Интриган. Новый Петербург (СИ) - Чехин Сергей Николаевич
— Ген…
Спутник выхватил кортик и вогнал себе в грудь по самую рукоять.
— Папа! — легкий бриз пронзил отчаянный вопль, после чего грянул гром, от которого содрогнулась океанская гладь.
Гаубица изрыгнула сноп огня, а за ним — ослепительный огненный шар.
К счастью, Нимиц успел отвести орудие в сторону, и взрыв грянул в дюжине метрах левее.
И все равно нас залило брызгами, а лодка чуть не опрокинулась, подпрыгнув на волне, как щепка.
— Генрих!
Я подскочил к адмиралу, но как-либо помочь не сумел. Да и никто бы не сумел — разве что только Бог. Острие пронзило сердце, и посреди белоснежного кителя расползалось багровое пятно.
— Не двигаться! — с сильным акцентом крикнул американский матрос.
— Я не знал! — заорал, медленно подняв ладони. — Не стреляйте!
— На колени! — рявкнул Нимиц. — Руки за голову!
Я подчинился — благо и так уже стоял на коленях.
Субмарина подплыла к нам вплотную, и один из янки зацепил шлюпку кошкой.
Честер меж тем сверлил меня таким взглядом, будто хотел прожечь насквозь.
И он бы наверняка это сделал — силы имелись, но честь офицера не позволила свершить самосуд.
И все же несмотря на трагедию, в душе я порадовался, видя, как врага трясло от злости.
Еще бы — столь крупная рыбка сорвалась в шаге от берега.
— Старый лис… — процедил командир, глядя на бездыханное тело. — Снова ушел… Ну хотя бы в этот раз — навсегда.
— И что теперь? — спросил, взглянув на янки снизу вверх и сощурившись от бьющего в лицо солнца. — Я никакие корабли не топил. И тот мальчишка — тоже.
Матросы в нерешительности замерли у края корпуса. Альберт стоял рядом и безостановочно ревел, бормоча сквозь слезы:
— Папа… папочка… Если бы я не убежал тогда… Если бы не я…
Нимиц медлил, разрываясь между жаждой мести и попыткой сохранить лицо — точнее то, что от него осталось.
Все-таки мы не военные преступники — и даже не участники Континентальной войны.
А самосуд над гражданскими навсегда запятнает мундир — пусть даже он от ворота до полы в пятнах пота, крови и мазута.
— Тело — на борт, — наконец распорядился Честер. — А вы — проваливайте.
Янки прыгнули в шлюпку и взяли адмирала за руки и ноги — как безродного пьяницу, замерзшего в канаве.
Но не успели вернуться, как Альберт бухнулся ниц перед мертвым родителем и попытался обнять.
Янки же схватил беднягу за шиворот и толкнул в лодку.
Я поймал наследника, усадил на корму и выпрямился, с ненавистью посмотрев на Нимица.
После чего вытянулся и приставил ладонь к виску.
То же самое сделали и выстроившиеся вдоль борта канонерки моряки.
Честер же затрясся еще сильнее, с трудом сдерживая закипающую ярость.
И решил отыграться не на нас, а на трупе, который уже ничем не сможет ответить.
— Сбросьте крысу в люк. И отчаливаем. Извините, господа, но прощального залпа не будет.
Я молчал, провожая в последний путь непростого, но достойного человека, жалея лишь о том, что не познакомился с ним раньше.
— Папа… — Альберт уронил лицо в ладони и беззвучно зарыдал. — Прости…
Вот уж действительно — не лидер. Но ничего — Рита научит уму-разуму. Она сильная, справится за двоих, а наша семья поможет, чем сможет.
Когда мы поднялись на палубу, субмарина все еще оставалась на плаву. Нимиц страстно желал отпустить напоследок какую-нибудь колкость — так сильно задели его самолюбие.
— Эй, Альберт! — крикнул янки. — Не пропусти свежую газету! Мы все равно вздернем твоего папашу! А на фото не поймешь — труп это или нет!
— Вот именно, Честер! — я достал из-за пазухи обломанный клинок. — И не только на фото!
Даже с расстояния увидел, как округлились глаза врага.
А затем грянул столь мощный взрыв, словно под водой рванул паровой котел.
Гейзер кипящей воды вырвал боевую рубку и подбросил метров на сто.
Обломки корпуса разметало с такой силой, что нам пришлось спрятаться за бортом, по которому точно пули зазвенела раскаленная шрапнель.
