Алексей Соколов - Терпение дьявола
– Ишь ты, как повернул. – Сапсан хмыкнул. – Честного вора. Ты еще скажи, что все краденое сиротам отдавал.
– Не скажу, – ответил зэк. Он повернулся на бок и пристально посмотрел на сталкера. – Потому что не отдавал даже половины. Но есть планка, Игорек, которая людское от нелюдского отделяет. И я всегда понимал, у кого можно закрома проредить, а у кого нет. Поэтому сейчас и сплю спокойно в обнимку с совестью.
Сапсан зевнул. Конечно, интересно рассуждает Колода. Где-нибудь в теплом углу за кружкой горячего чая можно было бы подискутировать. Но сейчас обстоятельства к мыслительному процессу не располагают. К тому же отдыхать надо, для следующего дежурства силы накапливать.
– Да ты философ, старче. – Он снова зевнул и поежился. – Может, потом как-нибудь и обкашляем про людей-нелюдей. А сейчас бери-ка свою совесть и закутывайся, чтоб во сне не продуло.
– Я не философ, – ответил Колода, ложась на спину и устало закрывая глаза. – Я вор.
Проснулся Сапсан от яростного потряхивания за плечо и шепота:
– Вставай, епа! Твоя очередь.
Разом вскочив, сталкер при тусклом свете догорающих углей разглядел плечистый силуэт Питона. Нащупав обрез, спросил, позевывая:
– Час ночи уже?
– Полвторого, – тихо ответил спортсмен, передавая ему свои часы. – Я там, пока на стреме стоял, прикемарил слегка. Так что меня тоже на полчаса позже разбудишь.
– Ты охренел, что ли? – разминая ноги, прошипел Сапсан. – На посту дрыхнет, а потом еще и выеживается! В четыре подниму, как договаривались. Впредь наука будет. Да не шуми ты, слоняра.
– Попробуй подними. – Питон уже устраивался возле костра, со стуком отбросив в сторону пустые консервные банки из-под гречки, которой они поужинали. – Нашелся тут дневальный.
Сталкер проигнорировал это хамское замечание, решив отложить разборку с наглецом до утра. Сейчас его больше волновало тяжелое и прерывистое дыхание Колоды.
Потрогав его горячий лоб, Сапсан пришел к неутешительному выводу – без нормального лечения второй такой ночи старик может не выдержать. А тащить его на закорках – куда? К Болотному знахарю? Так до него отсюда чесать не меньше трех дней. Вот угораздило же тебя, старче, так не к месту начать ласты склеивать. Конечно, любая болезнь приходит не вовремя, но тут как-то уж совсем-совсем. Ладно, до утра потерпим, а там посмотрим.
Стараясь не наступить на ноги засыпающего Питона, Сапсан направился в другую комнату, где занял огневую позицию у выбитого окна. Будь он неопытней, обязательно устроился бы у самого входа в дом или вовсе на крыльце, мотивируя это тем, что угол обзора больше и есть место для маневра. Многие так думали, пока не попадались на глаза какому-нибудь праздношатающемуся мутанту, вдруг решившему погулять под ночным небом.
Конечно, заберись они в Зону глубже, пришлось бы задуматься о наведении более серьезной линии обороны. Но сейчас наводить эту линию нечем. «Хеклер» с одним магазином да обрез с девятью зарядами – курам на смех. С таким боекомплектом в Припяти делать нечего. Питон зарекомендовал себя в бою относительно неплохо, поэтому, если Колода все же не совсем на тот свет собрался, придется решать более актуальный вопрос – оружие. Впрочем, решать тут нечего. Надо к жильцам идти.
Жильцы. Сапсан, как и другие бродяги, не раз встречал на сталкерских тропах этих странных людей, многие из которых переходили Периметр только единожды – когда впервые пробирались в Зону, после чего оставались в ней навсегда, выбрав опасные земли своим постоянным местом обитания.
Среди бродяг – сталкеров, живущих вне Зоны, – порой гуляли слухи, будто к жильцам подаются только те, кто столько накуролесил в большом мире, что плакать по ним станет только расстрельная команда. Но Сапсан все же предполагал, что большинство жильцов составляют люди, которые не возвращаются по другой причине, – тот большой мир отнял у них надежду на счастье. А Зона, хоть и в своем извращенном стиле, ее вернула.
Невозможность или, точнее, нежелание выходить за Периметр, сталкеры-жильцы с лихвой компенсировали умелой торговлей. Они в полной мере познали смысл поговорки «кто владеет информацией – тот владеет миром» и успешно этим пользовались. Именно они после заката очередной Серой радуги поставляли барменам-торговцам из-за Периметра обновленные карты аномальных полей и маршруты миграций зверья. Именно из них выходили легендарные проводники, вроде Фантома, способного провести в такие уголки Зоны, куда не каждый мутант рискнет сунуться. Да что там говорить, если Сеченый, год назад отключивший Стиратель мозгов, преграждавший дорогу в Припять и на ЧАЭС, сам Сеченый – жилец.
