Владимир Ильин - Последняя дверь последнего вагона
Однако в планы Бойдина не входило выдавать собеседнику служебные тайны.
— Скажите, а почерк на конверте вам не знаком? — спросил он.
Мужчина вновь повертел конверт перед глазами, щедро обкуривая его махорочным дымом. Бойдину даже показалось, что Полетаев таким образом пытается уничтожить возможные запахи на «вещдоке».
— Нет, — буркнул наконец Полетаев. — Не признаю… Если только учителка наша местная, Варвара Ивановна. Такой грамотный почерк только у нее могут быть, в рот!..
— А сын ваш? Он не мог это написать? Полетаев воззрился на инвестигатора с искренним изумлением. Но сказать ничего не успел.
Дверь дома скрипнула, и на крыльцо вышел белобрысый мальчик. Явление Христа народу, машинально подумал Бойдин. Даже не Христа — христосика… На вид ребенку было годика три, не больше. Одет он был соответственно возрасту: только трусики. Мордочка у него была в меру чумазой, с отчетливым белым овалом вокруг рта — наверное, недавно пил молоко из большой кружки. В руках он держал пластмассовую машину с отломанным передним колесом.
— Па-ап, — протянул он, сверля взглядом Бойдина. — А кто этот дядя?
Полетаева будто подкинуло пружиной с лавочки.
— Сынок, — сказал он, — ты куда это собрался? А ну, быстро зайди в дом!
«Явление» сморщило личико и захныкало:
— А я не хочу дома сидеть, пап! Я гулять хочу!
— Кому сказано — в дом! — нахмурился Полетаев. — А то сейчас сниму ремень да как надеру задницу-то!..
Судя по тому, что мальчика будто ветром сдуло с крыльца в дом, эта угроза была не голословной.
— Во, видал, какая хрестоматия? — повернулся Полетаев к Бойдину. — А ты говоришь — почерк… Да он у нас рисовать-то еще как следует не умеет, в рот, а уж письма писать — и подавно!..
Он вдруг умолк. За соседними домами послышался приближающийся рев мотора, и через несколько секунд у калитки Полетаевых с визгом тормозов зафиксировалась роскошная «Хонда» серебристо-стального цвета, похожая на сильно уменьшенную модель инопланетной «летающей тарелки» из фильмов Спилберга.
Со стороны водителя беззвучно отъехала вбок дверца, и из машины задом, как рак, с трудом выбрался тучный человек с длинными волосами, окладистой бородой и в черной рясе до пят.
— О господи, — простонал Полетаев. — Не вовремя-то как, в рот!..
Священник неспешно перекрестил сначала «Хонду» — видимо, для него крестное знамение было равносильно противоугонной сигнализации, — потом дом Полетаевых, а затем с достоинством прошествовал к калитке. В левой руке у него был пузатый портфель из светло-желтой кожи с золотой монограммой в виде распятия Христа.
— Мир вам, люди добрые, — прогудел он густым басом. — Кто из вас раб божий Федор Полетаев будет?
Хозяин дома кинулся навстречу гостю.
— Проходите, проходите, святой отец, — бормотал он, пытаясь припасть губами к свободной руке священника. — Я — Федор, я — Полетаев…
— Таинство изгнания бесов вы заказывали? — перебил его святой отец.
— Мы, мы, — закивал Полетаев. — Только вот… Он в растерянности оглянулся на инвестигатора. Бойдин сделал непроницаемое лицо.
— Ничего, ничего, — сказал он, пряча усмешку. — Если не возражаете, я бы хотел поприсутствовать… Мне даже, знаете ли, интересно будет… Никогда еще не видел настоящих бесов.
— Ну что ж, — прогудел священник, не обратив ни малейшего внимания на иронию инвестигатора. — Тогда не будем терять время, господа. У меня сегодня напряженный график.
И уверенной поступью направился к крыльцу. Полетаев и Бойдин последовали за ним.
В тесных и темных сенях троица столкнулась с какими-то женскими силуэтами, которые, пискнув от испуганного удивления, попятились, уступая дорогу гостям.
Дом оказался не таким внушительным, каким представлялся снаружи. Скромное убранство комнаты вовсе не свидетельствовало о том, что тут мог проживать человек, обладавший незаурядным «ай кью», хотя именно такой вывод сделали об отправителе письма эксперты Инвестигации.
Тут даже ни одной книги не было видно.
При свете силуэты оказались двумя женщинами. Та, что помоложе, видимо, была супругой Полетаева, другая — его матерью или тещей.
Оказавшись в главной комнате, которая была отгорожена от соседних помещений бархатными шторами, священник торжественно перекрестился на неразборчивую икону в противоположном углу и брезгливо огляделся.
— Ну, давайте сюда вашего отрока, — пробасил он. Жена Полетаева торопливо нырнула за одну из штор, и вскоре оттуда послышались какая-то возня и сердитый шепот. Детский голос отчетливо произнес: «Да не пойду я никуда!.. Как вам не стыдно, гражданочка? Вы же знаете, что я и в бога не верую, и церковнослужителей на дух не переношу!»
