Александр Конторович - Лорд в серой шинели
– Всем нам они нужны, – согласно кивает Лексли. – До утра я тут побуду, потом Норн меня сменит. А ты уж подходи, как встанешь.
– Да я надолго-то и не уйду. Просто Мирну не хочу одну оставлять.
Спускаюсь на один этаж. У массивной металлической двери останавливаюсь и стучу в неё условным стуком. Лязгает засов, и на пороге меня встречает моя сероглазка. Отступает внутрь и я, войдя в комнату, снова запираю дверь.
Пройдя к кровати, сажусь и снимаю перевязь с Рунным клинком, кладу его в изголовье.
Теплые и нежные руки обнимают меня, и Мирна прижимается к моему плечу.
– Как ты?
– Неважно…
– Ложись. Тебе надо поспать.
– А ты?
– Я посижу с тобою рядом. Буду отгонять от тебя все дурное.
– Тебе тоже надо выспаться.
– Успею ещё. В мастерскую теперь долго не попасть, а здесь мне особо нечего делать.
Хочу возразить, но губы уже плохо меня слушаются, веки наливаются свинцом. Даже не успев снять сапоги, забываюсь тяжелым тревожным сном.
Неудачно повернувшись, попадаю локтем на какой-то камешек. И он, зараза, обрадовано впивается мне в самое болючее на руке место! Выматерившись про себя, осторожно убираю руку, и некоторое время прихожу в себя. Слева продолжают постукивать отдельные выстрелы – ребята продолжают прочесывать кусты, надеясь отвлечь на себя внимание снайпера. Даст бог, это им удастся, и тогда я тихонько проползу по этому, пересохшему сейчас, арыку почти до точки назначения. Почему почти? Да потому, что подозревать противника в слабоумии – глупость на войне непростительная. А судя по почерку противника, это тот самый случай, когда лучше пять раз переоценить оппонента, чем один раз зевнуть хлебалом.
По всем прикидкам – это "хромой Саид". Почему хромой? Да видели мы его следы и не раз. Он прихрамывает на правую ногу, это хорошо заметно по отпечаткам на земле. "Неправильный" как-то заметил, что у него нога либо неслабо подраненная, либо от рождения такая. Бережет он ее и сильно старается на эту ногу не наступать. Поэтому мы всех отловленных духов сразу же проверяем на этот предмет. Пока – неудачно, ни одного хромоногого ещё не поймали. А отчего Саид? Так его сами духи и называют.
Вообще говоря, этот снайпер, человек фантастической прозорливости и колоссальной информированности. Не был ни одного случая, чтобы этот мерзюк ушёл с пустыми руками или обломался на выходе. Ребята из разведки как-то разок перехватили видеокассету, которую несли за бугор курьеры "духов". Так вот на ней был записан репортаж о работе этого гада.
Хорошо было видно, как он готовит позицию, выбирает место для стрельбы. Как он подстреливает первого и ждёт, когда его придут подбирать товарищи. На пленке хорошо было видно, как он простреливает раненным ноги и руки, чтобы они громче кричали. Даже крики эти были слышны очень неплохо.
Вообще, съемка была качественная и профессиональная, только вот лица снайпера на ней не было. Его все время снимали со спины. Так что пользы от этого было только то, что теперь мы знаем его рост – чуть выше среднего и цвет волос. Они у него черные.
И чем это нам помогло? Да таких типов среди афганцев просто пруд пруди! Черноволосых у них до фига, да и с таким ростом тоже хватает. Так что особо большого толку с этой кассеты не было.
Сколько раз устраивали на него засады, и "на живца" ловить пробовали, и дезу всяческую подбрасывали "духам" – без толку. Ни разу он на это не клюнул.
Выходит неизвестно откуда, но подбирается прямо к нашим гарнизонам – ни фига не боится! И уходит мастерски, совершенно бесследно.
Почерк у него, скотины, стандартный – он подстреливает одного из бойцов. После чего ждет, когда подойдут другие. Насмерть он сразу не бьёт, тогда к подстреленному никто не сунется. Если все ждут, и никто сразу на помощь не лезет, он начинает стрелять по конечностям, так, чтобы раненый кричал. Мало кто выдерживает такое издевательство, открывают огонь во все стороны и пробуют вытащить своего. Тогда он начинает стрелять по остальным. Опять же – насмерть не кладет, но сильно легче от этого не становится. Так что, минимум двоих-троих он всегда подстреливает.
Вот сейчас, например, он зацепил нашего радиста. Вдвойне хреново! Теперь мы и помощи вызвать не можем, хотя отсюда до базы всего километра три. Вертушки пройдут эту дистанцию играючи. И вот тогда уже Саиду стало бы кисло. Супротив вертолетов долго не повоюешь… Сбить "крокодила" из снайперки – надо очень сильно оттопыриться! А так – все козыри у него.