Конечно, подобные услуги требовали щедрой оплаты. По понятным причинам жильцов не интересуют ни евро, ни доллары, ни гривны. На какое-то время они шутки ради установили в Зоне хождение советского рубля, но потом перешли на более понятную систему расчетов – натуральный обмен. Так в Зону проникают медикаменты, продовольствие и, конечно же, оружие, поставляемые торговцами из-за Периметра торговцам Зоны.
Сапсан хорошо знал только одного барыгу-жильца – Григоровича с Рубежа. Но про этого жуликоватого увальня слышала, пожалуй, вся Зона. С Портосом, другим крупным торговцем, державшим бар «Изотоп» на бывшем заводе «Черномаш», сталкер был знаком меньше. Но даже будь они с Портосом запанибрата, особой выгоды тут все равно бы не было – добираться до «Изотопа» не в пример сложнее и дольше, чем до Рубежа.
Вглядываясь в темноту за окном, Сапсан размышлял.
Если к Григоровичу на поклон идти, то придется, конечно, про золото рассказать. Григорович хоть и тот еще прощелыга, а слово свое держит и лишнего никогда не болтает. Во всяком случае, о том, в чем материально заинтересован. Пообещать толстяку пару слитков в обмен на снарягу – вдруг и согласится. А если что, можно уже имеющийся артефакт в качестве аванса оставить.
Сапсан вспомнил о лежащем за стеной температурящем Колоде и вздохнул. Нет, скорее всего, никуда уже не придется идти. А ведь если бы старик не свалился…
– Ты глянь, какая красота, Игорек!
Моментально вскинув обрез, Сапсан резко обернулся. Подняв кверху заросший седой щетиной подбородок, посреди комнаты стоял Колода и через дырку в потолке завороженно смотрел на звездное небо.
Сталкер с облегчением опустил оружие и громко прошептал:
– Чего встал? Сейчас просквозит, и точно к утру в ящик сыграешь.
– Я не знал, что они бывают такими… удивительными.
Зэк будто не слышал его слов. Сапсан без особого интереса мельком глянул вверх и уже строже повторил:
– Ты завис там, старче? Я говорю – иди дрыхнуть. Чего как маленький-то?
Колода повернулся к нему и, весело сощурившись, широко улыбнулся. Вытащив из правого кармана руку, он разжал пальцы. Удивленно воззрившись на артефакт, лежащий в морщинистой ладони, сталкер сказал:
– Он же раньше синим был.
– Был, – кивнул Колода.
– Ну и как он таким стал? Зачем ты вообще к нему полез? Я же говорил, что не знаю, как он работает!
Все еще улыбаясь, Колода спрятал артефакт в карман и сел на пол возле стены. Сапсан, не забывая наблюдать за обстановкой на улице, ждал ответа. Наконец Колода сказал:
– Ты когда сюда ушел, я проснулся. Всего корежит, в горле пересохло. Тело ломило так, что ну вообще не знаю как сказать. У меня однажды на крытке заточку нашли. Менты меня тогда так прессанули, что лепила потом печень через дырки в пробитой голове доставал. Вот сейчас по ощущениям так же было, а года, сам понимаешь, не те. Короче, чувствую – гаплык. Отбегался Колода. И так тоскливо стало, Игорек, в натуре. Пережить всех своих старых корешей, а теперь сдохнуть на какой-то дерюге, как черт позорный, – западло. Потом отпустило чуток. Я до сидора дотянулся, бутылку достал, попил немного. А там лампочка горит. Все равно, думаю, до утра не дотяну, так какая уже разница. Хоть что-нибудь интересное позекаю. Открыл банку, сначала по дну его повалял, а потом вытащил. Он, оказывается, мягкий такой, как глина. И переливается – ну ты сам видал. Я его минуту так-сяк повертел, а он вдруг как засветится ярко-красным. Чисто солнце на закате, если небо ясное. Мне сразу жар как рукой смахнуло. А потом я уснул, наверное. Сейчас просыпаюсь – и ты не поверишь – ничего не болит. И он вишь зеленый какой стал. Твердый, как камень. Вот как так? А еще – посвети-ка сюда.
Колода раздвинул куски порванной лжесобакой штанины и продемонстрировал едва заметное покраснение, оставшееся на месте вчерашней царапины.
Сапсан задумался. То, что случайно найденная бирюлька оказалась лечебной, его не удивило – активировать в живом организме регенерирующие свойства умели как минимум еще два вида артефактов. Но действовать с такой скоростью они не могли. Даже редчайшей «синей панацее» требуется около суток, чтобы затянуть открытую рану. А тут – два часа.
![Алексей Соколов - Терпение дьявола [litres]](/uploads/posts/books/104789/104789.jpg)
