Аарон Дембски-Боуден - Трон лжи
Нынешняя миссия была наказанием. Наказанием за прошлые промахи, может быть, и незаслуженным, но долг есть долг, и ей пришлось подчиниться.
Она шла дальше по дворцу, проходя мимо поющих псалмы аколитов, суетливых клерков и охмелевших дворян, сбившихся в шумные компании. Время приближалось к полудню, и в залах собиралось все больше народа: именно в полдень должна была прозвучать долгожданная речь верховного жреца.
Лже–Каллиста смешалась с толпой, улыбаясь и раскланиваясь с женственным изяществом. Ни ярко–алые губы, ни льдисто–синие глаза не выдавали ее раздражения. Однако факт оставался фактом: эта кожа не позволит ей вовремя подобраться к верховному жрецу.
Жестоким условием было именно время. Если бы дело было только в убийстве жреца, снайперский выстрел уже оборвал бы его жизнь – задолго до часа, когда жрец собирался взойти на трибуну и обратиться к жителям города. Но нет, его смерть нужно было четко спланировать и разыграть как спектакль, видимый всем.
Охотница ощутила, что ее нынешняя кожа приближается к концу своего жизненного срока. Залы, по которым она шла сейчас, уже были царством избранных: одеяния присутствующих становились все дороже и помпезнее. Мнимая куртизанка грациозно пробиралась сквозь пеструю толпу, с хищным аппетитом оглядываясь по сторонам. Чужие глаза скользили от одной придворной дамы к другой, от жрицы к жрице, от куртизанки к куртизанке. Ни одна из них не годилась. Никто их них не даст ей возможности завершить начатое.
Ей нужна новая кожа – и побыстрее.
3
Дверь в каюту навигатора открылась со скрежетом гидравлики. Все на этом корабле работало кое–как. Октавия проверила, на месте ли пистолет в кобуре у бедра, и покинула каюту через этот единственный выход. Ее сразу же обступили суетливые слуги, которых она презирала так же сильно, как ненавидела сам корабль; они умоляли ее вернуться в каюту. Ей хотелось пристрелить их – о, как же ей хотелось их пристрелить! Самый нормальный их них не сошел бы за человека даже в этом скудном освещении. Сложив руки, словно в молитве, существо смотрело на нее с неестественно зубастой улыбкой:
— Госпожа! Вернитесь внутрь, госпожа. Для безопасности. Для защиты. Госпожа не должна пострадать. Госпожа не должна истечь кровью!
Она задрожала от этого просительного прикосновения: руки, на которых было слишком много пальцев, поглаживали ее одежду и – что еще хуже – ее голую кожу.
— Не трогайте меня!
— Простите, госпожа. Тысяча самых искренних извинений.
— Уйдите с дороги, пожалуйста!
— Вернитесь назад, госпожа! Не ходите по темным коридорам корабля. Останьтесь – ради безопасности!
— Прочь с дороги!
— Кто–то идет, госпожа. Приближается еще одна живая душа.
Она вгляделась в сумрачный коридор, освещенный слабыми светосферами, бессильными против темноты. Человек, появившийся из мрака, был одет в старую кожаную куртку; по бокам – два пистолета в набедренных кобурах, к голени пристегнут нож–мачете наподобие того, что используют дикари на каком–нибудь мире джунглей. Половина лица поблескивала отраженным светом; аугметические черты, самой заметной из которых была красная глазная линза, были необычно тонкой и дорогой работы. Человеческая сторона его лица криво улыбалась, и Октавия улыбнулась в ответ.
— Септим?
— Октавия. Извини за банальность, но это был самый тяжелый переход по океану душ, который мне только приходилось переживать.
— Корабль все еще меня ненавидит. Зачем ты пришел? Составить мне компанию?
— Вроде того. Давай зайдем в каюту.
Она помедлила, но затем подчинилась и, едва они оказались внутри, проверила, что дверь заперта. Все, что угодно, лишь бы отделаться от надоедливых слуг.
С известной натяжкой Октавию можно было назвать красивой, но для того чтобы расцвести, красоте нужны свет и тепло, а на корабле не было ни того, ни другого. Кожа навигатора была нездорово бледной, оттенка грязного мрамора – такой же, как и остальных членов экипажа «Завета крови», этого погруженного во тьму корабля. Цвет ее глаз стал почти неразличим из–за того, что зрачки были постоянно расширены. Волосы, когда–то падавшие густым каскадом темных локонов, теперь превратились в неряшливую копну, кое–как стянутую в хвост.
