Константин Стригунов - Начало Игры
Следователь улыбнулся.
— Смотрю у вас не пропадает чувство юмора даже после всего пережитого. Это говорит о стойкости, которую я очень ценю в людях. Она вам пригодится, ведь ваше положение оставляет желать лучшего, — сказал майор, остановившись взглядом на одной из страниц.
— Ну что вы, куда ещё лучше? — театрально ответил арестант. — Мне здесь очень нравится; свежий воздух, прохлада, лечение. А люди-то какие!
— Довольно!! — гаркнул следователь, захлопнув папку и, наконец, поднял взгляд.
В его серых, ледяных глазах не выражалось ничего, кроме злобы, а в голосе появились металлические нотки.
— Ты, Говоров, видимо, хреново представляешь, в какую задницу попал, — он всем корпусом подался вперед, пристально вглядываясь в невозмутимого человека, сидящего перед ним. — Или тебе кажется, что твое везение будет продолжаться вечно? Думаешь, если тебя бессознательного притащили в лагерь и не пристрелили там, то здесь снова выйдет схитрить?
Они оба смотрели друг другу в глаза до тех пор, пока следователь вновь не открыл папку и не нашел там нужную страницу.
— Итак, Говоров Виктор Сергеевич, восемьдесят первого года рождения… Та-а-к, это пропускаем, ага вот. Был обнаружен в семи километрах от юго-восточной границы Периметра зоны ответственности ОДКБ в бессознательном состоянии. Медицинский осмотр установил, что в таком состоянии Говоров оказался в результате контузии, полученной при взрыве наступательной гранаты. После прихода в сознание на вопросы отвечать отказался и был доставлен в Третий фильтрационный лагерь для проведения следствия. Обвиняется в нелегальном пребывании на территории Чернобыльской аномальной Зоны, в выносе неизученных либо слабоизученных предметов, именуемых также артефактами, незаконном хранении оружия и так далее.
Майор закончил чтение и с ехидной ухмылкой посмотрел на Говорова.
— Светит тебе за все это четвертак и не меньше. Понимаешь? Но ты можешь помочь следствию, а значит, и себе. Всего-то надо подробно описать, кому ты сплавлял хабар, где оружие брал, в частности АКСУ-74, найденный вместе с тобой. Само собой имена торговцев, сталкеров, каналы сбыта артефактов, короче всё, что тебе известно. Естественно, наказания тебе не избежать, уж больно серьёзное преступление ты совершил, но некоторое количество лет тебе все же сбавят. Глядишь, и до пенсии выйдешь. — Следователь ехидно ухмыльнулся.
Кивнув головой, заключенный, дал знак, чтобы майор подошел ближе. Удивленно вскинув бровью, явно не ожидая быстрого согласия Говорова, следователь встал из-за стола и приблизился к нему вплотную. Однако вместо ожидаемого ответа, он услышал нечто другое.
— А можно мне в номер пару девочек? Ну, хотя бы на ночь, а то уж больно скучно, — произнес арестант со всей вежливостью, на которую был способен.
Метаморфоза выражения лица у майора прошла все стадии, от надежды до крайнего разочарования, когда его и без того не привлекательные черты исказились, превратившись в злобный оскал.
— Слушай меня ты, гнида шелудивая! — заорал майор прямо Виктору в лицо, обдав того концентрированным запахом крепкого табака. — Думаешь это всё шутки, паскуда?! Да я сейчас прикажу и из тебя вышибут всё твоё веселье!
Майор прищурился и, хитро посмотрел в глаза Говорову:
— Только на этот раз тебе отобьют всё, кроме языка, чтобы ты говорить мог и пальцев правой руки, чтобы мог писать, — произнёс он, угрожающе понизив голос.
Арестант отвернул голову в сторону, словно сказанное не было адресовано ему. Это буквально взбесило следователя и он, схватив заключенного за майку, стал пуще прежнего надрывать глотку:
— Так ты будешь говорить, мразь?!!
Неожиданно в дверь постучали и вошедшего во вкус майора это сильно разозлило, поэтому он тем же тоном крикнул в сторону двери, продолжая смотреть на сталкера, буквально излучая ненависть. — Да кого там принесло?!
В комнату вошел высокий крупный мужчина лет пятидесяти, с короткими аккуратно подстриженными волосами, которых уже успела коснуться благородная седина и умным, внимательным взглядом. При виде его следователь выровнялся по стойке «смирно».
— Здравия желаю, товарищ полковник! — бодрым голосом отрапортовал он.
