Игорь Николаев - Там, где горит земля
— К пулемету, тварина! – гаркнул Гедеону командир, хватаясь за пистолет. – Сожгут же щас к хренам из окопов! Пристрелю!
Но, поняв, что радист его просто не слышит, уйдя в собственный мир беспросветных кошмаров, командир плюнул и, страшно ругаясь, потянулся к пулемету, которым должен был действовать как раз Гедеон. Офицер дал одну длинную очередь, другую, ворочая тяжелый ствол и шипя ругательства пересохшим горлом.
А затем мир взорвался ослепительной вспышкой. И все померкло
***— С кем имею честь? – не очень вежливо отозвался Поволоцкий. Как человек прогрессивный, он поддерживал идеи равноправия и умеренного феминизма, но категорически не принимал присутствие женщин в армии. С одной стороны Александр понимал, что при размахе мобилизации и военных действий страна не может заполнить все потребные вакансии мужчинами. С другой – пресловутая «гусарщина» слишком часто закидывала в армию истеричных суфражисток или, что ещё хуже, романтических дам, которые ожидали чего‑то наподобие открыток тысяча восемьсот семидесятых. Сестры милосердия в элегантных халатах, симпатичные молодые люди с аккуратными перевязками, цветы в вазах и прочая благость. Столкновение с реальностью оказывалось куда менее приятным. Пока не вступила в силу Доктрина с её тщательной регламентацией и отбором персонала, Александр навидался экзальтированных дам, приехавших в качестве добровольцев по линии Красного Креста, которые падали в обморок от одного запаха полостных операций или бились в истерике, увидев скоростную ампутацию.
Впрочем, сия фемина производила впечатление куда более уравновешенной особы, весьма строгой и целеустремленной.
— Анна. Анна Лесницкая, — представилась строгая брюнетка в костюме и протянула руку – не для поцелуя, а по–мужски, развернув ребром для рукопожатия. – Седьмой отдел Особого Департамента при канцелярии Его Императорского Величества.
— Александр Поволоцкий, — автоматически отозвался медик, пожимая протянутую руку, узкую, но весьма сильную. Для женщины сильную. – Седьмой отдел… Контроль поставок специальной медтехники, если не ошибаюсь?
— Совершенно верно, — подтвердила Лесницкая. – Вас нелегко найти.
— Я – хирург консультант фронта, — пояснил Поволоцкий. – Могу находиться где угодно, от армейского тыла до медсанбата. Сейчас сопровождаю Сергея Сергеевича Юдина.
— Наслышана, — улыбнулась Анна. Обычно у так называемых «business women» улыбка под стать облику – хищная, ритуальная. Но у Лесницкой она вышла на удивление очень милой, доброжелательной. – Неугомонный профессор все‑таки вырвался на фронт.
— «Неугомонный профессор»? – удивился Александр.
— Да, его у нас так называют. Постоянно рвется на войну, но ему запрещают либо канцлер, либо Его Величество.
— Хорошо сказано, — улыбнулся Александр. – Что ж, чем обязан?
— Заявки на наркозные аппараты и системы вентиляции лёгких.
— «Козинов и партнеры»? – с ходу понял Поволоцкий. – Да, понял. Поставками занимается один из сыновей, он сейчас тоже ездит по передовой, собирает рекламации. Предприятие большое, вполне надёжное, в чем затруднения?
— Есть заказ на дополнительную партию, но поставщик резко поднял отпускную цену. Я никак не могу за ним угнаться и, кроме того, хотелось бы решить вопрос быстро и без лишнего давления.
Александр нахмурился, напряжённо думая.
— Сейчас, обговорю с Сергеем Сергеевичем и отправимся. Я примерно представляю, где можно найти Козинова.
***Сознание возвращалось медленно, рывками. Гедеон ворочался, как большая медуза, на чем‑то твердом, под непослушные, ватные пальцы попадалось то мягкое и липкое, то угловатое и жёсткое. Глаза не открывались, их словно залепило клеем, сквозь который не пробивались даже едкие слезы. В нос ударил запах дыма – не от сгоревшего пороха, а вонь горящей резины. Утробно скуля, радист задёргался ещё сильнее, привстав на четвереньки. Потеряв человеческий облик, он толкался головой из стороны в сторону, поминутно оскальзываясь и падая на мокрый пол, среди гильз. И, вдруг, когда паника достигла наивысшего градуса, за которым лежало уже беспросветное безумие, он неожиданно освободился. То ли Гедеон каким‑то чудесным образом сумел открыть кормовой люк, то ли тот уже был открыт, но стенающий юноша вывалился наружу, снова больно приложившись о холодную, твердую как камень землю.
