Вадим Панов - Все оттенки черного
Слезы застилали глаза. Она же ничего не сделала! Она не виновата!
— Сюда! Она побежала сюда!!
И снова хруст ломаемых веток, злобная, сквозь зубы ругань и тяжелое дыхание.
«Откуда же у них столько сил?»
Она не задумывалась над тем, что ее силы тоже на исходе. Что ее безумный бег становится все медленнее и медленнее и что скоро, совсем скоро, впереди окажется река.
«О господи, река!»
Как я могла забыть о ней? Надо срочно изменить направление, вывернуться из этой ловушки! Но голоса преследователей раздавались и справа, и слева. Они тоже понимали, что река задержит ее безумный бег, и уже предвкушали победу.
Воздух становился все более влажным.
Попробовать прорваться? Проскользнуть между ними, чтобы продолжить гонку? Возможно, какое-то время назад она бы рискнула на это, но не сейчас. Сейчас она боялась приближаться к своим преследователям.
Что же делать?
Лес закончился внезапно. Она вынырнула из густого кустарника, чувствуя, как хлещут ее тело гибкие ветки, и остановилась, глядя на открывшуюся перед ней картину.
Широкая река горделиво поблескивала в предзакатном солнце. Ее воды важно накатывали на берег, на котором, буквально в нескольких метрах от воды, была разбита небольшая палатка. Еще не старый, мускулистый мужчина в черных очках возился у костра, целая батарея удочек была направлена на реку, а в тени кустов пряталась синяя «Нива».
Что делать?
Голоса преследователей звучали совсем близко, и она отчаянно бросилась к палатке рыбака.
— А ты откуда взялась? — мужчина в черных очках удивленно посмотрел на выскочившую из леса крупную немецкую овчарку. — Заблудилась, что ли?
Собака заскулила. Ее большие умные глаза умоляюще посмотрели в бесстрастные черные стекла очков рыбака, и он вздрогнул. Глаза овчарки были не просто умные, на мгновение мужчине показалось, что в них светится самый настоящий разум. Человеческий разум.
— А ты случаем не бешеная? — тихо спросил он, глядя в удивительные глаза зверя.
Овчарка прижалась к земле, издала полувизг-полустон и шмыгнула в палатку.
— Ну и дела! — Рыбак покачал бритой головой и задумчиво продолжил помешивать суп в котелке. Из леса донеслись возбужденные голоса.
— Куда она делась, Мишка?
— Да откуда я знаю? Кажись, сюды побегла!
— Деваться ей больше некуда!
Трое парней вынырнули из кустов и резко остановились, глядя на сидящего у костра одинокого рыбака. Высокий, мускулистый мужик за пятьдесят, с бритой головой и странными солнцезащитными очками на носу, он медленно попробовал с ложки булькающий в котелке суп и небрежно повернул голову к пришельцам:
— Добрый вечер.
— И вам здравствуйте, — опомнился Васька.
— Угу, — подтвердил Семка.
Мишка же только насупился.
— Рыбку ловите?
— Ее, родимую, — подтвердил мужик.
— Девку здесь не видели? — спросил Семка. — Девка удрала.
— От вас? — усмехнулся мужик.
— Больная она, — Мишка постучал себя по виску. — На голову больная. Сбежала из станицы.
— Девку не видел, — помолчав, ответил мужик, и его странные черные очки блеснули на солнце. — Третьи сутки здесь рыбачу, баб только на теплоходе видел. Что мимо проплывал.
— Ага, — кивнул Семка. — На теплоходах баб всегда много.
— А собаку видел? — неприветливо поинтересовался Мишка. Одинокий рыбак ему явно не нравился. — Овчарка у нас сбежала. Крупная такая.
— Что-то от вас все бегают, — поднял брови мужик. — Вы часом не пьяные?
— Не пьяные, — поморщился Васька. — Просто мы за этой девкой целый день гоняемся. Запарились. Вы уж нас из…
— А в палатке у тебя кто есть? — оборвал приятеля Мишка и шагнул вперед.
— А в палатке у меня сидит Не Твое Дело, — жестко сказал рыбак, и его широченные плечи слегка шевельнулись. — И стой лучше смирно, пацан, пока у нас разговор добрый.
Мишка на секунду замер, но затем сделал еще один шаг.
— Я, хлопцы, посмотрю, есть кто в палатке аль нет, — проворчал он своим приятелям.
Васька неуверенно замялся, а Семка согласно кивнул и взглянул на рыбака.
— Зря вы так, пацаны, — спокойно улыбнулся тот, — честное слово, зря.
Он был высок и плечист, но ему было за пятьдесят, а парней — трое.
— Не боись, мужик, мы только посмотрим…
Мишка очень любил футбол, готов был часами пинать лысого по пустырю за фермой и досконально знал значение импортных слов: «оффсайд», «корнер», «голкипер» и даже «инсайд». В других видах спорта молодой человек был не силен, иначе бы потом, повествуя врачу районной больницы о событиях, приведших к перелому челюсти, он бы не сказал: «звезданул меня, как копытом», а использовал бы правильный термин: «нанес апперкот правой».
