Константин Бояндин - Привилегия хозяина
Пробираясь в особенно глубокую пещеру, он как‑то раз наткнулся на небольшую колонию огромных летучих мышей.
Гладкий в звуковом «зрении» потолок неожиданно набух удлиненными гроздьями, испустил вопль, от которого зазвенело в голове и бросился на него, шелестя тысячами крыльев и оскалившись миллионом зубов.
Ансей неожиданно ощутил то, что было давно похоронено в его памяти.
Взмахи могучих крыльев.
Кинжальная боль, пронизывающая все его существо.
Ощущение беспомощности.
Он взвизгнул, падая на пол и выставляя перед собой свой слабо светящийся в темноте нож.
Пара мышей упала замертво рядом с ним.
Трое упали, оглушенные, рядом и чуть заметно шевелили крыльями.
Остальные покинули пещеру, более не пытаясь приблизиться к нему.
Ансей долго не мог прийти в себя — его собственные силы, казавшиеся ему ничтожными, ошеломили его самого. Когда он вложил нож в ножны, то самому себе уже не казался беспомощным и бесполезным. Какая‑то стройная, но совершенно незнакомая ему музыка несколько мгновений звучала в глубине его рассудка… или ему показалось?
На свежий воздух он вышел уже совершенно другим. Взрослым. Расправив руки, он легко поднялся в воздух и спустя три минуты мягко опустился перед Шерамом, который что‑то чертил на большом куске бумаги.
Шерам долго смотрел на него, но ничего не стал спрашивать. Ансею казалось, что тот и так все понял.
День, когда Шерам оставил его одного, запомнился Ансею надолго.
Близилась осень. Здесь, посреди теплого океана, она немногим отличалась от лета и лишь чуть‑чуть — от зимы. Однако все деревья меняли либо сбрасывали листву и начавшееся буйство красок придавало острову фантастический, незабываемый вид. Шли заготовки, бывший отшельник запасал то, что невозможно будет собрать зимой, а Ансей отправлялся в облеты острова, принося то лекарственные травы, то огромные листья серебристой пальмы. Листья были необычайно долговечными, выделяли при порезе темный, быстро застывающий сок и служили прекрасным заменителем бумаге с чернилами.
Шерам день ото дня мрачнел, неохотно отрывался от своих заклинаний, медитаций и вычислений, пока в один прекрасный вечер не исчез.
…Буря неистовствовала за окнами дома и ветви стучали по крыше мокрыми лапами. Ансей проснулся поздно вечером, оглядел чердак, на котором обычно укладывался отдыхать, и понял, что остался один.
Страха не было. Было ощущение потери, неприятное, отвратительное чувство, которое невозможно было игнорировать. Бесшумно опустившись в большую комнату‑кабинет, Ансей вздрогнул, когда молния поразила какое‑то дерево совсем рядом с домом и осмотрелся.
На столе лежала стопка бумаг и «письменных листьев», аккуратно перевязанная и снабженная ремнями. Неприятное предчувствие добавилось к обуревающим Ансея переживаниям, когда он подошел поближе и склонился над стопкой.
Стопка была аккуратно перевязана водонепроницаемым пергаментным листом. Поверх бумаг лежала записка, адресованная ему лично — почерк был стремительный, спешащий, нервный.
«Ансей, малыш!
Извини, что пришлось усыпить тебя покрепче, но иначе ты бы не удержался и последовал за мной, я тебя знаю.
Не выходи из дому до рассвета, а если я не вернусь с восходом солнца, возьми эти бумаги и лети на северо‑северо‑восток. Лететь придется долго, но ты справишься. Ты сильный.
На большом острове отыщи Эльфа по имени Альденнар и передай ему эти бумаги. Он заменит тебе семью, как заменял ее я.
Запомни: ни в коем случае не подходи к руинам башни!
Живи долго, Ш.»
Тут что‑то громыхнуло совсем рядом с домом, и Ансей неожиданно понял, что Шерама уже нет среди живых. Он ушел из дома словно бы на войну: не было его дорожного посоха и лука со стрелами. Плащ и походная сумка также отсутствовали. Что же случилось?
Долгое время Ансей сидел неподвижно, закрыв крыльями лицо и горестно пищал. Он не умел плакать, не то разрыдался бы.
В разгар ночи он решил, что непременно проберется к руинам башни (не было никакого сомнения, что Шерам направился именно туда) и выяснит, что с ним стряслось.
Приседая от ослепительно‑синих разрядов молнии, Ансей выглянул во двор и удивленно присвистнул.
Не было забора, указывающего границу окружающим дом джунглям. Не было неба над головой. Могучие деревья сомкнулись стройным кольцом вокруг дома, огораживая его наглухо от остального мира, шатром своих крон запечатывая небеса.
