Антон Соловьев - Злая сказка
На твоем гербе роза ветров,
На моем — переломленный меч.
И оба мы знаем цену слов
И горечь непрожитых встреч.
На твоих плечах пыль вечных дорог,
На моих тамплиерский плащ,
Но, когда будет полной луна,
Я услышу твой плач
И я встречу тебя
На перекрестке миров.
Я оглянулся, почувствовав приближение бессмертных. Это были те двое, которым Олег сообщил о решении большинства. Мужчина средних лет, с небольшой козлиной бородкой, одетый в длинный летний плащ и шляпу. Рядом с ним женщина лет тридцати с длинными черными волосами. Худенькая, небольшого роста. Только мелкие морщинки около глаз говорили о ее возрасте. Издали ей можно было дать намного меньше. Я напряг истинное зрение. Мужчина был Темным, девушка Серой. Оба из второго поколения.
Ритуальная кровь стала печатью,
Дорога нам стала вечной судьбой.
И нет смысла гадать, когда будет снова
Возможность быть просто рядом с тобой.
Но тебя опять призовет твой бог,
А меня — мой упрямый бес,
И останется белая память
И черный камень — ступенька с небес.
Серая девушка подошла сзади к Олегу и легонько тронула его за плечо. Олег обернулся, они улыбнулись друг другу. Однако при взгляде на мужика в шляпе улыбка сползла с лица Олега. Темный кивнул на певца, Олег тоже кивнул, одобрительно.
Шаг в бесконечность, яркая вспышка,
И жизнь обращается в фарс.
И алые брызги в священной купели,
И кто-то внимательно смотрит на нас.
И белые мантии слуг сатаны
Закружатся в бокале вина.
Но я не отдам им огонь,
Я уйду на восход,
Где встречу тебя
На перекрестке миров.
Что-то особенное скрывалось во взглядах этих троих бессмертных — Светлого, Темного и Серой. Напряженность и одновременно какая-то тоска. И еще было нечто такое, что я мог бы назвать взаимопониманием. Они были одиноки среди людей. Словно изгнанники в чужой стране, они слушали песню о себе и краях, в которых когда-то давно им доводилось жить.
Познавшие вечность бредут в никуда,
Цепочка словно тонкая нить.
И справа стоит слепая судьба,
А слева со взглядом холодным — смерть.
Но если однажды я не приду.
И рассыплется в прах талисман,
Помни, что каждую ночь под светом луны
Я жду тебя там,
На перекрестке миров.
Стихи Дениса Полковникова
Ничего не скажешь, отличная песня. И в тему. Вряд ли большинство из присутствующих и аплодировавших поняли истинный ее смысл. «Перекресток миров». Может, это здесь, у нас? Практически в самом центре Москвы. Что ж, мои вкусы на музыку совпадали со вкусами Олега. Но об этом человеке, нет, нечеловеке, мне предстоит еще многое узнать. Он пожал руку Дэну и пошел к метро. Я шел за ним.
Потом я очень часто возвращался к этому моменту своей жизни, к песне у памятника. Я много думал о той роли, которую сыграли в жизни очередной неформальной тусовки бессмертные. До сих пор так и не знаю, кто поставил барьер и почему. Говорят, в самом начале здесь собиралось огромное количество художников, поэтов и музыкантов. Пили, конечно, но не так же! Я знаю, что некоторые из любимых мною писателей бывали здесь. Хотя кто они — люди или бессмертные, для меня остается загадкой.
Однако наиболее волнующий вопрос заключается в следующем: причинили ли бессмертные зло людям? Да, среди них есть Темные, Светлые и Серые. Светлые вроде как за Бога. Но мы знаем кучу примеров из истории, когда слуги Господни творили злодеяния его именем. Мне хотелось бы знать, виноваты ли бессмертные в том, что та девочка, с которой я когда-то познакомился на Эгладоре, считала себя не от мира сего. Ведь благодаря N35 я смог определять бессмертных не только среди тех, кого видел под воздействием препарата, но и тех, кто остался в моей памяти.
Та девочка, считавшая себя королевой эльфов, была человеком. Здесь могло быть все: случайно услышанный разговор бессмертных либо пьяный бессмертный сам наболтал ей лишнего ради шутки или чтобы просто затащить в постель. Я не знаю. Да и вообще, кто я такой, чтобы кого-то судить. На перекрестке дорог, тем более миров, а ведь бессмертные их видали немало, может случиться все что угодно. Но мне по-прежнему жаль, очень жаль, что из Нескучного сада ушла сказка. Может, тогда и началась та глобальная пьянка, которую пришлось остановить властям.
