Виталий Забирко - Операция Карантин
Директор гидрошахты после закрытия производства в мгновение ока переселился в Москву, где занял какой-то ответственный пост в министерстве. А как иначе — номенклатурные работники всегда были в цене, тем более, что именно они всю перестроечную «кашу» и заварили. Поэтому борьба за обладание «наследством» в поселке развернулась между главным инженером и начальником техотдела. И борьба получилась нешуточная. Неделю в поселке гремели выстрелы, звучали автоматные очереди и даже были взорваны два автомобиля и один дом. А затем наступила тишина. По официальной версии, главный инженер вместе с рядом ведущих работников управления гидрошахты отбыл в Москву в распоряжение министерства, хотя в народе пошла молва, что бренные останки главного инженера и его соратников вместе с семьями покоятся на дне шурфа 32/бис. Но никто не проверял достоверность этих слухов — милиции в поселок въезд был заказан, а КГБ как раз перелицовывался в ФСБ. То есть не до того контролирующей организации тогда было, а потом и тем более. Объект «Пионер-5» рассекречен, производство остановлено, значит, и курировать ФСБ его не намерена, хотя на бумагах объект все еще числился на контроле столь серьезного ведомства.
Остался, таким образом, поселок без присмотра государственной власти, зато хозяин на него нашелся. Господин Бессонов, бывший начальник технического отдела гидрошахты, мгновенно получил в народе прозвище «Бес» за свой крутой нрав и не менее крутые порядки, установленные им в поселке. Он организовал нечто вроде подпольной артели по добыче и переработке руды в чистый иридий и нашел каналы сбыта металла за границу. На территории поселка перестали ходить какие-либо денежные знаки, кроме «бесовок» — бумажек с печатями и личной подписью господина Бессонова, — на них втридорога отоваривали в единственном магазине поселка, также принадлежащем хозяину. Если «бесовок» не хватало на жизнь, можно было взять продукты в долг, записавшись в долговую книгу. Но тогда включался «счетчик» роста процентов и человек навсегда попадал в кабалу. Чтобы в таком положении оказался каждый житель, Бес настолько взвинтил цену на воду, поступавшую по водоводу из Каменки, что никакой зарплаты не хватало. А против любых проявлений недовольства имелся у Беса отряд молодых ребят, вооруженных до зубов. Поэтому об оскорблении нового хозяина словом или действием и речи идти не могло — даже косой взгляд мог быть истолкован как неповиновение с соответствующим летальным исходом. Ну чем не крепостное право? Разве что правом первой брачной ночи Бес не пользовался, да и то, наверное, потому, что свадеб в последнее время в поселке не играли.
Кто смог, у кого было куда или к кому — родственникам, знакомым, — тот давно уехал из поселка. Остальные влачили жалкое существование. Ну куда, спрашивается, могли уехать Коробовы, если ни у Вадима, ни у его жены никого из родственников в живых не осталось? Больно он нужен полузабытым приятелям по университету через пятнадцать лет, а уезжать просто так, наобум, не имело смысла. Кто сейчас в России пожелает востребовать учителя географии, пусть он даже по совместительству преподает и историю, и математику, и физику? Статус беженцев семье никто не даст — как можно из России в Россию сбежать? — и это значит, что придется вести жизнь бомжей. А чем жизнь бомжей «там» лучше жизни «крепостных» тут?
Вадим прошел улицу до конца и возле здания шахтоуправления, ставшего ныне резиденцией Беса, свернул на товарный двор заброшенной обогатительной фабрики, где находились насосная станция и коллектор водовода. Здесь, у стены длинного пакгауза, где раньше складировались брикеты обогащенной руды для отправки на номерной завод по извлечению редких металлов, сидел, развалясь на стуле под навесом, разбитной парень в камуфлированной форме. Куртка на нем была расстегнута до пупа, ноги в сапогах он взгромоздил на пустой стол. Слева от парня к стене был прислонен АКМ, справа в ногах стоял ящик бутылочного пива. Парень пил пиво и усиленно потел.
Вадим подошел к столу и остановился.
— Ба! — нехорошо разулыбался парень. — Коробок собственной персоной пожаловал! Букварь! Никак пивка захотелось?
Коробов хорошо знал боевиков Беса — все они у него когда-то учились. Кто оканчивал школу, а кто, как этот — Алексей Шишко, со странной кличкой Смага, — бросал, недоучившись. Кому сейчас образование нужно? Без него легче живется. Смага пять с половиной классов с трудом осилил, три года второгодником был, а поди же ты, припеваючи живет, над голодным учителем с университетским образованием издевается.
— Нет, я пива не хочу, — ровным голосом отказался Вадим. — Я пришел за водой.
