Александр Золотько - Последняя крепость Земли
– Поезд, наверное, опоздал минут на тридцать, – предположил Гриф. – Пришлось пинать дольше, не останавливаться же!
Участковый промолчал.
– Так что с Машей? – спросил Гриф.
– С Машей… Все нормально с Машей. Девчонке восемнадцать лет, красивая, стройная. И… – Участковый затянулся сигаретой. – Бабы называют ее припадочной. Тычут пальцами и говорят дочкам – смотри, мол, что бывает с теми, кто дурацкие книжки читает. Начиталась, вон, поехала на Территории…
Девяносто восемь из ста, подумал Гриф. Только две женщины из ста после контакта с Братьями сохраняют здравый рассудок. Об этом не пишут, разве что в Сети может пройти информация о том, как девчонка приехала на Территорию и что с ней после этого произошло. Жуткие рассказы об изнасиловании и ролики андеграунд-порно, чтобы было понятно, как это произошло.
Пишут совсем о другом. Пишут о внезапно разбогатевших красотках, о том, как это здорово, что необыкновенное сочетание разных рас невозможно описать словами…
…Это нужно почувствовать, сказала в интервью нашему корреспонденту Ангелина. После этого все кажется таким пресным и вялым. Я обязательно вернусь туда…
И книжки про звездную любовь. Кино, слава богу, не снимают.
Из оставшихся девяноста восьми процентов женщин половина погибает в течение трех-четырех недель. Нервное истощение, самоубийства. Оставшиеся в живых… Около трети можно вылечить. Остальных можно только стабилизировать. Не дать умереть.
…Это так потрясающе! Это действительно неземное наслаждение!..
И нет никакой возможности запретить вход на Территории таким вот, ищущим любви, денег или неземного наслаждения. Это оговорено в Соглашении и Протоколе.
– Они сюда переехали года два назад. Вначале одна мать приезжала, Елизавета Петровна, местечко выбрала, бумаги оформила. Потом строители… Быстренько так построили, месяца за три. И переехали. Сама с хахалем, Маша и обслуги человека четыре. Меня поначалу попыталась горлом взять: не сметь ходить к нам, нервировать девочку, которой и так плохо… Мы имеем право на частную жизнь, мы потому сюда и переехали, чтобы нас не нашли журналисты и чтобы Машу не забрали для опытов.
– Для опытов? – удивился Гриф. – Странно… В каждой клинике есть отделение стабилизации. Материала для таких опытов хоть отбавляй.
– Не знаю… Я выслушал мадам, потом сунул ей в рожу предписание. Обязан я раз в неделю как минимум обследовать дом на предмет соблюдения и выполнения. Им бабки платят, и неплохие, если судить по жилью и привычкам. Братья вроде пенсии выплачивают пострадавшим. Или наши за Братьев… Не знаю. Только теперь меня пускают на двор без всяких… А я как к ним схожу, потом дня два спать не могу. Только водка и спасает. Я как увижу…
– Я видел таких, – кивнул Гриф.
– Видел… А я – каждую неделю. И обязательно – опрос. Как дела, Маша? Что ты сегодня кушала? Не обижают? Что?.. – Лукич сплюнул. – Каждую неделю. у меня вот вопросник с собой всегда, на что обращать внимание. Вот…
Участковый достал потрепанный блокнот, потряс им в воздухе.
– Вот. Цвет белков глаз, контактность, отсутствие-наличие сыпи на обратной стороне кистей рук, произношение шипящих и сонорных… Сто десять вопросов. Слежу, заполняю… Отправляю в район. Недавно посмотрел свои записи, а у нее изменения по двадцати пяти показателям. Почти четверть… И что это значит? Что это означает, когда она начинает тереть кончики пальцев? Беспрерывно, будто пытается от чего-то избавиться…
– Давно начались изменения? – спросил Гриф.
– С полгода как… рывком. То один-два пункта за год, а то за шесть месяцев – двадцать. – Лукич принюхался. – Вроде ты уже и не воняешь… Кажется.
Гриф глянул на часы, кивнул.
– Пора уже. Пойдем?
– Пойдем, – вздохнул Лукич.
Встал, вытряхнул свой пиджак и набросил его себе на плечи.
Девочке становится хуже. Понятно, что она потихоньку сползает, и неизвестно, сколько она еще сможет вот так балансировать над бездной. Поначалу, узнав, что дочка Быстрова больна, Гриф удивился. Зачем отец пошел на Территорию? «Верблюдами» становились обычно те, кто не имел родственников, и те, кто рассчитывал разбогатеть одним махом. Еще туда шли любители острых ощущений и полные кретины.
У Маши есть деньги. Не у Маши, конечно, у ее опекунши, но деньги есть. Насколько знал Гриф, деньги немаленькие. Зачем рисковать? Зачем…
Они остановились перед воротами, участковый нажал кнопку звонка. Над забором взлетела камера, облетела стоявших и зависла перед самым лицом Лукича.