Шерам и здесь перехитрил его.
Ансей долго смотрел туда, где прежде был зенит, пока его уставшее тело не отодвинуло в сторону разгоряченный рассудок.
Он упал и заснул прямо на пороге. Сон его был безмятежным и нес с собой только отдых и спокойствие.
На следующее утро стражи‑деревья бесследно исчезли и умытый дождем остров выглядел так же привлекательно и сказочно, как и прежде.
Только теперь он, Ансей, был здесь хозяином. Проснувшись на пороге, он без особого удивления осмотрелся и, быстро облетев дом, понял, что отныне сам должен решать, чем заниматься и что предпринимать.
Ощущение было не из приятных.
Первым делом он полетел к руинам. Знал ли Шерам, как не любит его приемный сын запреты и как торопится их нарушить? Знал, вероятно. Об этом Ансей думал уже много позже, когда его короткий мех поседел и жизнь подходила к концу.
Руины были повергнуты в прах вторично.
Когда их украсят новые вьюны, и мхи вновь покроют опаленные стихией камни, никто уже не догадается, что стояло здесь прежде, о чем думали здешние жители и какие события нарушали однообразие жизни островка.
Половина скалы куда‑то делась. Вершина острова теперь была плоской, словно сковорода и почти такой же отполированной.
Неприятно пахло гарью и чем‑то еще. Запахом несчастий. Не минувших, но грядущих. Тех, что вскоре обрушатся на своих жертв.
Ансей с изумлением и отвращением бродил по крохотному пятачку, когда позади него что‑то лопнуло, воздух задрожал и новая тень, перечеркивая его собственную, упала на сплавленный камень.
Ансей обернулся, и надежда умерла в его огромных глазах, не родившись. Перед ним стоял высокий, невероятного роста человек в черной мантии и тяжелой, черного цвета броне. От него пахло грозой и пылью, огнем и временем, и бедствиями, что еще не пришли.
Человек с изумлением разглядывал окружающее его пространство и крохотную фигурку Ансея и неожиданно расхохотался. Ансея этот хохот едва не сбросил со скалы.
Насмеявшись вдоволь, человек заговорил.
— Это место меньше всего похоже на большой город, раздери меня демоны, — сказал он и присел. Даже присевший, он был вдвое выше стоявшего Ансея. — Не ты ли, малютка, привел меня сюда? А?
Ансей попятился, а человек вновь разразился смехом. Смехом неприятным, жестким, смехом победившего тирана. Глаза его, как заметил Ансей, не смеялись. Глаза были уставшими, безучастными, источали ледяной холод.
— Ну ладно, малыш, — человек коснулся ладонью плеча Ансея и тот вздрогнул — от этого прикосновения делалось тошно. — Ты первым меня встретил, и, стало быть, привилегия хозяина — твоя. Говори, чего тебе хочется больше всего на свете? Я исполню любое твое желание.
Ансей отступил на шаг и уставился в глаза незнакомца. Невероятно, но лицо его свидетельствовало о правде. Человек не лгал: он верил, что сможет исполнить любое его желание.
— Не мешкай, малыш, — сказал человек почти ласково. — У меня здесь масса забот, и я не хотел бы просидеть здесь весь день. О чем ты мечтаешь? Хочешь стать могучим колдуном, перед которым склонятся все страны? Хочешь стать богатым, жить очень долго и не знать никаких забот? Хочешь, чтобы все твои враги легли перед тобой горсткой пыли? Говори, малыш. Ты меня встретил, и твоя воля — закон.
Человек встал перед ним на колено и ножны его огромного меча скрежетнули по камню.
Ансей думал долго — невероятно долго. Так долго, что где‑то успели зажечься и погаснуть звезды, родиться и исчезнуть целые народы. Но тень от головы незнакомца все же не успела сдвинуться ни на волосок.
Затем буря заполнила ту испуганную пустоту, которая едва не заговорила от его, Ансея, имени, не потребовав какой‑нибудь привлекательной, но бесполезной чепухи. Понимание наполнило его взгляд и человек изумленно нахмурился, глядя в нечеловеческие, но исполненные вполне человеческим негодованием глаза.
— Уходи отсюда! — крикнул он и человек отшатнулся, заслоняя лицо ладонью — словно голос малыша гремел непереносимо. — Уходи и не возвращайся сюда никогда!
Затем храбрость покинула его и Ансей свернулся на нагревающемся влажном камне, закрыв крыльями глаза и стараясь не замечать возвышающегося над ним мрачной башней гиганта.
Сотню раз ударило сердце. Мир застыл, и ось мира проходила через Ансея. Он ощутил, как скрежещут незримые колеса, на которых вращается вся вселенная.