— Ах, попить букварю хочется! За деньги или в долг водичку брать будем?
— По талонам, — все также спокойно проговорил Коробов, не обращая внимания на фривольный тон Смаги, явно желавшего вывести из себя учителя.
Вадим достал из кармана тоненькую книжечку талонов, вырвал один листок с печатью и подписью Беса и протянул Смаге.
— Мне два литра.
Смага небрежно скомкал листок и бросил его в ящик с пивными бутылками.
— Букварю Коробку два литра питьевой воды! — постучал костяшками пальцев в окошко пакгауза над собой.
За запыленным стеклом мелькнуло девичье лицо и тут же скрылось. Смутилась девушка, увидев своего школьного учителя.
Алена Грошина, вспомнил Вадим. Хорошая девочка, одна из лучших учениц школы. В былое время и золотую медаль получила бы, и в университет поступила… А так… Сломали девчушку, растоптали такие подонки, как Смага.
Окошко чуть приоткрылось, и из него высунулась рука с двухлитровой пластиковой бутылкой. Голову Алена старалась в окне не показывать, чтобы не встречаться взглядом с Коробовым.
Смага, не глядя, поднял руку, принял бутылку и стал вертеть ее у себя перед глазами. Отдавать ее Коробову он не спешил.
— И куды же это ты с рюкзачком собрался?
— На кудыкину гору. Там пиво бесплатно раздают.
— Н-да? — Смага чванливо отвесил губу. — А ты знаешь, Коробок, что в стране инфляция? И к нам эта гадость тоже докатилась. Так вот, букварь, теперь за один талон можно купить лишь полтора литра воды. Такие дела…
Нагло глядя в глаза своему бывшему учителю, Смага свинтил крышечку с бутылки и приложился слюнявыми губами к горлышку. Однако пропущенная через цеолиты в цехе химподготовки кислая вода в него не пошла. Что после пива и не мудрено. Поперхнулся Смага, закашлялся, но выход из положения нашел быстро. Перевернул бутылку и вылил на землю около трети.
— Теперь порядок, — проверив на свет, сколько осталось, довольно сообщил он, закрутил крышечку и протянул бутылку Коробову.
Вадим взял бутылку, открыл и на глазах оторопевшего Смаги демонстративно промыл горлышко и пробку от его слюней.
— Что, брезгуешь?! — окрысился Смага. — Смотри у меня, букварь, допросишься! Думаешь, я забыл, как ты меня в школьном сортире поймал, когда я «травку» втихаря курил? И как ухи мне крутил?!
— Да, зря я тогда… — с сожалением вздохнул Вадим, засовывая бутылку в карман рюкзака.
— То-то! — самодовольно оскалился Смага.
— Зря я тогда «ухи» тебе не оторвал, — уточнил Вадим, спокойно глядя в злые глаза бывшего ученика.
Смага взбесился. Ну что от «бесенка» ожидать можно, кроме подражания своему хозяину?
— Ну ты, огрызок указки! — заорал он, вскакивая и хватаясь за АКМ. — Я из тебя сейчас решето сделаю!!!
— А хотюнчик не надорвется? — осадил его Вадим. — Не та ты сошка, чтобы из автомата по собственному желанию в кого хочешь палить. Если меня убьешь, тебя Хозяин на этом же месте зароет.
Коробов не блефовал — знал он, в чем его сила. Учителей и медиков Бес не трогал и своим подручным запретил. Их и так наперечет осталось — трое учителей, четверо врачей. Если школу закрыть или больницу, обязательно кому-то захочется свое чадо грамоте учить, либо у кого-то аппендицит прорвет. И тогда этот кто-то в Каменку подастся и ни на день-два, а надолго. А вот этого как раз допускать и нельзя — и без того о поселке уже ходят разные слухи, а тут в райцентре еще и живой свидетель появится, который в любой инстанции эти слухи подтвердить сможет.
— Да я… тебя… без автомата…
Отшвырнув АКМ в пыль, Смага двинулся на учителя.
— Собственные зубки надоели? — фыркнул Вадим. — Фарфоровые челюсти вставить захотелось?
Он чуть развернулся плечом в сторону парня и принял боксерскую стойку. Сейчас уроки физкультуры в поселковой школе отменили, но еще три года назад, когда учился Смага, они были и вел физвоспитание тоже Вадим. О чем и не преминул напомнить бывшему ученику.
Протрезвел Смага в мгновение ока и застыл на полушаге к Коробову.
— Так-то лучше, — хмыкнул Вадим, развернулся и зашагал прочь.
И тогда в спину ему понесся отборный, площадной мат.