Владимир Ралдугин - Викториум
— Вот ведь что удумали, — качал головой пожилой человек в докторском пенсне и с бороденкой. — На «чистом» перроне столько солдат поставить. И кому только в голову пришло? Безобразие.
Он поглядел на меня. Видимо, ища поддержки у военного.
— Я еду на этом поезде, — сказал ему я и решительным шагом направился к перрону.
Пожилой человек в пенсне вздохнул и неодобрительно покачал головой. В этот момент он стал особенно похож на козла.
Старший унтер, командовавший оцеплением, остановил меня взмахом руки.
— Кто таков? — суровым тоном спросил он у меня. Хотя и отлично видел, что имеет дело с обер-офицером. Но сейчас унтер был при исполнении, а потому преисполнился чувства собственной важности.
— Поручик Евсеичев. — Я вынул из нагрудного кармана гимнастерки бумагу, полученную вместе с мундиром инженерных войск. Протянул ее унтеру.
Усач долго изучал бумагу. Читал он нарочито долго. И явно не потому, что был малограмотен. Ему явно доставляло удовольствие помурыжить меня подольше.
— Пожалуйте во второй вагон, вашбродь, — наконец, вернул мне документ унтер, козырнув.
Я прошел мимо него. Забрался по лесенке во второй вагон. Вошел в просторный салон пульмана. За большим столом сидели пятеро офицеров, молодая девушка в модном платье и генерал Радонежский. Конечно же в сопровождении неизменного спутника Петра Бойкова.
Поставив саквояж на пол, я отдал честь и представился. Офицеры по очереди поднимались — и представлялись в ответ.
Я привычно оценивал их, приглядываясь к каждому.
— Подпоручик Лашманов.
Молод. Возможно, это для него первое дело. Польщен присутствием высшего командования. На седьмом небе от счастья из-за того, что сидит за одним столом с самим Радонежским.
— Поручик Негодяев.
Немного старше меня. Стесняется собственной фамилии. По ее поводу явно выслушал уйму шуток. Но, возможно, именно из-за этого и старается служить исправно и старательно.
— Поручик Кестнер.
Из обрусевших немцев. Старателен в силу происхождения и по крови. Опрятен. Скорее всего, зануден до невозможности. Говорит только по делу. Правда, последнее делает его почти идеальным офицером. В отличие от остальных одет в пехотную гимнастерку. Значит, это и есть командир роты охранения. С таким можно быть спокойным.
— Штабс-капитан Бойков.
Голос из-под маски раздался хриплый и слегка приглушенный. Однако я ожидал чего-то вроде скрипа, издаваемого Рыбаковым. Поэтому был даже слегка удивлен.
— Капитан Муштаков.
Этого я знал отлично по работе. Первоклассный инженер. Давний друг подполковника Вергизова, кочует вслед за ним. Вечный заместитель. Своей ролью второго плана, однако, вполне доволен. В командующие не рвется.
— Подполковник Вергизов.
Полностью соответствует изображению на дагерротипе. Даже при любимом монокле. Бакенбарды воинственно топорщатся. Однако всем известен мягкий нрав подполковника, никак не соответствующий внешности.
— Генерал от инфантерии Радонежский.
Это представление было, конечно, излишним. Но традиция есть традиция. На них держится армия. Да и все общество, если уж разобраться.
— Зарина Перфильева.
Опять же лишнее представление. Однако Зарина ни в чем не собиралась уступать мужчинам.
К ней, конечно, я подошел первым. Склонился. Поцеловал ручку. От нее пахло не только хорошими духами, но немного машинным маслом.
— Присаживайтесь, поручик, — на правах старшего по званию пригласил меня за стол Радонежский. — Ждали только вас, собственно. Паровоз стоит под парами. Вы почему прибыли почти к самому отправлению? — И добавил без присущей генералам снисходительной вальяжности: — Без чинов.
— Прошу простить, господа, — сказал я, опускаясь на стул, — я сегодня вернулся из отпуска. Это мое первое задание после него.
— После отпуска — и сразу в инспекционную поездку по Таврии, — покачал головой подполковник Вергизов. — Неплохо устроились, поручик. А вы где до этого служили?
— В пятом полку, — пожал плечами я. — У полковника Свищевского. Переведен в ваш особый батальон с повышением в звании.
— У нас тут не такая уж синекура, как может показаться, — заметил генерал Радонежский. — Наша инспекция гарнизонов Таврии организована неспроста. Перед отправлением мне Петр Семенович [1]сообщил конфиденциально, что есть новая угроза со стороны левантийцев.
— Турки никак не могут успокоиться после поражения в войне, — заметил подполковник Вергизов. — Вы считаете, что дело может идти к новой?