— Ну, здравствуй, Замятин, — приятным баритоном ответил седовласый полковник, высматривая глазами, куда бы сесть. — Смотрю, твои методы ведения следствия так и не изменились за все прошедшие годы?
— Так я же это, э-э…стараюсь как лучше… — промямлил майор.
— Так-то оно так, да подход к людям у тебя не правильный. Не уважаешь ты их, словно перед тобой не человек сидит, а гора мусора, — офицер достал из угла старенький стул и, поставив поближе к Говорову, уселся на него.
— Но они и есть мусор, — неуверенно пробормотал Замятин, всё ещё вытянувшись перед полковником.
— Вот! Вот, о чём я тебе и твержу, — полковник покачал пальцем в сторону следователя. — Ты что думаешь, они в Зону от хорошей жизни лезут? Или им нравится получать радиационный загар, а потом помирать на больничной койке?
Он пристально посмотрел на майора.
— Да ты хоть раз видел последствия лучевой болезни или кроме этой будки больше негде не бываешь?
Замятин оторопел. Он совершенно не ожидал, что с ним сейчас будут обходиться подобным образом, да еще на глазах этого сталкера, которого, как и ему подобных, он считал отребьем. Будучи типичным винтиком в системе, у него выработалась присущая таким как он черта выслуживаться, часто граничившая с карьеризмом. Поэтому всякая попытка обвинения в свой адрес, где ему указывали на неправильные действия с его стороны воспринималась им как нечто странное и даже возмутительное, ведь многие другие выполняют свою работу именно подобным образом. За всю свою сознательную жизнь Замятин ни разу не задумывался, а стоит действовать подобным образом только потому что некоторые из его коллег поступали именно так? Все они не брезговали грязными методами, часто не утруждая себя кропотливой работой следователя и просто сплавляли на ходоков все мыслимые преступления. За это начальство их хвалило и ратовало за высокую «раскрываемость» преступлений, связанных с незаконным пребыванием в Зоне, однако численность нелегалов загадочным образом не убывала, а только росла. Само собой подобная «мелочь» Замятина не интересовала и он продолжал вести допросы теми методами, которые ему казались наиболее приемлемыми с точки зрения достижения конечного результата. Причем, тот факт, что методы допроса выходили далеко за пределы дозволенного, его совершенно не беспокоил, ведь находясь в таком окружении, подобное поведение и откровенное превышение служебных полномочий для него казались естественными устоями. Поэтому сейчас он надулся и покраснел, но выдать свое возмущение, не посмел.
— Не хотите ли вы сказать, что считаете этих банд… — начал, было, он, медленно подбирая слова, однако полковник оборвал его.
— Я хочу сказать, — с нажимом произнес мужчина, — они — такие же люди, как и мы. Кроме того, я надеюсь, вы ещё не забыли о таком, понятии, как презумпция невиновности? — полковник продолжал сверлить его своим взглядом.
Почувствовав, что у Замятина сейчас пойдет пар из ушей от ощущения ущемления своего самолюбия, старший по званию офицер попросил его покинуть кабинет, чтобы наедине поговорить со сталкером.
— И не забудьте снять наручники с молодого человека, они ему ни к чему, — добавил он.
Нехотя достав ключ и отстегнув «браслеты» с заключенного, следователь выдавил из себя «разрешите идти» и грозовой тучей покинул кабинет, нарочито сильно хлопнув за собой дверью. Говоров, не без интереса наблюдавший за устроенной сценой, принялся растирать затёкшие руки, на которых остались следы от наручников. Полковник чуть пододвинулся вперёд, и поудобней усевшись, посмотрел на Говорова. В его взгляде не было чего-то враждебного, ушлого или презрительного — то есть всего того, к чему сталкер привык за последние три года. Напротив, гладко выбритое лицо офицера с мужественным подбородком располагало к себе, а в самом человеке чувствовалась немалая внутренняя сила. Возможно, именно она заставила Виктора сидеть на месте и не пытаться в бесплодных попытках бежать или сделать ещё какой необдуманный шаг, повлекший бы за собой самые серьезные последствия. Он понял, что это не тот метод допроса, который в фильмах часто называют «плохой и хороший полицейский», когда после злобного следователя приходил «добрый» и, после чередования, допрашиваемый мог сломаться, выдавая всю необходимую информацию. Нет, он сразу понял, что всё происходящее не блеф и сидящий перед ним человек не сволочь, которых так полон этот лагерь и мир в целом.
— Вы мне не доверяете, Виктор? — спросил полковник, внимательно смотря в лицо собеседнику. Помолчав несколько секунд, Говоров дал ответ:
