Закон хабара - Силлов Дмитрий Олегович "sillov"
Странно это, как бы со стороны наблюдать будто в замедленной съемке, что вытворяет твое тело без какого-либо участия разума, словно само по себе. Но еще более удивительно видеть, как оно исполняет то, что мне вообще не свойственно. С метанием ножей у меня всегда было неважно, а уж чтоб прицельно швырнуть две тонкие деревяшки – это для меня вообще за гранью.
Но мое тело это сделало! И прежде, чем оно грохнулось на пол, я увидел, как обе хаси, слегка заляпанные соусом, аккуратно так вошли в глаза стрелка, будто две невидимые руки их туда определили с исключительной точностью.
Когда человеку повреждают глаза – это не только больно. Это страшно. Ужас накрывает безумный, так как для любого живого существа лучше лишиться жизни, чем потерять зрение. Не зря же многие методики экспресс-допросов освоены именно на угрозе ослепления. В общем, завыл стрелок, пистолет бросил, замер на месте, к лицу потянулся медленно, боясь растревожить сильнее и без того нешуточную боль.
А я, резко вскочив с пола, обернулся, так как позади себя услышал всхлип…
И увидел официантку, на белой блузке которой стремительно расплывалось алое пятно. Слишком быстро для того, чтобы у девушки был шанс выжить: когда пуля перебивает одну из коронарных артерий, это как водопровод перерубить. Кровь вытекает потоком, но сердце пока что бьется, толчками выплескивая из раны уходящую жизнь. Официантка еще стояла, слезы текли по ее щекам, но она уже знала, что жить ей осталось считаные секунды. Умирающий всегда знает, сколько ему осталось. Я умирал, я в курсе, что чувствует человек на пороге смерти.
А еще у меня самого сердце сжалось так, что впору заорать от боли. Потому что это я был виноват в смерти девушки, которая приняла в себя мою пулю. Мои рефлексы спасли меня, но убили ее. Прости, милая, если сможешь. Сейчас ты меня уже не услышишь, так как пелена смерти стремительно туманит твой взгляд, и через мгновение ты рухнешь бездыханной на этот пол, залитый твоей кровью. Но когда-нибудь мы непременно встретимся в стране Токоё [1], и я вновь повторю: прости, если сможешь…
Я много смертей повидал на своем веку, но эта – зацепила больно, будто это в меня пуля попала и, кувыркаясь в моей плоти, все перевернула внутри. Я взревел так, что у самого аж уши заложило. Неведомая сила бросила меня вперед, к стрелку, приподняла в воздух – и в прыжке я ударил. Ногой по этим самым палочкам-хаси, торчащим из глаз убийцы. Я прям через подошву ощутил, как они, ломая слезные кости, с хрустом входят в мозг – а может, я себе это вообразил, так как очень хотел почувствовать, как мой удар убивает того, кто жить не достоин. Очередную нечисть, без которой планета станет немного чище.
Стрелок от страшного удара упал спиной на столик, сломал его и в облаке обломков колкого пластика рухнул на пол. Его пиджак и рубашка не выдержали мощного рывка, во все стороны полетели пуговицы, и на обнажившейся груди стрелка я увидел татуировку, похожую на прямоугольную гарду меча ниндзя, – знак клана Ямагути-гуми.
Что ж, все моментально встало на свои места. Клан выполнил обязательства передо мной, поступил честно – по их меркам, разумеется. И теперь ничто не мешало клану меня зачистить, ведь новое руководство Ямагути-гуми не обещало мне оставить меня в живых. Расплатились сполна, подождали, пока я осознаю это, и дали команду на зачистку. Очень по-японски. Небось, сидят сейчас наверху, в пентхаусе своего небоскреба, попивают сакэ из антикварной посуды и тащатся от того, насколько они благородные.
Все это промелькнуло в моей голове, пока я совершал кувырок в сторону стрелка, бьющегося в агонии. Потому что из-за соседних столиков вставали другие убийцы, вытаскивая из кобур скрытого ношения пистолеты с глушителями – такие же, как у незадачливого киллера, из глазниц которого торчали палочки для еды, вбитые в череп на три четверти своей длины.
Я схватил пистолет, валяющийся на полу, и влепил пулю прямо в лоб стрелку, пытающемуся поймать меня на мушку. Ты не в тире, родной. Когда пытаешься убить сталкера, целиться надо быстрее.