Сейчас это уже не важно. Тем более уже прошло немало времени с того достопамятного четверга. Однако я был уверен в одном: ничего хорошего дополнительные возможности не дают. Тот, кто возвышается над другими, даже в силу сложившихся обстоятельств, неизменно принижает то, что люди называют душой.
Мне было очень грустно и хотелось спать. Отчет я решил написать завтра. Тем более что до ближайшего экзамена мне не надо появляться в институте, а на прежней работе меня всегда освобождали от обязанностей на время сессии.
Круг земной. Телохранитель
Город горел. Это было чудовищно красиво. Обрушивались крыши особняков, падали белоснежные колонны. Фонтаны наполнялись кровью. Само пребывание в этом месте грязных длинноволосых людей, одетых в шкуры, наводило ужас. Римские солдаты были давно перебиты. Теперь армия Аттилы, нет — орда Аттилы, так будет более точно, разрушала город.
Они пришли с восхода, одетые в кожаные доспехи и шкуры, длинноволосые и узкоглазые. Они говорили на непривычном для римлян гортанном языке. Они не хотели войны, они хотели всего лишь следовать предначертанию истории. Судьба погнала их с насиженных мест. И стало так, как говорил один гунн: мой дом там, где стоит мой шатер.
Они не хотели войны, они жили на границе и охраняли Рим от вторжения других племен. Они не просили за это платы. Они просто стали жить здесь, теперь это их земля. Но когда один из кланов взбунтовался, римляне поступили как последние шакалы. Они взяли в заложники семью вождя и потребовали повиновения. Аттила смог успокоить своих воинов, но, когда он приехал в Рим, получил лишь головы своей жены и детей. Он уезжал молча, а за ним тащилась телега с расчлененными телами его родичей. Конечно, всепрощающий огонь очистит их от скверны. А как жить дальше? Настало время снова петь мечу, но разве кровь его врагов сможет смыть из памяти лица его детей? Нет!
Он вернулся внезапно, посланец Рима, который всегда привозил скверные вести. Он спешился у шатра Аттилы, а затем стал раздеваться. Он снял перевязь с мечом, сбросил свой шлем и панцирь, а затем тогу и остался гол. Он был спокоен и горд, когда Аттила вышел к нему:
— Что за вести ты принес на этот раз?
— Я не принес вестей, я пришел, чтобы остаться. — Зеленые глаза посланца сверкнули.
— Ты хочешь предать свой народ?
— У меня нет народа, у меня нет племени, я сам по себе. И если я носил раньше римские доспехи, то теперь они сброшены.
— Ты хорошо знаешь наши обряды. Хочешь, чтобы тебя приняли в племя?
— Мне это не обязательно. Но если я хочу быть телохранителем вождя, то готов принять вашу веру и ваши обычаи.
— И даже жену из наших шатров? — Аттила усмехнулся.
— Почему бы и нет, — рассмеялся в ответ римлянин.
— Но какая тебе выгода?
— Так хочет мой Хозяин.
— Кто он?
— Он живет далеко, на небесах.
— Ваш Христос?
— Нет, его Отец.
— Что ж, я знаю. К нам приходил арианский[2] проповедник. Мне он не очень понравился, но его знак, две перекрещенные линии, я теперь ношу. Говорят, что он приносит удачу.
— Несомненно, Аттила. А теперь, если ты хоть чуть-чуть поверил мне, сделай все по обычаям твоего племени.
— Принесите волчью шкуру, — приказал Аттила своим телохранителям. — А меч я отдам тебе свой, римлянин. Я не знаю почему, но верю тебе. Хотя -я готов поклясться, что ты не тот, за кого себя выдаешь. Теперь они стояли на развалинах Рима. Оба запахнутые в волчьи шкуры — знак клана Аттилы. Вождь повернулся к своему телохранителю и улыбнулся:
— Ты держишь свое слово, друг.
— Так предписывает мне моя совесть. Тебе нравится горящий Рим?
— О да, это незабываемое зрелище. Я в жизни не видел большей красоты. Я отдал город на разграбление своим воинам. Мне здесь ничего не нужно. Ведь мы пойдем дальше?
— Мы? — Телохранитель улыбнулся. — Нет, Аттила Гунн, я обещал тебе Рим — вот он. А я ухожу.
— Почему? — Голос сурового вождя прозвучал как писк обиженного ребенка. — Ты столько раз загораживал меня от смерти: от яда в чаше, от летящей стрелы, от предательского кинжала. Мне не найти лучше телохранителя, чем ты.