Уильям Сандерс - Очаги сопротивления
Голос у девицы был высокий и звонкий, как у школьницы. Ховика это не особо привлекало, но были в ней достоинства, с лихвой покрывающие этот недостаток. Ховик принял самокрутку двумя пальцами и затянулся, сознавая, что очевидно, зря это делает. Но «травка» и женщина — ох, как давно это было! Может, при теперешнем раскладе, никогда больше и не доведется. Дымок был славный, ядреный; Ховик затянулся еще раз — глубоко, шумно, и задержал дыхание. Девица наблюдала.
— Здорово, а? Это Трек принес, в воскресенье. Или в понедельник? Слушай, какой вообще день сегодня?
Ховик наконец выдохнул, совсем почти без дыма: легкие впитали все.
— Глубоко взял, — с уважением отметила девица.
Ховик затянулся еще раз, и по голове словно садануло мягким резиновым молотом. Девица спросила:
— За тобой след, что ли? Паучина велел забыть, что я тебя видела. Да ты еще и упакованный.
Протянув руку, она коснулась твердого выступа под курткой, где у Ховика был пистолет.
— Вынь, — девица хихикнула. — Да нет, я про пистолет!
Ховик вытащил «Кольт» и положил на пол неподалеку, чтобы легко было дотянуться. Тут девица налегла на Ховика и, клоня на истертые подушки, стала вкрадчивыми движениями расстегивать на нем рубашку.
— Ого, да ты здоровый!
Цветастый халатик был теперь широко распахнут, и обе груди — большие, податливые — чиркали Ховика по груди твердеющими сосками. — Ну-ка, давай, стягивай!
Ховик позволил снять с себя рубашку, чувствуя, как пальцы девицы медленно, отстраненно соскальзывают ему по плечам. «Травка» зацепила, все пошло чуть в замедленном темпе. Голос Фредди Берда вытягивал фразы «Слонового блюза», кто-то свирепел на барабанах.
Девица ненадолго привстала сбросить на пол халатик, и сноровистым движением освободилась от прозрачно-голубых трусиков. Под ее настойчивыми пальцами джинсы на Ховике расстегнулись и сползли; сам он тем временем затянулся еще раз, остальное погасив о коврик Паучины. Когда девица, оседлав Ховика, взялась рукой, он успел обратить внимание, что ботинки у него тоже сняты — интересно, когда успел? Зря, конечно, столько раз затянулся… И тут мысли его оставили: девица слегка приподнялась, и дух зашелся от обжигающе сладостного ощущения; Ховик, глухо рыкнув, ухватил девку за широкую мягкую задницу.
Девица наездницей размеренно на нем подпрыгивала. Движения постепенно ускорялись, перерастая в короткие, кроличьи, скачки. В такт колыхался увесистый бюст, в то время как Ховик обеими ладонями поддавал ей по заду. В наивысший момент он наддал вверх так, что едва не скинул наездницу; та, сипло визгнув, повалилась на него и еще несколько минут прерывисто дрожала.
Ховик тотчас взялся натягивать одежду; девица лежала, задумчиво его созерцая.
— Зачем тебе все эти лоскуты? — требовательно спросила она. — Ты мне и без них нравишься.
— Паучина сказал, кое-кто может подойти. — Ховик вынул сигарету, закурил. — Хочешь?
— Не надо, вред здоровью. Насчет мужиков нынче не переживай, симпатяга. Я ни с кем не буду дрючиться, только с тобой. — Одеваться она, похоже, не собиралась. — Там наверху есть комната, для своих Паучина дает ее в полное распоряжение. Если хочешь, я тебе буду постоянной подругой и все такое.
Тревожно выла гитара, бас вторил, и растекался голос Фредди Берда:
«Вступает беда —
Ни спросить, ни сказать.
Въезжает беда —
Бесполезно стрелять.
Влетает беда —
Бесполезно бежать.
Она повсюду рыщет,
Где ни спрячешься, сыщет.
И убитый, повешенный тот
Перед взором тут же встает».
Сидя на тахте возле девицы, Ховик зашнуровал ботинки. За окнами стемнело. Пройдясь по комнате и включив свет, Ховик вернулся на тахту и сказал: — Расскажи о себе.
Бабы, они всегда любят, когда их об этом спрашивают. Слушать он перестал, едва та завела долгую и путаную историю о том, как в семнадцать лет сбежала из дому, потому что убили какого-то парня в Никарагуа. Так она лежала и рассказывала, а Ховик бездумно сидел, когда дверь в прихожей неожиданно отворилась. Ховик выудил пистолет как раз в ту секунду, когда в дом бесшумно вошли люди из Управления.
Оба были в штатском, в руках — короткоствольные пистолеты, с готовкой жадностью уставленные в сторону Ховика. Он не целясь дважды выстрелил в сторону вошедших (сильная отдача и обвальный грохот на замкнутом пятачке площади), а затем, когда те кинулись на пол, пальнул в лампу.
