Дмитрий Могилевцев - Волчий закон, или Возвращение Андрея Круза
Столько вопросов. Впрочем, Круз не то чтобы очень рвался узнать ответы. Список ответов, которые стоило бы получить, у Круза за длинную Крузову жизнь накопился объемистый. И ощущение было, что большая часть ответов Крузову жизнь не улучшит, а совсем даже наоборот.
Двигались неторопливо. Впереди по шоссе, вспучившемуся растрескавшимися буграми, стесненному деревьями, взломанному корнями, полз «шестьдесят четвертый», копотливый, шумный и неповоротливый. За ним мягко катилась БМП. А места вокруг были неприятно дикие, не запустелые, а будто кто-то истребил остервенело человечий след и пустил поверх зряшную, кривую, нездоровую поросль.
Ехали на север по Псковскому шоссе. Криволесье сменялось болотом, той его разновидностью, которая в местной литературе звалась безрадостным словом «дрыгва». В кустах орали вороны. Захар сидел на броне и уныло матерился, сочетая обороты трехвековой давности с «мерседесом». Волки, напротив, оживились и поглядывали вокруг с очевидным удовольствием. Захар выпустил их попастись, когда остановились на ночлег за немыслимо скособоченным, загрузшим, обросшим городком, обруинившимся, должно быть, задолго до счастья. Расположились, повернулись, Захар поскреб в паху, Саша с ведрами помчался за водой. Верка, одетая в полмайки, выбралась из башенного люка и принялась бегать туда-сюда, подпрыгивая. Щенки пошли караулить. А Круз решил все же навести порядок в списке вопросов.
— Дан, что у тебя с сердцем? — спросил, усевшись рядом.
— Ничего, — ответил тот рассеянно. — Ноет. Ничего страшного. Это не та боль. Это невралгия. У меня всю жизнь так. Чуть переволнуюсь, позлюсь — как зуб дырявый в груди. А тут Хук еще сошел. Как он, с этими? Он же неуклюжий, тяжелый слишком.
— С ним все нормально будет. Стая у него теперь своя, четвероногая. А вот что будет с нами? Куда мы?
— Как куда? В Москву.
— Правда? Ты что, поверил этим сумасшедшим?
— У них на редкость здравосмысленное сумасшествие.
— Ну-ну. Советовать к сорока килотоннам в гости.
— Понимаешь, Андрей, — сказал Дан по-немецки, — я их ни в чем не обвиняю и не осуждаю. Сейчас человечеству важно одно: выжить. Пусть хоть друг дружку едят, лишь бы выжить. Пусть рабы, пусть в жертву приносят, пусть кричат солнцу «хайль», пусть отсекают гениталии. Когда появится лекарство, все это уйдет само собой.
— Про «отсекают гениталии» я еще не слышал. Очень интересно.
— У этих, за минами, тоже своя цель, — сказал Дан, будто не слыша. — Они тоже хотят, чтобы люди выжили. И потому хотят, чтобы мы смогли и нашли. Они здравое говорят. Где, как не в столице бывшей империи, должны храниться все данные о том, что эта империя делала? У нас есть передатчик, мы свяжемся и найдем. Быть может, у них есть тот самый штамм. Мы должны проверить, понимаешь?
— Понимаю, — сказал Круз, вздохнув. — У меня одно только предложение: если не возражаешь, мы лучше с северо-запада заедем в Первопрестольную. Килотонны, по слухам, были на юго-востоке.
— Пожалуйста. — Дан пожал плечами. — Только чтобы побыстрей.
— Два дня, — пообещал Круз.
Два обещанных дня стали неделей. Сперва сломался танк. Правый, рыкнув дизелем, лихо снес с шоссе обвалившуюся березу. «Шестьдесят четвертый» после подвига пробежал метров двести, заскрежетал нутром, чихнул и стал. Потом вылезла Верка, уселась на башню и захохотала, дрыгая длинными ногами.
Круз танк предложил бросить. Лейтенант Саша, краснея ушами, предложил починить. Потому что он, Саша, умеет, а танк — это хорошо. Ладно, чини, если приспичило. Только быстро. День? Полдня? Посмотрим. Саша быстро-быстро кивал, лепеча.
Дан поворчал, но смолк, оглядевшись по сторонам. Холм, заросший березами, опушка леса, трава в желтых мохнатых огоньках, солнечных, щекотных. Ветер, ровное небо, свет. Все как очерченное резцом, сделанное вчера, нет, час, минуту назад, сотворенное прямо для тебя, а до тебя не было никого в этом мире.
Дан задремал, сидя на холмном склоне, и улыбался во сне. Хук поймал в поле молодого куропача и принес к хозяйским ногам.