Правда, после этого пришлось срочно перекатиться еще раз, так как в то место, где я только что лежал, ударили сразу две пули. Честно говоря, елозить спиной по осколкам пластикового стола занятие довольно болезненное. Но если сравнивать эти ощущения с пулей, врывающейся в твою тушку, то хрен с ним, потерплю, благо сталкерская куртка одежка толстая, рассчитанная и на более крутые передряги.
По полу застучали подошвы – киллеры потеряли меня из виду, так как я под стол закатился. Побежали в мою сторону, стреляя в этот стол…
Это они зря, так как я ужом уже под другой заполз. И, скрючившись под ним, выстрелил четыре раза. Два по ногам и – когда жаждущие моей смерти убийцы попадали на пол – по головам.
Вроде все.
М-да. Можно, конечно, пожать плечами, мол, и кого только в якудзу набирают? Дилетантов каких-то. А можно объективно признать, что сегодня мне просто повезло. Один стрелок решил, что он круче остальных, и, получив приказ открыть огонь, начал стрелять на пару мгновений раньше других… Не реши он выпендриться и начни эти трое стрелять одновременно, никакая сталкерская чуйка меня бы не спасла. От одной пули при моих навыках еще, может, и реально уклониться. Но уйти от трех, выпущенных одновременно из разных точек, – это уже из области совершенно ненаучной фантастики.
Я вскочил на ноги. Блин…
По ходу, это уже прям моя визитная карточка – трупы, лужи крови, разломанная мебель, пробитые пулями стекла витрин… Кто-то картины рисует, кто-то дома строит. А я – убиваю живых существ, разрушаю чьи-то судьбы и порой даже уничтожаю целые вселенные. И на фига мне сдалось такое Предназначение? Вон девчонка лежит, мертвая, открытые глаза смотрят в пустоту. Не было б меня, так бы и работала официанткой, замуж вышла, детей нарожала…
Стоп.
Пока я ее пустые глаза рассматривал, оказывается, краем глаза еще что-то уловил. А именно – буквально на полсантиметра высунувшуюся из-под ее окровавленной блузки рукоять пистолета. Если не приглядываться, и не заметишь. А заметив, не сразу осознаешь, что возле небоскреба клана Ямагути-гуми вряд ли есть хоть одно заведение, в котором работают не члены якудзы. Скорее всего, аккуратно пристрелила б меня в затылок, когда я направился бы к выходу из ресторана, – не зря ж дважды напомнила, что мне пора уходить, но все карты спутал выскочка-дублер, решивший отличиться. В таком случае что же за такси ждет меня возле выхода?
Додумать я не успел. На поле боя думать вообще вредно, иначе будет как сейчас со мной…
Первая пуля прилетела с улицы, ударила в витрину ресторана, разнеся ее на тысячи осколков. Это только в плохом кино снайперы стреляют сквозь стекла и той же пулей поражают цель. При ударе в стекло пуля либо разлетается на фрагменты, либо, деформированная, меняет траекторию. Потому, стреляя сквозь прозрачную преграду, за которой маячит цель, хороший снайпер жмет на спуск дважды. Первая пуля – для стекла, вторая – для цели.
Витрина еще осыпа́лась на пол сверкающим дождем, а я уже понял, откуда работает снайпер. Разумеется, из люльки мойщика окон, висящей в районе пятого этажа соседнего здания.
Достать его из пистолета с четырехсот метров было задачей нереальной. Потому оставалось только одно.
Я ринулся к выходу из ресторана, петляя между столиками и мысленно стараясь поймать своей внутренней чуйкой линию прицела, которую сейчас выстраивал снайпер между оптикой своей винтовки и той точкой, в которой окажется моя тушка после того, как пуля покинет канал ствола и пролетит через улицу. Это называется упреждение, и искусство хорошего стрелка состоит в том, чтобы верно рассчитать ту самую точку, в которой бегущая цель встретится со своей смертью.
И оно случилось!
Я не увидел, да это было и невозможно. Я прям позвоночником, всем своим существом почувствовал, как снайпер на середине своего выдоха плавно нажимает на спуск, – и резко остановился. Там, в люльке, еле слышно хлопнуло, словно кто-то за полкилометра кому-то пощечину отвесил. Ночная улица утробно урчала двигателями автомобилей – в Токио ночью движение почти такое же оживленное, как и днем, – но я все равно тот хлопок услышал. Ухо, в которое должна влететь пуля, в таких случаях обретает слух просто феноменальный.