Последовал сочный шлепок оплеухи, и женщина выволокла за руку отчаянно сопротивлявшегося Полетаева-младшего. Отец и бабка кинулись на помощь, и вскоре мальчик был усажен на стул в центре комнаты и зафиксирован тремя парами рук прочным захватом, смахивающим на борцовский «тройной тулуп».
Про себя инвестигатор отметил, что ребенок не плакал, хотя любой его сверстник выразил бы протест против насилия истошным ревом.
Наконец Коля перестал вырываться, поднял лицо и презрительно оглядел Бойдина и святого отца с головы до ног.
— Еще Ларошфуко говорил: «Глупцы никогда не бывают добрыми — для этого у них слишком мало мозгов», — с горечью сообщил он. — Послушайте, вы же образованные, взрослые люди!.. Неужели вы всерьез верите в эти религиозные штучки с экзорцизмом? Двадцать первый век на дворе, граждане! Человечество вот-вот примется осваивать дальнее Внеземелье, а вы играетесь в мистицизм! Это же верх глупости! Проявление дремучего невежества!..
Бойдин нажал кнопку диктофона в боковом кармане пиджака. Мальчик свободно — и, кажется, вполне осознанно — произносил своим тонким голоском такие слова, которых его родственники наверняка никогда не слышали.
Похоже, автор письма, кем бы он ни был, оказался прав. Коля Полетаев явно не был обычным вундеркиндом. Но что за этим скрывалось — предстояло выяснить. Одно Бойдин знал точно: о бесах тут не могло быть и речи. Как и о мистификации.
— Во, слыхали? — спросил гостей Полетаев-старший. — Опять у него эти сто восьмые выходки начались!.. И вот так — чуть ли не каждый божий день! То все нормально, пацаненок как пацаненок, а то такое отчебучит, что у нас всех глаза на лоб лезут!.. Давеча мать вздумал учить, как правильно рассаду проращивать! Грит: по лунному календарю надо сажать семена… И откуда в нем эта ученость взялась — ума не приложим, в рот!..
— Эх вы, папаша, — с горечью отозвался Коля. — Между прочим, тема моей кандидатской диссертации была: «Влияние сверхслабых магнитных полей на генезис растений», а вы… консерватор вы, Федор, вот вы кто!..
Святой отец, однако, и глазом не моргнул в ответ на странные речения малолетнего клиента.
— Ну что ж, — сказал он, извлекая из портфеля двухлитровую бутыль из-под кока-колы, заполненную прозрачной жидкостью («святой водой», надо полагать). — Вижу я, что не напрасно вы обратились к церкви и к господу. Плохо дело, но еще не поздно избавиться от бесовских происков… Держите мальчика крепче и постарайтесь не обращать внимания на то, что он глаголить будет.
— А вы кто будете? — вдруг обратился Коля к Бойдину. — Тоже из этих потомков инквизиторов?
— Да нет, — невольно смутился Бойдин. — Я приехал из Москвы… Кстати, это ты… это вы отправили письмо в Инвестигацию?..
— А то кто же? — скривилось в насмешливой ухмылке личико Коли. — Не эти же деревенщины!.. Значит, вы приехали забрать меня из этой дыры?
Бойдин растерянно поглядел на родителей мальчика. Такого оборота ни он, ни его руководство не предвидели. Вообще-то, было бы действительно неплохо поместить этого феноменального парнишку в какую-нибудь спецлабораторию, под наблюдение опытных психологов и педагогов. Но формально он — еще ребенок и полностью зависит от воли своих родителей. А Полетаевы наверняка будут против расставания с сыном… Может быть, потом удастся убедить их? Или — подкупить? Ведь для этих «деревенщин», как их охарактеризовал Коля, хватит официального предписания на бланке с гербовой печатью Сообщества и подписью одного из вице-премьеров…
— Нет, — покачал головой Бойдин. — Извини, Коля, но я не могу вот так, сразу… У меня нет такого права. Пока я уполномочен только побеседовать с тобой…
— Послушайте, любезный, — прогудел у него над плечом бас батюшки. — Некогда мне тут с вами!.. У меня еще на сегодня — два крещения и одно отпевание в округе радиусом полета верст. Потом будете беседовать с кем хотите и сколько хотите. А пока — прошу великодушно извинить…
Он бесцеремонно отодвинул инвестигатора в сторону и принялся брызгать на ребенка водой из бутылки, бормоча под нос что-то на старославянском.
По телу мальчика пробежала быстрая судорога, как от озноба. И сразу же лицо его утратило то осмысленное выражение, которое потрясло Бойдина, и стало обычной мордашкой обычного трехлетнего карапуза, не понимающего, что вокруг него происходит и чего от него хотят взрослые.