Рядом что‑то ужасно гремело, будто часто–часто били в огромный барабан. Радист заполошно тер глаза, стараясь стереть клей. Ужасно болела голова, что‑то теплое и липкое стекало по лицу. Наконец он прозрел, сумев стереть, сорвать с век корку из подсыхающей крови.
«Медведь» стоял почти ровно, с перекошенной башней – вражеский снаряд не пробил броню, но буквально развалил её по сварным швам. Рядом горел ещё один броневик – дымно, с хрустящим стуком рвущихся пулеметных патронов в утробе. В стороне ещё что‑то дымилось и отбрасывало языки оранжево–красного пламени, но разъеденные дымом глаза не видели – что именно. Бой барабана долбил в уши, буквально разрывая перепонки. Что‑то очень горячее упало на руку Гедеона, обжигая даже сквозь перчатку. Словно большое насекомое прыгнуло откуда‑то сверху и больно ужалило. Юноша дёрнул рукой, перекатываясь на бок, и увидел новый кошмар.
Рядом стояла странная фигура, словно выбравшаяся из романа ужасов. Нечто большое, метра два в высоту, но кажущееся приземистым из‑за размаха «плеч» и горба за спиной. Как будто горилла, только железная. Горб гудел и выбрасывал струйки дыма через несколько коротких трубок. Горилла стреляла из пулемета с огромным коробом вместо привычного магазина или ленты, держа оружие в отливающих металлом «руках» с трехпалыми кистями – два «пальца» противостоят третьему. Грохот пулемета и казался барабанным боем.
Чудовище дало ещё одну длинную очередь, горячие гильзы раскатились вокруг. И повернулось к Гедеону. Разворачивалось железное создание странно, всем корпусом, переставляя ноги в частых мелких шажках, словно не могло крутить ни головой, ни талией. Вместо лица у него оказалась узкая прорезь непрозрачного стекла под широким козырьком.
«Механик$1 — неожиданно понял Гедеон. Или «шагоход». Он слышал про таких, пару раз даже видел издалека, но никогда – вблизи. Модифицированный для военных нужд, прикрытый дополнительной броней глубоководный скафандр, защищающий бойца от пуль и осколков. «Самоходный гроб», как его называли в войсках.
— Живой? – глухо спросил человек в скафандре. Голос доносился откуда‑то сбоку, как будто динамик был выведен в стороне от шлема, глубоко утопленного в корпус.
— Живой, — констатировал «механик», не дождавшись ответа. – Лежи, давай, жди санитаров.
***— Какое все чистое, — тихо сказала Анна, почти на ухо Поволоцкому. – Мне так неудобно, кругом все опрятное. А я в пыли…
Юдин заканчивал рассказ, жестикулируя длинными, гибкими как щупальца пальцами.
— Не беспокойтесь, — так же тихо ответил Александр. – Этот госпиталь только сформирован. Через пару недель здесь будет все как у людей – жёлтое, застиранное, сотню раз продезинфицированное.
— На этом сделаем перерыв, — провозгласил Юдин. – Остальные вопросы через десять минут, заодно сообщу очень важные новости об опасности пенициллинотерапии при проникающих ранениях в живот.
Быстрым решительным шагом он двинулся к Поволоцкому с его спутницей, слушатели расступались перед ним, как море перед Моисеем.
— Идёт дело, идёт! – жизнерадостно сообщил профессор Александру, потирая ладони. – А я, признаться, до последнего сомневался – получится ли у нас? Экую махину запустили!
— Я тоже… — скромно согласился Поволоцкий. – Сомневался.
— Ну, не скромничайте! – укорил его Юдин. – Это ведь, по сути, ваше детище – Доктрина.
— Единая Доктрина Лечения? – неожиданно спросила Анна, глядя на хирурга–консультанта с новым интересом. – Унификация всех стадий обработки раненых и общая методичка операций – так это вы их придумали?
— Нет, это коллективное творчество, — с некоторым раздражением ответил Поволоцкий. – И вообще речь не об этом. Сергей Сергеевич, такое дело…
Но закончить мысль он не успел
Молодая санитарка, семеня и всплескивая руками, пробежала к Юдину, наверное, приняв его за самого главного.
— Нам… там… — пыталась сказать она и захлёбывалась словами, запыхавшись от бега. – Там!..
— Голубушка, давайте‑ка отдышитесь и строго по делу, — Юдин в одно мгновение превратился из добродушного лектора в целеустремленного и жёсткого врача–хирурга, у него даже глаза сузились, пронзая женщину словно скальпелями.
— Там нам раненых везут, много! – сумела, наконец, выговорить санитарка. – Про какой‑то встречный бой говорят, десятками везут!
На словах про «встречный бой» по собранию врачей прошло ощутимое напряжение. Слишком памятно было словосочетание по предыдущему году. Кто‑то вполголоса пробормотал «Неужели снова?».