В темноте и внезапно звонкой тишине Ховик отчетливо расслышал голос Паучины Уэбба, говорящего с улицы кому-то, что в доме есть запасной выход.
Жутко хотелось задержаться хоть на минуту, успеть влепить в Паучину пулю, но похоже, везде были понатыканы фараоны, да еще девка эта визжала, как резаная, и эти двое шевелились на полу — того гляди, откроют огонь вслепую. Пожалуй, пора уносить ноги!
Черный ход выводил в смутно освещенную аллейку с вездесущими битыми бутылками и опрокинутыми мусорными баками. Заметив в излучине аллеи человеческий силуэт, Ховик, не целясь, выстрелил в его сторону и сам удивился, когда тот упал. Выскочил на улицу, перепрыгнул на бегу через лежащего, не разобрав толком, жив он или нет, но заметив блестящий шлем и полицейскую униформу. Вон оно что: эти, из Управления, подцепили себе в поддержку местных медных касок.
На этот раз, обратил внимание Ховик, они подогнали настоящий, всамделишный мотоцикл; бык, а не машина, из прежних еще времен. У обочины при выходе из аллеи по-знакомому — глуховато и нечасто — постукивал включенным двигателем полицейский «Харлей Дэвидсон» белого цвета, в неверном свете фонаря вытянувшийся, казалось, на полквартала.
За углом ожили сирены и красные огни — судя по звуку, как минимум две машины, и еще кто-то, выбегая, хлопнул дверью заднего хода. Ударил выстрел, пуля гулко звякнула о пустой мусорный бак. Ховик, не теряя времени на раздумья, вскочил на «Харлея», пяткой и носком перекинул громоздкое ножное сцепление и выжал газ; сзади тем временем снова застучали выстрелы.
При первом же повороте на скорости, заложив мотоцикл на бок и чуть не выпустив из рук руль из-за какой-то скользкой пакости на асфальте, Ховик понял, что даже для него эта гонка — сумасбродство. На мотоцикле он не сидел вот уже несколько лет, в голове плыло после «травки» и коньяка, к тому же он не спал всю прошлую ночь. «Харлей» для маневрирования был излишне тяжел и неповоротлив, он приспособлен скорее для комфорта и стабильности, чем для быстрой езды — не помогали ни жесткие ручки, ни неуклюжие опоры для ног. Но сзади гремели выстрелы, и не время было раздумывать.
С улицы Ховик свернул в узкий проезд между четверкой тесно размещенных многоэтажек, заставил мотоцикл вспрыгнуть на поребрик и нырнул в какую-то темную горловину, оказавшуюся длинной сквозной аркой под зданием, чем-то вроде проезда для подсобного транспорта, с ржавеющими мусорными баками вдоль одной из стен и единственным подслеповатым фонарем в отдалении.
Сзади туннель озарили фары полицейской машины, вой сирены чудовищно усиливался гулким эхом. В голове мелькнула мысль выстрелить разок-другой назад, осадить преследователей, но боязно было выпустить руль. У мотоцикла зажжены были задние фонари — ясно, от этого им легче в него целиться, но возиться с переключателями теперь времени не было. Стремительно надвигался зев арки, и Ховик различил впереди на расстоянии какую-то темную глыбу. Фара выхватила из темноты что-то громоздкое, и Ховик как нельзя вовремя вильнул вбок, иначе неминуемо бы врезался в стоявший бульдозер. Какие-то земляные работы, зря сюда сунулся, не ровен час какая-нибудь траншея впереди…
Накликал… Траншея была прямо впереди, и по первым прикидкам — как минимум раза в три шире Большого Каньона.
Если б не дурман, или хотя бы время подумать, он не решился бы на такое ни за что.
На подступе к траншее тяжелый мотоцикл взревел и взнялся на дыбы, из-под заднего колеса метнулись камни и ошметки полузасохшей грязи. Удачно подвернувшийся при этом лист толстой строительной фанеры послужил хорошим стартовым трамплином; но все равно, понятно, это была гиблая затея: «Харлей», он и без навесного железа весит солидно, а на этом еще тяжесть полицейского оборудования.
В эти отчаянные доли секунды Ховик не испытывал сомнения, что все кончено. Но оказывается — уму непостижимо! — он каким-то образом перемахнул; заднее колесо, зацепив мягкую закраину траншеи, толкнуло мотоцикл вперед, дальше. Повернув машину на разровненной площадке, Ховик поехал на соседнюю улицу, успев-таки оглянуться и заметить, как преследующие огни и слепящие голубые сполохи мигалки резко дернулись и скрылись из виду: машина передними колесами ухнула в траншею. То ли вправду, то ли примерещилось: послышалось вроде бы, как хряснула ось.
