Алекс Орлов - Шварцкау
Потом, когда звучали команды, когда начинали движение тяжелые машины, он приходил в себя. Но эта первая минута всякий раз была для него полным откровением, как будто все происходило в первый раз.
Времени было мало, и подготовленные к отправке роботы быстро прошагали в трюм.
Створки закрылись, закрутились винты и, взметая тучи песка, транспорт медленно ушел в небо.
Провожающие сразу пошли в городок, лишь капитан Хольмер еще долго стоял, глядя вслед транспорту, но потом тоже пошел обратно, бормоча что-то под нос.
Джек тоже не спешил в казарму и услышал, о чем бормочет Хольмер.
— Ну зачем я его послал? — терзался капитан, качая головой. — Зачем, Хольмер? Зачем, придурок ты старый?
— Вы не придурок, сэр! — заявил Джек, появляясь из темноты.
— Стентон?
— Я, сэр.
— Что ты здесь делаешь?
— Возвращаюсь в казарму.
— Ну и возвращающийся себе. Или ты подслушиваешь?
Капитан надеялся смутить бойца, но Джек был не таков.
— Сэр, я подумал, что лучше подслушать и оказать вам посильную помощь.
— Стентон!..
— Да, сэр!
— Ты меня совсем за старое помело держишь?
— Не понял, сэр.
Хольмер вздохнул. Он уже хорошо знал Джека и понимал, что обычные заготовки вроде «пошел в задницу» или «не твоего ума дела» здесь не годились. Стентон этого совсем не понимал.
— Переживаю я за лейтенанта, — признался капитан.
— Сэр, он справится. Ему это задание очень нужно, чтобы прийти в норму.
— Да? А если он под эту норму весь взвод положит? Четыре машины с пилотами!
— Но с ним Папа Рико.
— В том-то и дело, я его вроде как для усиления поставил, а теперь жалею. Что, если Хирш их всех положит? Совсем без комвзводов останемся!
— Не положит, сэр. Болезнь у него в голове, а мастерство в руках.
Какое-то время они шли молча, капитан Хольмер взвешивал слова Джека.
— А может, ты и прав, ведь действительно мастерство — оно в руках…
— Во сколько у них атака?
— Как доберутся, так и атакуют. От предполагаемого места высадки до базы арконов четыре километра. Перед высадкой зенитные позиции обработают стритмодули. По крайней мере, так было задумано, — добавил капитан и вздохнул.
Джек его понимал, часто при таких сложных операциях кто-то куда-то не успевал, ведь тем же стритмодулям для удара следовало преодолеть пару сотен километров.
23
Примерно в половине шестого утра дверь в кубрик Джека распахнулась и кто-то бесцеремонно включил верхний свет, отчего в комнате сразу стало неуютно.
— Что? Кто это? — хрипло спросил Джек, приподнимаясь, и увидел лейтенанта Хирша, в прожженном комбинезоне, но с улыбкой на лице.
— Стентон, почему спим?
— Потому что рано, сэр, подъем у нас в семь, если вы не забыли…
— Как ты разговариваешь с командиром взвода?! Ну-ка встал, упал и отжался! Пятьдесят раз… Хотя нет, прошлый раз ты выиграл спор на шестидесяти. Семьдесят раз — встал и отжался!
— Да что случилось-то? Вы просадили свой «грей»? — спросил Джек, спуская босые ноги на пол.
— Нет, — отмахнулся лейтенант и, шагнув к столу, сел на казавшийся детским для него стул. — Моя машина в порядке, но два «гасса» и «чино» продырявлены основательно.
— Потери? — быстро спросил Джек.
— Сид Хардин ранен, а Стретфорду — земляку Рыбака повезло, хотя чуть ракетой пополам не разорвало.
— Так они, что, совсем плохи?
— Ну, месяц на простынку гадить будут, это точно, — лейтенант вздохнул и взъерошил обгоревшие волосы.
— А почему вы в таком виде, сэр, если «грей» уцелел?
— Стретфорда в кабине зажало, пришлось выскакивать и по песку, блин, как цапля между снарядами прыгать. Но успел, сумел как-то выдернуть его… Хорошо Папа Рико в форме был, два залпа — и оба точных, от бетонных закладок только башни остались. Помог он здорово, а то бы нас там зажарили.
— Термобарами сыпали?
— Да уж…
Джек вздохнул — сна как не бывало. Термобары жгли металл, словно бумагу, правда, использовали их только с близкого расстояния и часто прямо из окопчиков. Но могли и с позиций накидывать, вот как у лейтенанта получилось.
— Как же вам удалось уйти?
— Ну я же сказал — Папа Рико хорошо отработал, у его «гасса» чуть пушка не расплавилась, как он садил налево и направо. Придется ему проставиться.
— Придется, — кивнул Джек.
Для него после «Машинерии» тоже проставлялись, но, поскольку он пил немного, то отпил у каждого из проставлявшихся по символическому глотку. Это была лучшая награда, отражавшая доверие боевых товарищей.
— Ну, а по делу что-то получилось? — спросил Джек.
— Да ни хрена!.. Ждали нас.
— Как, ждали?
— А так! — воскликнул лейтенант и хлопнул по столу. — Сдали нас, Стентон! Предала нас какая-то сука из своих!
— Да ну? — не поверил Джек.
— Точно тебе говорю, — понизив голос, проговорил лейтенант и посмотрел на свои часы. — Через полчаса Джо на эвакуаторе подкатить должен.
— Джо? Он же здесь оставался.
— Оставался, но потом мы его вызвали — туда на вертолете, а обратно на эвакуаторе из танкового полка. У них эвакуторы посолидней нашего будут — «гасса» и «чино» разом на спину закинул и попер.
— И как он успеет, далеко ведь?
— Далеко, — согласился Хирш и снова взглянул на часы. — Вот полночи и шарашил не останавливаясь.
— Ничего себе.
— Ну не бросать же свои машины на чужом поле?
— Это — да, — согласился Джек. — Печенья хотите, сэр?
— Печенья? Хочу. А у тебя есть?
— Есть. Овсяное. И молоко в холодильнике.
— Вот так фокус! А откуда у тебя?
— Хотел вас как-нибудь угостить, да все случай не подворачивался, — признался Джек, натягивая штаны.
— Ладно врать-то, — отмахнулся лейтенант и полез в холодильник. Джек спорить не стал. Он действительно купил печенье, чтобы угостить лейтенанта, поскольку очень жалел этого человека, заболевшего после ранения странной нервной болезнью, сделавшей из него мнительного старика.
Каково было видеть такое, ведь он знал лейтенанта Хирша как строгого и требовательного офицера, пилота со стальными нервами.
Жалко его было, очень жалко.
— Не, ну ты меня просто обрадовал! — сказал лейтенант, возвращаясь за стол с пакетом молока и двумя пачками печенья «Овсяное традиционное».
— А где ваша трость, сэр? — спросил Джек.
— Костыль? Да я его потерял где-то, должно быть, когда выскакивал из кабины. Да он мне и не нужен больше, я уже почти не хромаю.
Хирш налил в стакан молоко и положил в него три печенья — на размачивание. Это был его любимый способ, освоенный в раннем детстве.