Как только последние куски упали в воду, из пучины поднялся полупрозрачная сфера, неся в себе согбенную фигуру.
Рядом, точно пробка от шампанского, вылетел второй шар и тут же опал тяжелыми каплями.
За водяной завесой скрывался Нимиц, держа в руках тяжеленную гаубицу с бронещитом, словно легкую винтовку.
Руны светились так, будто их залили расплавленным металлом, а створки броневого бруствера окружало голубоватое полупрозрачное марево.
Честер нацелил пушку на сферу — и символы погасли один за другим, начав с дула и закончив казенником. После чего загорелись в обратном порядке, магический поршень вытолкнул колдовской снаряд, и огненный шар быстрее метеора пронесся над водой.
Струя раскаленного воздуха разрезала волны, подняв над гладью густой пар.
Громыхнуло громче ящика тротила, от нестерпимого жара сфера мгновенно испарилась и ударила в стороны белыми щупальцами.
Я увидел Генриха, скрестившего перед собой обожженные предплечья. Щит сдержал удар, но силы стремительно покидали старика. Враг же разъярился так, что, казалось, готов сражаться бесконечно.
— Отец?.. — в недоумении пробормотал Альберт, а затем воскликнул. — Папа! Ты жив!
— Эй! — схватил «поэта» за воротник и хорошенько встряхнул. — Надеюсь, ты в Академии не только стихи писал?
— Ч-что?! — малец округлил глаза и захлопал ресницами.
— Ясно, — отпустил руку, и парень рухнул на задницу — ничего, за фальшбортом ему сейчас самое место. — Николь — присмотри за наследником. А вы — готовьте орудие.
— Но палуба… — возразил было старпом.
Взмах руки — и канонерка со скрипом и скрежетом выровнялась. Матросы тут же бросились к пушке, а я приказал морпехам стрелять по летучему (теперь уже в прямом смысле) янки.
Застрекотали тяжелые пулеметы, светящиеся дорожки трассеров сошлись на спине неприятеля.
Жаль, в этом мире запоздали с изобретением аэропланов — мощная установка ПВО сейчас бы край пригодилась.
Магический барьер играючи отразил пули, но, похоже, не мог сдерживать натиск долго — все-таки мана рано или поздно закончится.
И Нимиц с перекошенным лицом крутанулся на месте, приготовившись избавиться от назойливых людишек перед тем, как расквитается с главной целью.
Я едва успел вскинуть руку, вообразив перед собой водяную стену.
Щит закрыл борт, но удар огненного шара вышел такой, что брызги сбили с ног всех, кто не спрятался за броней.
Я вот не успел, и, несмотря на барьер, ощущения были такие, будто дюжина футболистов разом пробила с пыра по торсу.
Волна впечатала в стенку рубки, но кости не пострадали — лишь на миг помутилось сознание. А вот экипаж понес первые потери — стрелку «смыло» половину головы, а пулеметчику свернуло шею.
Их жертвы не прошли даром — пока Честер отвлекался на пехоту, канониры навелись на него и дали залп.
Левый щиток как корова слизала, а сам чародей завращался в воздухе, что воздушный гимнаст, и отлетел метров на сорок.
Увы, за это время он успел перезарядиться, а я едва встал на ноги, шатаясь и придерживаясь за рубку.
Громыхнуло, ослепительная вспышка резанула по глазам, но снаряд просвистел над кораблем.
Я ничего не видел, но по ощущениям прямо над головой на полном форсаже пронесся истребитель — такой стоял гул и рокот, аж внутри все задрожало.
Удар отвел Генрих, задев шар ревущим протуберанцем.
Это стоило ему последних сил, и старик камнем ухнул в изошедший бурунами океан. Вынырнул, вцепившись в плавучий обломок, но о бое на равных не стоило вести и речи. Честер взмахнул рукой, и мутное щупальце обхватило адмирала за горло и приподняло высоко над волнами.
— Ты не только слабак и подонок, но еще и тупица! — прорычал янки. — Эта жалкая выходка обрекла на смерть не только тебя, но и твоего бездарного щенка. Как ты мог воспитать такую соплю, Генрих?
Я заставил его драить палубу, а он даже не осмелился возразить! Ты горд своим наследием? Погордись перед смертью, ведь я повешу тебя прямо здесь. Теперь уж никуда не денешься, хоть ты скользкий, словно угорь.