Вилка Еретика (СИ) - Шмыков Роман
— Что случилось?
Я прижался лбом к стеклу между нами — единственной перегородке. Иначе сдавил бы горло Хопа так сильно, что он перестал бы произносить имя моей любимой гусеницы с такой пренебрежительной интонацией.
— Я продал её…
Слов во мне не нашлось. Да, всем известно, что умелых Анухе отправляют в частные коллекции богачам Города, тем не менее я от чего-то был уверен, что мою Диту никогда не отдадут. Сладкий секрет превратился во всеобщее достояние, и теперь мерзкое чувство утраты ударило меня по животу. Я буквально согнулся пополам, удерживаясь на месте непонятно как. Опёрся о стекло, Хоп даже с места подскочил.
— Нис… я прошу тебя… по старой дружбе… — его жалкий голос отлично доходил до меня, и я жалел, что имею прекрасный слух, который когда-то помогал при службе в Пурпурной армии. — Иди домой, пожалуйста. Тебе нужно отдохнуть. Как там кстати поживает…?
Я не дал ему договорить. Он хотел спросить о Пим, но я ни в коем виде не хотел вспоминать о ней до прихода домой. Хоп сел обратно, стул под ним даже скрипнул, приняв на себя тяжёлое тело лысеющего толстяка. Сейчас он словно стал более отвратительным, и другом его сложно назвать. Мерзко, таким не место среди моего ближайшего круга общения. Тем более именно этот человек продал мою любимую Анухе, чтоб набить себе карман. Я молча махнул рукой в сторону Хопа и поспешил выйти на улицу, ощущая, что эффект Экса покидает меня. Как и тепло, что подарили последние минуты в этом борделе. Не хочу больше сюда возвращаться, смысла отныне в этом буквально нет никакого.
Город под полимерным Тетром постепенно затихал. Дневная смена закончилась несколько часов назад, а ночная наступит нескоро, пусть и Солнце в самом разгаре. В летний период вращения Плутона верхушка власти решила, что рабочее время можно сократить, вот только при этом повысить интенсивность каждой минуты. Да, по воле Совета у меня больше свободного времени, а какой в этом толк, если я без ног возвращаюсь домой, и всё, на что у меня есть силы, это на скорую руку поесть да свалиться спать перед экраном, который запрещено выключать даже в ночное время? И каждые полчаса обязательные лекции о силе Троебожия. Тошнит уже от этих фанатиков. Стыдно признаться пред предками с Марса и Венеры, что в наш 4516 год от рождества Христова власть удерживается на две трети религиозными деятелями. Их голоса важнее, и слово обычного Горожанина куда слабее по сравнению с их словом. Думать хотя бы не запретили, и на том спасибо.
Я медленно вышагивал подальше от борделя по пути к центру Города. Там мой любимый бар, спрятанный в подвале под одним из самых высоких небоскрёбов. Хочу выпить, чтоб выбить из ушей свои же настырные мысли. И вспоминать смешно, что люди терраформировали столь далёкую от звезды планету, но отдали все лавры несуществующим богам, якобы те благословенно позволили сотворить подобное, а наша заслуга лишь в том, что нам удалось попросту дожить до этого момента.
Одновременно с этим до боли обидно, что нет тихого места ни в одном из пяти Городов на Плутоне. Везде эти баннеры, электронные щиты размером со здание. Бесконечный поток религиозной пропаганды. Как бы ты ни хотел, но не забудешь три заповеди. Сформулированы они при первой высадке на фиолетовой планете, тогда ещё бывшей оранжевым неприветливым шаром, намного меньшим по сравнению с первым домом людей в этой системе. И тесно как-то даже, хотя население куда реже прежнего. Нас словно выгоняют отсюда, хотят изжить нас, выставить как вредителей, лишь бы мы все передохли как насекомые других планет, не заслужившие сделать и малейший вдох.
Центр ближе — баннеров всё больше. Их невозможно игнорировать, слишком яркие, слишком огромные. Такие громкие, хоть уши затыкай, но всё равно услышишь. А я не могу не слышать, так что каждая проповедь со стороны Совета и его религиозной ветви превращается в откровенную физическую пытку.
