чего обе чаши сдвинутся. При этом та, в которой прибавилось, станет более реальной, чем та из которой изъяли. Если быстро восстановить все как было – ничего особенного не случится. Время имеет структурную память и из главного русла не выплеснется. Но если воздействие достаточно длительное, то «утяжеленный» мир получит шанс вытеснить «ослабленный», при этом занимая освободившуюся вероятность. Что сделает его еще более реальным по отношению к остальным мирам. И процесс этот практически необратим… Понимаешь?
– Не очень, – честно ответил Корнеев.
– Доннерветтер… Забудем о теории, перейдем к конкретике. Вас закинуло в мир, где нет Гитлера. Адольф Шикльгрубер погиб в Первую мировую. В результате – летом тридцать восьмого Сталин начал Первую интернациональную коммунистическую войну за освобождение пролетариата от капиталистического рабства, в которой вы сейчас принимаете непосредственное участие. Более того, как я уже знаю, даже весьма не двузначно поспособствовали ее успешному началу…
– Ешкин кот! – не удержался от восклицания Николай. И мечтательно добавил: – Вот здорово… Жаль, у нас по-другому произошло. Эх, Иосиф Виссарионович, мог ведь, оказывается…
– Не перебивай, – недовольно зыркнул на него «особист». – Так вот. Из-за того что вы переместились из своего мира в этот, данная реальность начинает становиться более вероятной и подминать под себя будущее вашего мира. Оно уже не будет таким, как могло быть. А если вас не вернуть, то изменения будут продолжаться… пока не сольются с этой версией будущего.
– В смысле если мы тут задержимся, то у нас тоже Гитлера грохнут? – Корнеев расстегнул пуговицу на воротнике. – Товарищ дорогой… В таком случае мы остаемся. Даже если через пять минут всех поставят к стенке.
– Увы, но просчитать изменения невозможно. Может, операция «Валькирия» сработает, а может, наоборот – «Китайская шкатулка»… Прогнозировать не берусь. Но в любом случае, поверь мне на слово, вариант ополчения всего мира на СССР. Союз Англии и США с Германией против Страны Советов не самая радужная перспектива для нашей Родины. Или ты готов рискнуть, чтобы узнать, чем все закончится?
Корнеев отрицательно покрутил головой.
– Вот то-то и оно… Стало быть, обойдемся без самодеятельности. Я сейчас организую ваше возвращение, и будем надеяться, что статус-кво миров возобновится сам.
– А как ты объяснишь комбригу наше исчезновение? Побегом?
– Это самое простое, – махнул рукой «особист». – Взорву ангар. Взрывчатки здесь хватит. Ну, и вы все… На войне как на войне. Куда сложнее с обратной дебаркацией. Физически меня здесь нет, и измерительных приборов тоже. Поэтому могу только прежнюю настройку использовать, а она уже не точна. Насколько велика погрешность? Без понятия. Так что держитесь поближе один к одному, а еще лучше встаньте вплотную и возьмитесь за руки. Думайте тоже о чем-то общем. Надеюсь, поможет. Все, подполковник, – «особист» оглянулся на звуки шагов, – твоя группа в сборе. Дальше командуй сам…
Максимилиан Штейнглиц на долю секунды снова пробился сквозь черты лица гэбэшника, и тот протянул Корнееву руку.
– Вернетесь, меня не ищи. Смогу – сам объявлюсь. На всякий случай как рабочая версия: вы надышались в подземелье замка графа Соколовского каким-то газом. В результате – длительные галлюцинации и частичная амнезия. Как выбрались, что делали после – ничего не помните. Бред какой-то. У каждого свой. На допросах… если до этого дойдет, конечно… говорите правду. Скорее отстанут. Такую чушь не выдумывают для оправдания. И еще, обнаружите в своем мире какие-то изменения, нестыковки, отличия от привычного – не удивляйтесь. Это эхо вашего перехода. А, чуть не забыл… Переход устроен так, что куда бы вас ни занесло, непосредственной угрозы жизни не будет. По меньшей мере, вам хватит времени, чтобы прийти в себя. Так что не паникуйте… Впрочем, вы уже знакомы с состоянием «паралича», которое сопровождает процесс вплетения ваших личностей в новую реальность, так что справитесь и на этот раз. – И громко прибавил, чтоб услышали все: – Удачи, товарищи. На подготовку даю пять минут. Как раз перекурить успею…
– Это он о чем? – спросил от имени группы Малышев, недружелюбно поглядывая на особиста. – К чему нам готовиться? К расстрелу?
– С чего вдруг?
– А я знаю? Мало ли… Был бы человек, а статья найдется. На то он и оперуполномоченный.
– Брось, Андрей… Что за неуместная истерика? Понимаю, штрафникам особистов не за что любить, но только не в твоем случае.
Малышев промолчал. Все верно, не поспоришь. В штрафбат капитан загремел за дело. Хоть и при смягчающих обстоятельствах, но тем не менее. При иных условиях за такое вполне могли бы и расстрелять.
Корнеев обвел взглядом боевых друзей. Все ждали. Причем на их лицах не было и тени сомнения. Они знали своего командира и верили ему. Прикажет: «Вперед», – выполнят. Скомандует: «Отбой», – тоже спорить не станут.
– Товарищи офицеры… – Николай подумал и сменил тон: – Парни, правда, сейчас нет времени объяснять все нюансы. Обещаю, как выберемся – отвечу на любые вопросы так подробно и обстоятельно, как только смогу. А сейчас, группа, слушай мою команду!
Корнеев встал между Малышевым и Телегиным, беря их под руки.
– Всем делать как я. Создаем плотную группу – так, чтобы между нами даже свободного воздуха не осталось. И еще одно… Это не мое чудачество, а приказ! Пока не скажу «отставить», думаем о… Степаныче.
– А кто это? – удивился Гусман. – Мы с Петрухой знаем его?
– Черт… – Корнеев посмотрел на «особиста». В ответ тот указал ему на запястье с часами. – Не подумал… Ладно, летуны, вы думайте обо мне. Что хотите, хоть матерное. Только не переставая. Все, братцы. Закрыли глаза, сосредоточились, сгруппировались. Считаю до…
Часть вторая
«Опять весна на белом свете…»
Глава первая
Весна сорок четвертого года, первая послевоенная, нагрянула неожиданно и рано. Как будто одновременно с капитуляцией фашистской Германии что-то изменилось и в небесных сферах, – и теперь жизнь торопилась наверстать время, упущенное за смертоносные фронтовые годы.
Уже в начале февраля столбики термометров даже ночью не опускались ниже пяти-шести градусов тепла, а небольшой снежный покров, придававший в январе яркости и торжественности празднованиям по случаю Великой Победы, Рождества и Нового года, сошел даже раньше, чем зарядили дожди – по-весеннему теплые и шумные…
