Андрей Левицкий - С. Х. В. А. Т. К. А.
Филин в Зоне говорил мало, особенно сразу после возвращения из-за Периметра, за него приказы отдавал Боцман, всегда тонко угадывающий настроения, желания и мысли главаря. И сейчас Боцман крикнул:
— Эй, стой!
Скальпель сделал еще пару шагов, повернулся, склонив к плечу голову и покачивая ножами.
— Что? — скрипуче спросил он.
Гадюка бесшумно приблизился к поддону, разглядывая Одноногого. Тот заныл:
— Я все скажу! Только не пускайте его ко мне! Между Боцманом и Филином просунулся Красавчик и наябедничал:
— Да он давно готов сказать. Только Скальпелю это зачем? Ему другое интересно — что у терпилы под кожей.
Скальпель в ответ покачал ножами. Пальцы его непрерывно шевелились, перехватывали рукояти то выше, то ниже, сгибались в суставах, поглаживали лезвия — Все скажу! — всхлипнул Одноногий.
— Все мне не надо, — ответил Филин. — Про Логово расскажи.
Подойдя к поддону, он убедился, что лежащий на нем человек с одутловатым лицом запойного пьяницы находится при смерти. Скальпель шагнул следом, обозленный Филин повернулся и толкнул его в костистую грудь.
— Он же кончается уже! Если б я позже вернулся… Скальпель покачал головой:
— Жив, жив.
— Жив! Еле-еле душа в теле. Так, Боцман, останься, остальные пошли вон отсюда.
Когда выскользнувший последним Гадюка прикрыл за собой дверь. Филин снова повернулся к поддону. Одноногий стонал, пуская розовые пузыри. За окном тихо стучали, стрекотали и скрипели. А в комнате шептали. Нет, не Боцман — он стоял молча. И не Филин. И уж точно не отдающий Зоне душу Одноногий. Эту часть дома наполняли призраки убитых бандой людей: они смутными силуэтами проползали под потолком, скалились из щелей, их разинутые в немом крике рты корячились в окне, из теней глядели мертвые глаза. Сгорбленные серые фигуры толпились в углах, и кто-то совсем уж страшный, длинный, тощий, как смерть, и без кожи прятался в штабеле досок, на которых спал Скальпель, иногда ворочался там, булькал горлом и неслышно постанывал.
Боцман ежился, исподтишка оглядываясь, а Филина все это не пугало. Наоборот, ему на обратной стороне схрона было хорошо, здесь он напитывался темной энергией, становился сильнее. Не меньше трети призраков составляли его жертвы — те, кого убил он лично, еще треть была делом рук Скальпеля, оставшиеся — остальной банды.
— Ну что. Одноногий? — спросил он, склоняясь над полутрупом на поддоне. — Расскажи мне, как попасть в Логово.
На «березовой» половине быстро поевшие Лысый и Шрам в одинаковых позах сидели на лавке под стеной. Скальпель, сделав Жердю укол, ловко вытащил пулю и перематывал раненому бок. Недовольного Красавчика снова отправили дежурить, а Огонек ужинал. Когда Филин с Боцманом вернулись, все подняли головы и поджигатель спросил:
— Ну что?
Боцман покачал головой:
— Кончился Одноногий. А Логово… Надо же, не ожидал. В интересном таком месте находится. То есть оно посреди Свалки, мы его тыщу раз видели, да никто не догадывался.
— Идем, — ухнул Филин, подходя к столу. — Собирайтесь.
— Прям щас? — охнул Жердь, отталкивая от себя Скальпеля. — Командир, пожалей, я ж на ногах еле стою!
Филин оглядел подручных темными глазами:
— Скальпель, пулю достал? Вколи ему чё-то, артефакт приложи, замотай бок. Сейчас жрем, два часа на отдых и потом в дорогу. До утра на месте надо быть, чтобы Шульга во второй раз не ушел.
* * *Вояка закричала: «Спасайся!» — и попыталась спрятаться за ящиками.
Растафарыч с Тимуром прыгнули в разные стороны. Летевший низко над водой вертолет открыл огонь из крупнокалиберного пулемета, и пули буквально раздробили плот. Взлетели куски древесины, щепки и обломки ящиков. Не успев схватить рюкзак, Тимур упал в холодную грязную воду. Поплыл к берегу. Тень мелькнула, на миг заслонив небо, и унеслась прочь, оглушительный рокот стал тише. Клокочущая вода вынесла к Тимуру бревно, в которое, зажмурившись, вцепилась Вояка.
Когда вертолет развернулся над каналом и понесся обратно, Тимур, залепив ей оплеуху, прокричал:
— Отпусти его! Подстрелят!
Вояка зажмурилась сильнее и обхватила бревно еще и ногами.
Лопасти огромной циркулярной пилой прорезали воздух, вертушка приближалась, задрав хвостовую штангу, пули чертили в воде глубокую борозду с рваными краями, которая неслась прямиком к бревну.