Когда старший лейтенант Горбунов стал распределять, кому и куда ползти, на меня сызнова накатило. Что-то сильно мне похреновело… Не так, как в горах, там ощущение совсем другое было. Но все равно – звоночек! Подползаю к командиру и шепотом поясняю ему свои ощущения.
– Что так? – спрашивает он.
– Не могу пояснить, товарищ старший лейтенант. Но чувства какие-то… раздерганные. Понимаю, что не так все, как быть должно. А что именно – сказать не могу.
– И что дальше?
– Есть у меня ощущение, товарищ старший лейтенант, что не один он здесь.
– Отчего же прочие не стреляют? Да и Саид всегда в одиночку работает, ты же знаешь.
– Как в одиночку? Да у него же прикрытие есть! Даже и на пленке это видно было!
– Есть. Только они в бою не участвуют, его охраняют. Стреляет, как правило, он один.
– А вот мне кажется, что сегодня стрелять будут и другие снайпера.
Горбунов качает головой, он сомневается.
– Ну, смотри, боец! Чего от меня-то хочешь?
– Вон там арык, – показываю я рукой. – По нему можно отсюда отползти, да и во фланг выйти.
– Кому?
– Странно он нас тут зажал, вам не кажется, товарищ старший лейтенант?
– Почему это?
– Судя по всему, он вон с той стороны стрелял, как вы думаете, товарищ старший лейтенант?
– Похоже.
– Так отчего он тогда не дождался, когда мы дальше пройдём? Здесь-то нас ещё и кусты чуток прикрывают, а вот там, кроме травы – вообще ничего нет. Место почти открытое. В смысле – с его стороны открытое.
– Правильно мыслишь, – говорит командир, чуть приподняв голову и оглядев окрестности.
– А вот если кто-то ещё здесь есть, то уже им там по нам стрелять не с руки, у нас горка за спиною будет. Разве что с краю вниз свесятся. Так тут уже и мы их прищучим свободно. Дистанция-то совсем плевая будет, не то что из снайперки – из пистолета попасть можно.
– Лады, – соглашается Горбунов после некоторого раздумья. – Что предлагаешь?
– Проползу по арыку, глядишь – и выйду в тыл злодеям! А там…
– Добро! Сам придумал – сам и выполняй! С тебя и спрос, коли плохо сделаешь! Только людей я не дам – некого. Что тебе ещё нужно?
– Пистолет бы…
Командир фыркает и лезет в рюкзак.
– Держи! – протягивает он мне брезентовую кобуру непривычных очертаний. – Это "Кольт". Разберешься?
Вытаскиваю пистолет. Это не знакомый "Макар", оружие больше, но в руке сидит достаточно удобно. Старший лейтенант показывает мне, как его заряжать и менять обойму. Всё просто. Загоняю патрон в ствол и ставлю курок на предохранительный взвод. Привешиваю кобуру на ремень, а запасную обойму убираю в карман.
Горбунов хлопает меня по плечу, и я тихонько соскальзываю в арык.
Сколько уже удалось проползти?
Осторожно выглядываю над краем арыка.
Ага… до наших отсюда метров сто пятьдесят… или чуть меньше. Дальше будет склон, поросший густым кустарником. Прятаться в нём хорошо, но и видимость не самая хорошая, стрелять уже не так комфортно. Не будет снайпер там сидеть, не то место. А вот перед ними кустики невысокие – очень даже…
Ползем дальше…
Что-то подкатило прямо к сердцу! Ощущение такое, будто меня положили на сковородку и сейчас разожгут под нею огонь! Сразу зачесались все руки и ноги, будто прополз по муравейнику. Это что за хрень такая? Вжимаюсь в дно арыка и перестаю дышать, только рука осторожно ползет к пистолету. В такой тесноте с автоматом я не развернусь, края канавы не дадут, надо будет вставать, хоть на колени. А значит – поднимать голову и плечи над краем арыка. Тут меня и уконтрапупят…
– Роберт! Вы хорошо меня видите?
– Если вы продвинетесь ещё на пару метров, будет значительно лучше, сэр.
Не сразу врубаюсь, что говорят по-английски. Язык этот мне более-менее знаком. Спасибо Юльке, когда-то я за ней неслабо волочился. А поскольку поводов побыть с нею подольше наедине было не так уж и много, то напросился изучать вместе импортный язык. Она-то по-английски, как я по-русски шпарила, так что выглядело все вполне логично. Полгода мы добросовестно просиживали вместе чуть не каждый вечер, но мне так ничего и не обломилось. Кроме знания языка, который, откровенно говоря, не так уж был и нужен. Стать дипломатом я не рассчитывал – конкурс в МГИМО был длинною в хвост динозавра, и мне ничего здесь не светило. Несколько раз эффектно вставлял при разговоре подходящие фразы, пытался переводить песни – больше никакой пользы не извлек. Так что птица-говорун из меня не получилась. А вот птица-слухач, как сейчас выясняется, вышла очень даже неплохая.
