Евгений Красницкий - Отрок. Покоренная сила (Часть 5-6)
— Да я тебя…
«Сейчас долбанет… Ну уж нет…»
Мишка широко, изо всей силы махнул рукой над самой столешницей. Посуда и еда полетели в Нинею, та непроизвольно закрылась руками, давая Мишке драгоценные мгновения. Мишка толкнул старуху на лавку, схватил за руку и, чувствуя, как поднимается внутри лисовиновское бешенство, зашипел, глядя Нинее прямо в глаза:
— Покорности приказам есть предел!!! Мой прадед сотника зарезал за дурной приказ!!! Я Лисовин!!! Можешь меня убить, но куклой…
— А-а-а!!!
Тельце Красавы с разбегу врезалось Мишке в бок, запястье резанула боль — на руке, вцепившись в нее зубами, повис Глеб. Мишка покачнулся, попытался отмахнуться от детишек и… перед глазами все поплыло, Мишка понял, что падает.
«Достала, все-таки, ведьма…»
* * *Льющаяся на лицо холодная вода попала в нос, Мишка закашлялся, попытался отмахнуться рукой, не вышло, пришлось отвернуть голову, вода полилась в ухо.
— Хватит, Красава! Очнулся он. Вставай, Аника-воин, вставай, кончилась война.
Мишка разлепил глаза, прислушался к ощущениям — вроде бы все в норме. Сел, попытался отереть лицо рукавом, но тот оказался мокрым.
— Красава, дай ему чем утереться.
Нинея сидела за столом, и вид у нее был довольный до чрезвычайности.
«Ни хрена не понимаю, блин. Она же меня должна была…»
— Вставай, Мишаня, вставай, все хорошо, не бойся.
— А я и не боюсь. — Мишка завозил по лицу поданным Красавой полотенцем. — Сразу не убила, теперь бояться нечего.
— Ну вот и ладно, вставай.
Мишка поднялся, снова прислушался к самочувствию — никаких неприятных ощущений, кроме мокрой рубахи. Огляделся. В горнице прибрано, ни опрокинутой посуды, ни разбросанной еды.
«Долго я в отключке валялся, успели прибраться. Что же, все-таки произошло?»
— Что это было, баба Нинея?
— То, что и должно было быть. Прав Корзень, толк из тебя будет… Лисовин.
— Так ты что, дурила меня?
— Проверяла. — Нинея снова стала доброй, улыбчивой бабушкой. — Обижаешься?
— На вас с дедом обидишься… Вы ведь сговорились? Ну, баба Нинея, сговорились же?
— Догадливый…
— Значит, от моего решения ничего не зависело?
— Наоборот — все зависело. И не только от самого решения, но и от того, как ты его примешь.
— Так я его не принял…
— Правильно, если уж я тебя не смогла уломать, значит и никто тебя с толку не собьет.
«Врешь, бабка, это ты сейчас все проверкой выставляешь, а был момент, когда ты контроль над ситуацией потеряла. И в то, что, что я натурально на псих сорвался, ты поверила. Так что, не всемогущи вы, баронесса, не всемогущи».
— Ну, так как? Примешь теперь учеников?
— Нет.
— Неужто против деда пойдешь?
— Ну почему же? Он — сотник, прикажет, я выполню. Но это будет его решение, а не мое. Сотнику виднее, он знает то, чего я не знаю.
«Спектакль, блин. Давненько вы, сэр, в театре не были. Сейчас, по законам жанра, откроется дверь и войдет лорд Корней. „Молодец, внучек! Мы тебя испытывали, и ты испытание выдержал!“ „Яволь, герр штурмбанфюрер! Рад стараться! Если еще где дебош с битьем посуды устроить или, скажем, старухе морду набить — со всем нашим удовольствием!“
Не-а, не входит сотник. А что, собственно, изменилось? Ну сказала Нинея, что дед в курсе, а я так сразу и поверил? После всего, что она тут мне изобразила? А ху-ху не хо-хо?»
— Нет, Мишаня, на деда не ссылайся, ты решение сам принять должен, потому, что такие дела из-под палки не делаются.
— Тогда убеди, докажи, что я не прав, только ребятишек сначала успокой, напугались, поди.
— За ребятишек не беспокойся, ты Красаве сначала рассказал, как люди срываются, потом сам же и показал, как это бывает, а я ее как раз и поучила, как такого сорвавшегося угомонить.
«Есть контакт! Не уловила старуха фальши, блистать вам, сэр, на подмостках столичных театров!»
Мишка даже слегка поерзал на лавке, чтобы не выдать своей радости.
