Роберт Черрит - Волчья стая
— Кажется, они не очень хорошо усвоили твой урок.
— Слишком большой класс для одного учителя. Это просто здорово, что ты проходил мимо. Я так и растаял от ее улыбки.
— Да что там, я и сам...
— Говоришь, в медцентр направляешься? Что, Волк распорядился насчет нового посева?
— Нет. Не в том дело. Я... Я просто... — Я чувствовал, что и вправду хотел открыть ей истинную причину моего визита в медцентр, но ее обескураживающее замечание совсем выбило меня из колеи. Я хотел поделиться с ней своим секретом, но боялся. Пытался убедить себя в том, что это только запах ее тела, тревожащий мои ноздри, что это только тепло ее близости на моей коже делают меня таким неуверенным в себе. Хотел поверить в то, что она поймет, но никак не мог решиться. Я никому еще не доверял своей тайны. Джеймс — тот бы точно поднял меня на смех, скажи я ему, куда сейчас направляюсь. Со стороны Мэв я мог ожидать того же самого.
— Просто — что?
Глаза ее, совсем недавно отливавшие сталью, напоминали теперь два пепельно-серых облака. И они заставили меня поверить ей. Преодолев опасение, что она может неправильно истолковать мои слова, я собрался с мужеством и выдавил:
— Я иду к маткам.
На мгновение ее брови озадаченно сошлись вместе. Я тут же пал духом.
— Зачем? — спросила она уже совершенно спокойным голосом.
— Туда я прихожу всякий раз, когда хочу собраться
с мыслями.
Вот. Я сказал все-таки. Теперь она может насмехаться надо мной. Лучше бы я сказал это приятелю: ему, если что, можно было бы отвесить оплеуху. С ужасом ожидая ее усмешки, я заметил, что мои глаза уже заранее закрываются, не в силах перенести подобного зрелища. Может ли воин быть столь суров к тому, кто возвращается — по каким бы то ни было причинам — к месту, откуда он был когда-то рожден на свет?
— И я туда же, — произнесла она.
Я посмотрел на нее. Лицо Мэв было спокойно и безмятежно. В озерах ее глаз темнела холодная глубина. Я мог утонуть в этих глазах. И все мое смущение остыло в них. Смогу ли описать, как я был счастлив, когда Мэв спросила, нельзя ли ей пойти вместе со мной. Естественно, я не упустил возможности провести хоть немного свободного от службы времени в ее компании.
Коридоры матки почти полностью утопали в сумеркйх: все ученые разошлись по домам. Только дежурная смена просиживала у, мониторов, лишь изредка оставляя свое рабочее место, отлучаясь в комнату отдыха. Мы проходили по коридорам незамеченными. Я знал, что наша непосредственная тесная связь с Волком сама по себе является чем-то вроде пропуска, но если кто-нибудь заметил бы посторонних в таком месте, о нас немедленно должны были доложить. А этого-то мне и не хотелось, как, видимо, не хотелось и Мэв, раз уж она ничего не возразила против нашего оставшегося незамеченным посещения. Ее крадущаяся походка, становившаяся все более настороженной по мере приближения к зданию, напомнила мне о том, что было известно и Мэв: негласные правила запрещали ночные посещения матки.
Мы шли через галерею для посетителей мимо камеры номер семнадцать. Там, за транспексом, находилось место моего рождения. По крайней мере, я так считал. Нам никогда не говорили, какая именно из камер матки была нашей. Если какие-то особые отличительные черты и бросились в глаза Мэв, она мне об этом ничего не сказала.
Сквозь транспекс мы видели корпуса железных маток. Шел ночной цикл, но света мы включать не стали. Да и нужды не было: для нас было достаточно светло. По большей части это приглушенное освещение исходило от планок на полу с вкраплениями лампочек, обозначавших проходы. Сами же матки казались громадными жуками-светляками, нагромождениями датчиков — источников постоянного света. Красного света — ни лучика. И кругом царили тишина и умиротворение.
Мы ненадолго присели, не перемолвившись ни словом, будто пропитываясь спокойствием, исходящим от этого места. Затем, очень сдержанно, начали беседовать. Сначала мы поговорили о таких незначительных сторонах нашей работы, как возвращение на квартиры после выполнения условий контракта, о проблемах вроде того, как разъяснить теху, что за неполадки одолели твоего боевого робота и чем он занемог. Так, трепотня, обо всем понемногу. Она рассказала забавную историю, как один из ее товарищей по сиб-группе загреб себе годовое жалованье за сверхурочные дежурства. Это вернуло нас к воспоминаниям о прошлом, о том, каким образом мы смогли так продвинуться по службе в сравнении с нашими товарищами. Вот оттуда, из-за транс-пекса, мы и отправились в сиб-группы, чтобы расти и становиться воинами.