— Многие в КЕС [2]до сих пор локти кусают, что не успели в загривок нам вцепиться, как это было в Крымскую войну. Теперь они такого шанса не упустят.
— Это значит, — взмахнул рукой молодой подпоручик Лашманов, — что эту войну надо закончить до того, как европейский лев [3]вцепится нам в загривок.
Похоже, юноше весьма понравилось красивое выражение пожилого генерала.
— Именно, молодой человек, — кивнул ему слегка поощрительно Радонежский. — Для этого и нужна наша инспекция.
По перрону пронесся заливистый свист. Выдав три трели, словно три звонка в театре, паровозный свисток замолчал. Наш поезд вздрогнул — и тронулся. Начал медленно, но верно набирать скорость.
— Господа офицеры, — поднялась на ноги Зарина, — я покину вас.
Они сделала легкий книксен, что было сложновато в слегка покачивающемся вагоне, и вышла из салона.
Пульман был разделен на две половины. Одну занимал салон. Во второй располагались несколько отдельных купе.
— Наша Заря несколько ночей не спала, — покачал головой пожилой генерал. — Сначала смотр в высочайшем присутствии. А после отправка «Святогора» в Крым. Зарина ведь пока не проследила, как машину погрузят в этот особый вагон, не давала себе отдыха.
— Так и бегала по перрону в своих зеленых галифе, — будто какую-то скабрезность сообщил мне Негодяев, даже подмигнул этак по-приятельски. — Всю приличную публику распугала.
Похоже, поручик решил полностью соответствовать своей фамилии. А может, это пустая бравада. Надо будет к нему приглядеться получше. Нет ли гнили в этом офицере.
— Поручик, — осадил его капитан Муштаков, — что вы себе позволяете? Вы не забыли, что говорите о девице.
— Тоже мне девица, — усмехнулся Негодяев, вольготно откинувшись на стуле. — В галифе гуляет по вокзалам.
— А может быть, дело в том, — проницательно глянул на него Кестнер, — что Зарина отвергла ваши настойчивые ухаживания? В весьма, насколько я помню, невежливой форме.
— Знаете ли, поручик?! — вскинулся Негодяев. Он подскочил со стула. Поднялся и Кестнер. — Это уже переходит все границы! Вы не забыли, что у меня есть шпага?
— Как и у меня, — кивнул с истинно немецкой рассудительностью Кестнер.
— От женщин одни проблемы, — голос Бойкова, прозвучавший из-под маски, был негромким, но его услышали все.
И как-то эти слова его оборвали ссору на корню. Оба офицера, пристыженно поглядывая на генерала, опустились на свои стулья. На Бойкова они смотрели со страхом.
— С кем из офицеров вы хотите разделить жилье, поручик Евсеичев? — сменил тему подполковник Вергизов. — Дело в том, что в купе Лашманова и Кестнера есть свободные места. Так с кем из них вы бы хотели поселиться, Евсеичев?
— Лашманов, — обратился я к подпоручику, — вы не против моего соседства?
— Ничуть, — кивнул мне тот. — Располагайте моим купе, как своим домом. Вещей у меня немного. Места они почти не занимают.
— Мои — тоже, — улыбнулся я.
Поезд катился на юг. Обладая статусом особого, он летел вне расписания. И все остальные были вынуждены уступать ему пути. Останавливались мы только для того, чтобы заполнить котел паровоза и тендер. Стояли на станциях не больше часа, пока рабочие закидывали в тендер уголь. Делали это весьма споро. Потому что за спинами их стояли солдаты нашего конвоя, всегда готовые подогнать нерасторопного хорошим пинком или зуботычиной. Отдельно покачивался с носка на пятку фельдфебель с карманными часами в руках. Если рабочие выбивались из графика, их начинали подгонять, не особенно церемонясь.
Подпоручик Лашманов оказался почти идеальным соседом для меня. Про порядки в инженерном полку, где я якобы прежде служил, не особенно расспрашивал. Задал пару вопросов для проформы — от них я отделался стандартными фразами. Они могли относиться к любому другому полку или инженерному батальону Империи. Зато подпоручик любил играть в шашки. Мы с ним часами проводили над клетчатой доской, переставляя черные и белые фигуры.
Поручик Негодяев попытался организовать несколько раз в салоне карточную игру. Однако к этому весьма негативно отнесся Радонежский. И импровизированное казино быстро прекратило существование. Хотя и без этого идея эта не вызвала среди офицеров особого энтузиазма. Не было ни у кого из нас таких денег, чтобы даже «расписать банчишко по-маленькому».