— А убеждать тебя почти и не надо, — продолжала, между тем, волхва — ты сам уже готов ко всему. Помнишь наш разговор о власти, о Державе, о том, что Рюриковичи землю на части рвут? Порадовал ты меня тогда, все верно говорил, только об одном забыл.
— О чем же?
— О человеке — о властителе. Таком, которого земля примет, за которого народ подняться захочет. А человек такой есть, ты его даже видел однажды.
«Ну, прямо, как в стихах: „Я Ленина видел!“ Только вот не припомню, что-то».
— Это кто ж такой, баба Нинея?
— Помнишь, княгиня Ольга мне поклон от Беаты передавать велела?
— Помню.
— Беата — бабка княгини. А еще она праправнучка дочери последнего древлянского князя Мала. Князь Мал успел тогда, еще до войны с Киевом, дочку за чешского короля выдать. Так что, княжич Михаил Вячеславич потомок древлянских князей.
— По женской линии. — Уточнил Мишка.
— Других нет. — Признала Нинея с явным сожалением. — Или есть, но про них ничего неизвестно. Важно не это. Важно то, что его признают князем и Рюриковичи, и древлянские роды, и дреговические.
— Так ты хочешь для него дружину в нашей школе вырастить? — догадался Мишка.
— Не просто дружину — войско для Державы! Такое, чтобы ни один из Рюриковичей, ни все они вместе, на древние славянские земли посягнуть не могли.
— Хочешь туровскую землю от Руси оторвать?
— Не только — Нинея как-то невесело усмехнулась. — Но начнем отсюда. Вот тебе и ответ на вопрос «зачем?»
* * *Разговор в тот день у Мишки с Нинеей получился долгим. Нинея рассказала про бояр и боярынь, которые отправились вместе с древлянской княжной в Чешское королевство. Рассказала, как дошла до уехавших страшная весть о гибели Древлянского княжества, как пытались они уговорить чехов на войну с Киевом, как лелеяли планы мести…
Шли годы, десятилетия… Умирали старики, прерывались роды последних древлянских бояр, потомки их забывали свои древлянские корни, не осталось мужского потомства носителей крови древлянских князей.
Мишку поразило то, с какими подробностями и потрясающим «эффектом присутствия» рассказывала Нинея почти двухсотлетнюю историю, словно все происходило на ее памяти.
«Сколько же ей лет, на самом деле? Нет, какой бы мощной волхвой она ни была, столько не живут. Но история, сама по себе, выглядит в общем-то достоверно, а Нинея вполне может быть внучкой или правнучкой кого-нибудь из тех, оставшихся при чешском дворе, бояр».
По всему получалось, что боярыня Гредислава осуществляет сейчас функции «местоблюстителя Древлянского престола», а брак княгини Ольги и князя Вячеслава Владимировича Туровского — результат весьма непростой интриги с далеко идущими последствиями.
«Время выбрано подходящее — если после смерти Мстислава Владимировича его братья не признают наследником Всеволода Мстиславича Новгородского и начнут борьбу за Киев, им станет не до Туровских дел.
Если к совершеннолетию княжича Михаила поднакопить ресурсы для того, чтобы объявить Турово-Пинское княжество независимым, все может получиться. Но какие же силы участвуют в такой серьезной интриге? Если католическая Польша или, чем черт не шутит, вообще папский престол, то вся операция, в конечном счете, направлена на ослабление Руси. И мне предлагается в этом участвовать? А дед? Он что, не соображает, к чему все это может привести?»
— Баба Нинея, но это же ослабит Русь! Мы же на руку латинянам действовать будем! Ты не думаешь, что все это ими и затеяно?
— А я что, сильно похожа на католичку?
— Но ты можешь и не знать… Политика — такая штука…
— Это ты пока мало что знаешь. — Нинея немного помолчала, а потом завела речь издалека:
— Рюриковичи своими усобицами, глупостью, жадностью всем уже осточертели. Одно благо от них — от Степи славянские земли худо-бедно защищают. Мономах молодец, если бы Святославичи в Киеве сидели, давно бы уже все развалилось. Но ему жить осталось недолго, что потом? За власть будут бороться три силы. Первая — Мономашичи сыновья Владимира, если, конечно, между собой не перегрызутся, но, скорее всего, не перегрызутся — чувствуют опасность.
Вторая сила — черниговские Святославичи. Их много, и они уже порезали Черниговское княжество на уделы. Но народ их не любит за то, что не единожды приводили на славянские земли половцев, когда своих сил было недостаточно. Могут и в этот раз такую же пакость учинить. Но есть еще и третья сила — полоцкие князья. Знаешь, почему Полоцк с Киевом на ножах уже больше ста лет?
— Владимир Святой, когда собрался принимать христианство и жениться на Цареградской принцессе, отослал свою жену Рогнеду обратно в Полоцк.