Круз, к пейзажам безразличный, тревожился. Заглядывал, как лазит в танковом нутре Саша — умело лазит, сноровисто, — бродил вокруг лагеря. Поставил растяжки. Попросил Захара пошарить по сторонам с волками вместе — нет ли чего эдакого? Мучило чувство чужого, враждебного. Будто на дереве или на соседнем холме сидит кто-нибудь, наблюдает. Выжидает. Хорошо, если ночи. Драться в темноте Круз любил, в особенности со щенками рука об руку. А еще и Захар с четвероногой братией. Скверно, когда поутру нападут, при свете, и толпой. Народу не хватит и себя оборонить, и машины с багажом. Из лейтенанта Саши боец, видимо, никакой. А Верка еще. А Дан. Набегут, пожгут, взорвут. Черт. Но сегодня ночь хорошая. Новолуние. Темно будет, как в заднице. Если гости вздумают в темноте пошарить, тем лучше.
Круз, поразмыслив, оцепил растяжками особо густые кусты.
После отправился размышлять над тем, почему людей, думающих и умеющих нехорошее, так тянет друг к другу. Людей против прежнего осталась пригоршня. Везде ж пусто! А по шоссе не проедешь, обязательно отморозок какой шмальнет.
К вечеру Крузово беспокойство отравило настроение всем. Щенки вовсе спать не легли. Последыш грыз ногти. Саша с лихорадочной быстротой звякал и поскрежетывал, с головой уйдя в танковое чрево. Захар улыбался и объяснял что-то волкам. Те смотрели настороженно.
В тридцать две минуты первого грохнула сигналка в кустах. И сразу же с трех сторон — автоматы. Круз чуть не расхохотался. И, вскочив, мягко, по-кошачьи метнулся в сумрак.
Первый темный силуэт сложился пополам, получив три девятимиллиметровые пули в живот. Второй ударил в темноту очередью. Кинулся наутек, напролом через кусты. Упал. Вывернулся — как раз чтоб получить кабаром под кадык.
Все. Круз замер в темноте, прислушиваясь. Слева взвизгнули коротко. Потом — поволокли. Побаловаться решили щенки. Не иначе живца взяли. Тьфу. Шагов за триста кто-то захрустел в лесу. И заголосил — страшно, тоненько, смертно. А это кто? Щенки сейчас далеко не пойдут и гнаться не станут. Не иначе Захар. Чтоб его!
Круз вернулся на место. Шорох шагов позади. Два коротких — длинный — два коротких. Последыш.
— Старшой, у нас клево, — доложил шепотом Последыш. — Отбились. Все целые. Правый живца взял.
— Утром рассмотрим. Смотрите, чтобы Захар его волкам не скормил.
— Старшой, сошел Захар. С волками.
Круз выматерился про себя.
— Сидим до рассвета. С места не двигаться. Даже если будут на помощь звать. Понял?
— Понял, старшой.
Последыш растворился в сумраке. Круз выматерился про себя еще раз и принялся вслушиваться в ночь, стараясь различить звук возвращающейся стаи. Но до рассвета так никто и не вернулся.
Круз объявил, что никого ждать не будут и двинутся, как только танк починят. Отправил щенков искать трупы по кустам. А сам занялся пленным.
Тому было лет одиннадцать, не больше. Всклокоченный, чумазый, в драной рубашонке. Поскуливал тихонько, всхлипывая, — правая нога распухла в лодыжке, и ступня торчала вкось.
— Э-э, — вздохнул Круз, присев на корточки. — Сурово тебя. Как зовут?
Мальчишка всхлипнул и, сопнув, сосредоточенно плюнул.
— Ботинки мне чистить собрался, что ли? — спросил Круз, усмехнувшись. — Чего злишься? Не мы на вас полезли. Нам вообще до вас дела нет. Чего сопишь? Болит? Давай помогу. А потом ногу твою вправим, как новенькая будет.
Круз достал из кармана ампулу.
С мальчишкой произошло странное. Он побелел, затрясся. Вздернулся, принялся сгибаться и разгибаться, словно уползти хотел. Вдавился в дерево спиной.
— Нет, не надо… не надо этого… пусть болит… я сильный… я… он вас всех… я…
— Ты чего? — удивился Круз.
И, ухватив, вогнал иглу.
Мальчишка замер. А потом, дрогнув, заревел. Заголосил, заверещал. Круз, поразмыслив, выдал оплеуху. Затем еще одну.
— Ну, полегчало? Сейчас ногу твою посмотрим. Да не шарахайся ты, не должно болеть. Сейчас еще немного, занеметь должно. Лежи тихо, етит твою!
Ощупал. Вроде кости целы. Сустав вправить надо. Примерился, потянул. Дернул!
— Ну-ну, не верещи уже. Готово. Связки потянул, так что бегать недельку-другую не сможешь. Но тебе и ни к чему.
— У него бутылки с бензином были, — буркнул Правый. — Я его у самого танка взял.
— Он придет, он всех вас съест, дерьмоеды. Дерьмоеды!
— Не хорохорься, — буркнул Правый. — Я тебе кишки к дереву привяжу и вокруг бегать заставлю.
— Он придет!
— Кто это — он? — осведомился Круз.
— Он сильный! Он всех дерьмоедов сотрет! Он поселит нас в светлых домах! Мы все не уйдем, все сильные станем! Дерьмоеды! Ненавижу! Дерьмоеды!
— Отчего дерьмоеды? Как все едим. Хлеб, мясо, молоко… чего-то тебя, малый, переклинило, — заметил Круз добродушно. — Тебя как?