И тут оно перевернулось Воякой вниз. Тимур нырнул, а когда вынырнул, развороченное пулями бревно превратилось в груду обломков и девушка барахталась в бурлящей воде.
Увидев, как по скосу канала, оскальзываясь и съезжая, лезет Растафарыч, Тимур пихнул Вояке прыгающий по волнам бочонок и крикнул:
— Не туда! Назад летит! — Он замахал руками, когда Растафарыч обернулся. — Не успеешь! Давай в ту трубу!
Рокот вертушки нарастал. Растафарыч кивнул, с разбегу обрушился в канал и поплыл обратно. Вояка обняла бочонок, как родную маму, и Тимур стал пихать его перед собой.
— В трубу плывем!
— Буль-буль! — ответила Вояка.
На втором скосе было круглое отверстие выходящей в канал большой бетонной трубы, вроде той, где народные мстители прятали свой плот.
Вертолет хищной птицей пронесся низко над водой, пули взбороздили ее, но все трое были уже в трубе: Растафарыч, загребая худыми руками, плыл первый, следом поднимала ногами тучу брызг Вояка, ее нагонял Тимур.
— Не останавливаться! — прокричал он. — Дальше давайте!
Рокот стал тише. Световой круг, за которым виднелся другой берег канала, постепенно удалялся. Какой длины эта труба? Впереди вроде поворот, но темно, плохо видно…
Рокот снова усилился, звучал он теперь будто где-то над головой.
— Опускается, мазафака! — крикнул Растафарыч, не оборачиваясь. — Пиплы, дангер! Сейчас сюда палить начнет!
— Машка, отпусти бочонок, я стою! — заорал Тимур. — Тут дно, отпусти его, быстрее будет!
Он встал во весь рост — вода достигала груди — и зашагал, наклонившись вперед, раздвигая воду руками. Волны гулко бились в бетонные стенки. Вояка наконец нашла в себе силы расстаться с бочонком и тоже пошла. Рокот лился в трубу сзади, медленно усиливаясь. Когда вертушка летала над каналом, сила звука менялась гораздо быстрее, а тут… Прав волосатый, машина опускается.
Они достигли поворота трубы, когда в ней стало темнее. На ходу Тимур оглянулся — покатая кабина закрыла обзор, вертушка висела совсем низко, он даже удивился, что пилот решился на такой маневр, ведь лопасти могли зацепить верхнюю часть трубы.
— Ныряйте!
Он кулаком ударил Вояку между лопаток и нырнул вслед за Растафарычем. Тупой, тяжелый, очень частый стук донесся сквозь водную толшу. Мутную темень наискось прошили светлые струи — слева, справа, выше, ниже, — распадаясь пузырями, которые взмывали к поверхности. Тимур извивался, чтобы ни одна не зацепила его, и плыл дальше. Проехался плечом по бетонному углу, схватился за него, изогнувшись, толкнул тело за поворот трубы. Ногу сильно дернуло, он скосил глаза — одна из струй проткнула ступню. Он разинул рот в немом крике, хотя боли не ощутил — наверное, от шока, — исторгнув из себя гроздь светящихся серебристых пузырей. Воздух из груди исчез весь, начисто, дышать стало нечем, а тупой стук все так же наполнял трубу.
Светлые струи остались за спиной, и он вынырнул, оттолкнувшись от дна, с хрипом вдохнул, ожидая, что вот сейчас появится боль, но ее все не было.
Спереди лился совсем тусклый, рассеянный свет, он озарял голову Вояки, которая беспокойно крутилась из стороны в сторону.
— Шульга, дорогой! — обрадовалась девушка. — Жив, брателла! За мной давай, волосатик твой уже туда занырнул!
Грохот смолк — вертолетчик за поворотом прекратил огонь, — но рокот еще наполнял трубу. Тимур присел, задрав ногу, пощупал ступню — вроде все цело… Ага, каблука нет. Пуля снесла его начисто, но подошва, а уж тем более пятка в порядке — повезло.
— Как бы они военсталов не выпустили, десантников, — озаботилась Вояка. — В такой вертушке запросто человека четыре-пять сидеть могут, кроме пилотов.
Тусклый свет шел от пролома в бетонной стенке. Выходит, труба тянется не под землей, а у самой поверхности, выступая над нею длинным горбом — ив одном месте этот горб пробит. Оттолкнув Вояку, Тимур первым сунулся в дыру, находящуюся как раз на уровне воды, огляделся и стал протискиваться.
— Осторожно, за арматуру не зацепись, — предупредил он. — И не шуми.
Вертолет рокотал неподалеку, сквозь шум винта доносились голоса. Растафарыча не видать. Пока они вылезали, окончательно стемнело, и Тимур едва различал окрестности.
Выливавшаяся из трубы вода образовала большое болото между каналом и лесом. Глубина была примерно по пояс, но он не рискнул выпрямляться во весь рост: вертолет, судя по звуку, находился неподалеку.