Описав длинную и плавную дугу, Мишка отлетел от палатки метра на два с половиной и приземлился в бурьян. Семка, сгоряча бросившийся на помощь приятелю, пропустил прямой правой, затем левый крюк и также направился в бурьян. Рыбак повернулся к Ваське. Теперь, когда он стоял, Васька смог окончательно оценить и высоченный рост мужика, и колоссальную ширину его плеч, и, самое главное, внушительные кулаки, в каждом из которых можно было спрятать средних размеров дыню.
— В палатку пойдешь? — осведомился рыбак.
Васька посмотрел в его непроницаемые черные очки и почесал голову:
— Ты же сказал, что никого не видел.
— Рад, что мы поняли друг друга, — коротко усмехнулся мужик.
Из бурьяна показалась окровавленная голова Семки:
— Вась, Мишка до сих пор не в себе.
— Ему к врачу надо, — заботливо сказал рыбак.
Васька и Семка подняли приятеля и с трудом потащили его к лесу:
— Пацаны!
Они опасливо оглянулись.
— Минут за пять до того, как вы пришли, — спокойно произнес мужик, — кто-то входил в воду. Может, это и была ваша девка?
— Может быть, — буркнул Васька. — Спасибо.
— Всегда рад.
Черные очки рыбака бесстрастно проследили, как ребята скрылись в лесу. Затем он спокойно снял с огня котелок, снова попробовал варево, удовлетворенно цокнув языком и заглянул в палатку.
В дальнем углу брезентового домика испуганно сидела черноволосая и черноглазая девушка, стыдливо прикрывающая обнаженное тело одеялом. Возможно, если бы глаза рыбака не скрывали странные черные очки, в них можно было бы прочесть удивление, а так он остался абсолютно бесстрастен. Ни один мускул не дрогнул на к его лице.
— Они ушли, — спокойно сказал он девушке. — Там, в рюкзаке, есть спортивный костюм. Оденься и выходи. Будем кушать.
В устремленных на рыбака черных глазах девушки мелькнула робкая надежда. Мужчина усмехнулся:
— Меня зовут Зорич.
Ярко-красные губы девушки дрогнули:
— Анна.
— Миша ко мне очень хорошо относился, — задумчиво продолжала Анна, прихлебывая крепкий чай из жестяной кружки. — Ко мне ласковый был, Стешу, сестру, жалел. Тетка Анфиса нарадоваться не могла. «Вот, говорила, тебе, Анюта, жених. Всем женихам жених. Как за каменной стеной за ним будешь». Я тоже радовалась. У меня этих… — девушка сглотнула, — этих приступов давно не было. Ну, изредка когда посмотрю не так, у кого-то ведро из рук выпадет, или спотыкнется кто на ровном месте. Так ведь это мелочь, правда?
Черные глаза девушки жалобно посмотрели в непроницаемые очки Зорича.
— Правда?
— Правда, — мягко подтвердил мужчина, внимательно глядя на Анну.
Спасенная девушка нравилась Зоричу. Молоденькая, лет шестнадцати-семнадцати, невысокая, но очень хорошо сложенная, черноволосая, черноглазая, с огромными ресницами, полными ярко-красными губами и нежной смуглой кожей, она была настоящей красавицей. Очень испуганной красавицей. И Зорич, на которого сильное впечатление произвело ее превращение из овчарки в очаровательную девушку, жадно слушал историю спасенной.
— Что было дальше?
— Дальше? — Анна горько усмехнулась и нервно провела рукой по густым волосам. — Никогда не забуду. — Она помолчала. — Мы с бабами с поля возвращались, устали, тракторист наш, Козьма Спиридонович, хрен старый, смылся, и нам пришлось пешком топать. Ну, чтобы пыль не глотать, решили срезать, через пастбище пройти, что у фермы. А там бык. Племенной, здоровый, его к нам аж из-под Ставрополя привезли. В общем, сорвался он, изгородь проломил и на нас. Бабы врассыпную, а я стою, как мертвая, страх меня взял жуткий, ноги отнялись. Бык на меня. — Анна снова помолчала. — Тут на меня и накатило. Этот, приступ. На руках когти железные выросли, я крикнуть хочу, а из горла рычание. Да такое, что бык этот племенной как вкопанный встал. Я ему когтями глаз вырвала и рог один… срезала.
— Сильно. — Зорич удивленно покачал головой.
— Бык в загон помчался, — криво усмехнулась девушка. — Я-то обратно в человека обернулась, да, видно, бабы чего-то заметили. Шептаться начали, что, мол, ведьма я. А тут, как назло, куры у Федотовны передохли. Она жадная, кормит их всякой дрянью, а когда они сдохли, крик подняла, что это я порчу навела, за то, что она своему Мишке не велит со мной, сиротой, гулять. При всех это сказала, толпу собрала, к тетке Анфисе в дом пришла и сказала. Мне бы сдержаться, да, видно, не судьба. — На длинных ресницах девушки блеснули слезы. — Я ей слово, она мне два, оскорблять начала, а когда заявила, что я родителей своих сгубила, то у меня опять… Огонь из меня пошел.