– Вечер добрый, – сказал участковый. – Проверка.
Камера распустила усики псевдодинамика.
Однако, подумал Гриф, неплохо живут. Стоит такая техника достаточно дорого. И использовать ее в качестве сторожевых устройств… Здесь богатства не стесняются. Пусть каждый видит, как живут люди.
– С вами кто?
Камера переместилась к Грифу.
– Врач, – сказал участковый. – Доктор из районной клиники.
– Только участковый.
– Ты читал предписание?
Участковый полез в карман. Свой архив, похоже, он таскал с собой.
– Пункт восьмой, «Участковый и сопровождающие его лица». Это лицо меня сопровождает. Или хочете, чтобы я в писульке указал, что вы…
Камера втянула псевдодинамик и улетела за ворота. Створки ворот разошлись.
Хозяйка дома встретила их в холле, заставленном мягкой мебелью. Елизавета Петровна сидела, закинув ногу на ногу, в глубоком кресле.
– Послушайте, – Елизавета Петровна не сказала «любезный», но это все равно словно прозвучало, повисло в пропитанном благовониями воздухе, – вы могли хотя бы предупредить…
Елизавета Петровна была в пеньюаре, бледно-розовой кисее на ухоженном теле. У Елизаветы Петровны было шикарное тело, и скрывать этого она не собиралась. И не собиралась тратить своего времени на пустые разговоры.
– Инга! – чуть повысив голос, позвала Елизавета Петровна.
По лестнице со второго этажа спустилась женщина лет пятидесяти. Ни капли косметики, темное строгое платье, брезгливо поджатые губы.
– Где сейчас Машенька? – спросила Елизавета Петровна.
– В комнате.
– Проводите ее сюда.
– Спасибо, мы пройдем к ней, – сказал Гриф.
– Вы будете находиться там, где я вам разрешу. – Ярко-красные губы Елизаветы Петровны изогнулись в брезгливой улыбке. – Приведите Машу сюда.
Это она напрасно. Гриф давно уже не позволял кому-либо разговаривать с собой так.
До хозяйки дома было ровно два шага. Она даже испугаться не успела. Пощечина обожгла щеку – Елизавета Петровна взвизгнула. Скорее от неожиданности, чем от боли и обиды.
– Да как вы смеете!.. – возмутилась Елизавета Петровна.
Люди очень быстро привыкают к хорошему, а Елизавету Петровну вот уже два года никто не хлестал по лицу.
Чопорная Инга пулей взлетела по лестнице на второй этаж.
Гриф медленно намотал крашеные волосы хозяйки дома себе на руку, поднял даму с кресла.
– Я… – начала Елизавета Петровна, но замолчала, задохнувшись от ужаса: Гриф снял очки. – Миша! Миша!
Миша, мускулистый парень двадцати пяти лет от роду, сожительствовал с Елизаветой Петровной вот уже полтора года и в принципе был своей жизнью доволен. Хозяйка, правда, ревновала его к каждой бабе в радиусе Десяти километров и держала у себя на службе только крокодилов вроде Инги, но была, в общем, не самым худшим вариантом. Одному из приятелей Михаила приходилось ублажать старую перечницу лет шестидесяти.
Был небольшой недостаток у Елизаветы Петровны – требовала она почти мгновенного прибытия по первому же зову. Приходилось постоянно находиться настороже, чтобы, не дай бог, не прослушать.
Сейчас Миша сидел на веранде, загорал. Услышав крик, вскочил и бегом бросился в холл – хозяйке нравилось, когда он прибегал.
Зрелище, открывшееся Мише, было настолько фантастическим, что он замер в дверях и секунд тридцать просто смотрел, как его работодательницу таскает за волосы незнакомый мужик. Местный участковый трясет незнакомца за плечо, а тот, не обращая внимания на мелочи, хлещет Елизавету Петровну по лицу.
– Что ты смотришь, Миша?! Сделай что-нибудь!
Миша попытался. Зря он, что ли, тратил столько времени и денег на тренировки и инструкторов. Миша бросился на нападавшего.
Бросок – встречный удар ногой – чувство полета – темнота.
Гриф бил молча. Бил, понимая, что делает неправильно, что если не успокоится, то просто забьет эту… эту… Гриф заставил себя разжать пальцы и оттолкнуть бабу. Поднял трясущимися руками с ковра свои очки, надел.
В холл влетел охранник. Его напарник сегодня был выходным: места здесь были тихими, охранники дежурили по очереди. Двух мужиков в доме должно было хватить.
Должно было. Но не хватило.
Михаил лежал возле стены и в событиях не участвовал. Охранник… Охранник, наверное, лег бы рядом с сожителем хозяйки, но вовремя и, самое главное, правильно отреагировал на окрик участкового.