«Троебожие — единственный объект поклонения, и ни одно другое существо не может быть предметом столь сильного восхищения. Помни своих создателей и своих стражей. Помни Троебожие»
Самая глупая заповедь, и почему-то первая. Встречает меня потоком отвращения, аж мурашки по спине. Я ускорил шаг.
«Поклоняться Троебожию и проводить обряд Верности — важная обязанность каждого Гражданина. Держи мысли в чистоте, а поступки — в верности Городу и его правлению»
Да, помню. Иначе тебе присуждается постыдное клеймо Еретика. С ним невозможно найти достойную работу, не на что будет обеспечивать семью как итог. Никакой государственной службы, и даже самый верный воин Пурпурной армии может вмиг превратиться в изгоя, не вовремя решивший открыть рот против непоколебимой власти и авторитета Троебожия. Твой голос лишается полноценной силы при выборе новых членов Совета. Лишь десять Еретиков составляют один цельный голос стандартного Гражданина. Таких отщепенцев, практически бесполезных для Города, выгоняют или насильно, или под любыми другими предлогами выселяют на окраины, где воздух даже имеет меньше степеней очистки. Боюсь к старости начать вслух говорить с самим собой, и подобные мысли станут вполне слышимыми словами. Так не хочется после бравой службы в армии и работе на производстве вдруг стать никому не нужным стариком, лишённым любой почести.
«Служба Городу и Троебожию является главным приоритетом жизни любого Гражданина. Посвящай каждую минуту мыслям о Троебожии, пока тело занято работой во благо всего общества Плутона»
И сложно это назвать заповедями, хотя в главной книге нашей планеты, Своде, они прописаны отдельно от основных очевидных правил, вроде убийств, воровства и дезертирства. Как по мне — это та же пропаганда, только ещё Троебожие привязали, чтоб люди боялись. А кто на самом деле его страшится? У кого ни спрошу, так хоть шёпотом, да поведают, что не верят во всё это. Изжитые рассказы о всемогущих существах, когда-то создавших людей. Словно это сложно — поднять документы и узнать точные имена своих родителей. Да в наше время даже сперму своего отца можно добыть из архивов. И клянусь своим браком — в этой жидкости нет никаких богов.
Проповеди начали сливаться в одну неприятную какофонию. Благо, всё это по большей части осталось за спиной. Пропаганда придумана для бедных, пока богатые верстают новые формулировки, и им необязательно каждый раз слушать собственное творчество. Покрытый пылью и жидкостью другой Анухе, не моей родной, я заступил за черту центра — круга, на пятьдесят метров выше предыдущего яруса. Длинный эскалатор поднял меня сюда, и поставлю на кон что угодно, но воздух тут слаще, чище. Лёгким легче дышать, в груди уже не так ломит. Мышцам проще двигаться, а мысль о том, что жизнь всё-таки прекрасна, только крепнет.
По знакомым металлическим путям вдоль магистралей воздушных подушек я добрался до бара. Дошагаю сюда хоть с закрытыми глазами, за долгое время в отставке выучивший наизусть один и тот же маршрут, повторяемый после каждой второй смены. Приятный запах этилового спирта, более безопасного, нежели на более отдалённых участках Города, поманил скорее заскочить внутрь. Музыка обволакивала как мать, заботящаяся о своём единственном ребёнке. Окрылённый, я открыл двери и ввалился в бар. Местные Анухе, выполняющие роль диванов и личных спутниц посетителей, мерно подрагивали в такт оркестру. Он играл что-то тягучее, такое чарующее и вводящее в транс, что разница между насекомыми и людьми совершенно стёрлась. Я прошёл к барной стойке, на ходу погладив одну из гусениц, проползших мимо. На её спинке поднос с напитками, поблескивает в зеленоватом свете с потолка.
— Страут и виски.
Я устроился за стойкой, в бессилии еле влезший на высокий стул. Вокруг больше мужчин, нежели женщин. Четверть из них знаю лично. Это мои коллеги на производстве. Каждое утро на построении и лекции по технике безопасности мы киваем друг другу, потом мерно разбредаемся по своим рабочим местам под играющий по всей территории завода гимн Города. Он практически не отличается от гимна Пурпурной армии, разве что добавлены несколько куплетов про Троебожие, но к этому моменту, благо, я уже за своим станком приношу реальную пользу обществу. В отличие от тех, кто только и умеет, что стишки под музыку сочинять.