Мзв была в каком-то восторженном состоянии. Я надеялся, что не испорчу ей настроения и не нагоню на девушку скуку. С необычайным волнением отметил я, как близко мы теперь сидим на скамье, а тут еще она удивила меня совершенно неожиданным вопросом.
— Ты сказал, что приходишь сюда, когда тебе нужно подумать. И наверное, не для того, чтобы оживить в памяти детство. Этим лучше заниматься в другом месте и в компании своих сибов. Так зачем же ты сюда заявился? — Она настойчиво добивалась ответа. — Конечно, если это относится к вашим штабным делам и ты предпочитаешь не говорить об этом, я пойму.
— Да нет, все в порядке. Тут не в штабе дело. По крайней мере, не совсем. — Я понимал, что в этот момент на моем лице была глупая перекошенная ухмылка, но все же надеялся, что она окажется достаточно убедительной. — Сегодня мне попалось на глаза одно старое коммюнике. Насчет генного фонда.
— Ты узнал, кто твои родители? — Она так и подскочила, взволнованная одним предположением об этом. Видимо, наша беседа произвела крутой поворот в направлении ее мыслей. Мэв уже говорила мне о том, что сама происходит из сиб-группы с неопознанным зачинателем, и поэтому в своем вопросе обнажила скрытые надежды на отыскание родового имени. В ее глазах я увидел неподдельную радость, вызванную тем, что она верила в мою удачу. И я должен был разочаровать ее.
— Нет, не то.
— Разве ты не хочешь узнать? — В голосе Мэв прозвучала ее собственная надежда. Я был дико смущен.
— Да своих, в общем-то, я всегда знал. Я из сиб-группы Вильяма Камерона.
— Правильно. Я совсем забыла. Ты же не безымянный, как я. -
В ее голосе не было боли. Я потянулся к Мэв, чтобыобнять ее, поделиться с ней частичкой человеческоготепла и хоть немного скрасить ее одиночество. Она оставалась недвижной до моего прикосновения и только тут вздрогнула.
— Ты еще завоюешь Родовое Имя, — брякнул я совсем уж некстати.
— У меня есть свое собственное, — чуть слышно ответила она.
Я понимал. Ведь в сравнении с ней я был счастливчиком, зная, что я появился на свет из посева Имени Чести. Даже если бы я не отвоевал его себе, это имя все равно осталось бы со мной, как наследство моей памяти. Однако я заслужил его и доказал делом, что имею право носить Родовое Имя. И теперь должен вести себя так, будто снисхожу до нее.
Я опустил руки и повернулся лицом к окну. Там, за транспексом, колонны железных маток маршировали во тьму неподвижными шеренгами, скрывая утробное тепло под холодным металлом. Новая жизнь уже стучит в броню этих маток, что лишь с виду кажутся такими суровыми и бесчеловечными. Дети, рожденные в них, окунутся в жизнь, полную сражений. Некоторые узнают своих генных родителей, как я, например. Другие же и догадаться не смогут о том, кто предоставил сперму и яйцеклетку, из которых они выросли. И все будут расти в мечтах об обретении имени. И некоторые, весьма немногие, преуспеют в этом. И гораздо большему количеству из них суждено погибнуть. Почти безымянными.
И для чего?
Чтобы пополнить ряды Волчьих Драгун.
И для чего?
Чтобы быть готовыми к новому нападению кланов.
Джеймс Вульф определил позицию Драгун — они должны противостоять кланам в их неукротимом движении к Терре. Официальные причины этого решения были занесены в закрытые анналы Драгун. Все сиб-группы просто кишели слухами об этих скрытых причинах. Как-то уже после выхода из сиб-группы мне довелось услышать и более дикое предположение, исходящее от сфероидов. Справедливый или нет, этот домысел никак не изменял действительного положения вещей.
Драгуны являлись перебежчиками от клановцев, людей, которые сконструировали железные матки. Большинство ветеранов из Драгун, происходивших непосредственно из кланов, были вольнорожденными. Они родились от настоящих родителей, и некоторые из них даже росли в самых настоящих семьях. Такая родословная, пренебрежительно называвшаяся вольным рождением, делала их гражданами второго сорта, и так называемые вернорожденные, зачатые в железных матках и получившие воспитание в сиб-группах, взирали на них свысока. Здесь, на Фортеции, Драгуны обратились к железным маткам, чтобы спасти себя как группу, и поступили при этом как верные последователи Николая Керенского, основателя кланов; таким образом, пресловутые ренегаты шли стезей тех, против кого они сражались. Сиб-группы пополняли ряды солдат и делали Драгун отборным воинством Внутренней Сферы. Как и воины кланов, сибы становились солдатами Волка. С раннего детства они должны были учиться и тренироваться. Солдаты без родителей, элита Волчьих Драгун.