Она посмотрела на Септима, который рассеянно обходил кучи грязной одежды и старых контейнеров из–под еды.
— Только посмотрите на этот бардак! А ты неряха.
— Я тоже рада тебя видеть. Чем обязана?
— Ты знаешь, почему я здесь. О твоих манерах уже сплетничают. Команда нервничает, они опасаются, что ты своим неподчинением приказам вызовешь гнев легиона.
— И что? Пусть себе нервничают.
— Хассас джерассус…
— Проклятье, говори на готике! С меня хватит этих нострамских шептаний, и я знаю, что ты ругаешься, я же не дура.
— Если команда начала волноваться, они могут взять дело в собственные руки – и убить тебя без раздумий.
— Я им нужна. Я всем нужна. Иначе корабль лишится навигатора.
— Может быть. Но никто не хочет конфликтов с легионом. Все и так постоянно на взводе, и если кто–то начинает создавать проблемы… Команда уже десятки раз линчевала возмутителей спокойствия.
— На меня они руку не поднимут.
— Неужели? Если они решат, что это понравится легиону, они вздернут тебя на какой–нибудь балке на инженерной палубе или изобьют до смерти, а потом выкинут тело через воздушный шлюз. Тебе нужно быть осмотрительнее. Талос сейчас не на корабле, а когда Первого Когтя нет на борту, тебе лучше следить за тем, как ты общаешься с легионом и командой.
— Хватит нести чушь, ты даже не представляешь, как трудно мне пришлось! Во имя Трона, поле Геллера чуть не отключилось, еще несколько минут – и корабль бы развалился на куски!
— Иногда ты забываешь, где находишься. Из–за твоих способностей с тобой обращаются не так жестоко, как могли бы, но ты все равно рабыня – помни об этом! Не обольщайся насчет своих прав, иначе погибнешь.
— Ты ничем не лучше этих тварей, что не хотят выпускать меня из каюты. Три недели я прожила без покровительства Талоса, проживу и еще пару часов. Есть новости с поверхности?
— Пока нет. Как только они передадут подтверждение по воксу, я подниму их на борт. В столице уже почти полдень – скоро начнет говорить верховный жрец. Уже недолго ждать.
— Ты вообще знаешь, что они делают на этой планете?
— То же, что и всегда. Охотятся.
4
Народ, собравшийся в самом центре Торианы – столицы этой планеты, – ждал своего вождя. Безбрежная толпа наводнила площадь перед дворцом Примус: девяносто тысяч мужчин, женщин и детей, причем каждая семья прошла тщательный отбор в правительственном Департменто Культурум, а затем проследовала на площадь в сопровождении вооруженных патрульных.
Над морем восторженных лиц возвышался богато украшенный балкон, выступавший из стены дворца, на котором в безмолвии замерли десять фигур. Не обращая внимания на крики толпы, они стояли, прижимая к нагрудникам винтовки; безликие черные визоры и панцирная броня цвета засохшей крови указывали, что это Красные стражи – элитная гвардия самого верховного жреца. У каждого из них за спиной был переносной модуль питания, гудевший от заключенной внутри энергии; от модулей к хеллганам Стражей протянулись секционные кабели, подключенные к разъемам боепитания.
Командир Стражей вполголоса говорил по воксу, проверяя позиции снайперских отрядов, расположившихся на соседних крышах. Все были в полной готовности. Если в толпе начнутся беспорядки, у Стражей и патрульных на улицах хватит огневой мощи, чтобы залить мрамор дворца кровью и превратить площадь в кладбище.
Затем загудел сам воздух: над площадью зависла «Валькирия», в полуденном солнце поблескивавшая янтарным отсветом. Ее орудия брали прицел на одно здание за другим, проверяя окна; не обнаружив опасных целей, самолет улетел, взревев двигателями и обдав Красных стражей горячей реактивной струей.
Капитан Стражей отдал по воксу последний приказ, и тяжелые двойные двери позади них открылись. Толпа разразилась восхищенными криками, едва завидев человека в мантии, показавшегося на балконе. Верховный жрец Сайрус был уже немолод и весьма упитан – мантия из тонкой багровой ткани сидела на нем в обтяжку. Он воздел руки к небу:
— Мой народ!
Верховный жрец, раньше бывший имперским губернатором этой планеты, поприветствовал собравшихся людей, наслаждаясь их радостными возгласами. Ему предстояло исполнить священный долг: возвестить свободу от имперских налогов и десятины и провозгласить, что отныне планетой будет управлять верховный жрец при поддержке совета кардиналов, называемого Милосердие.
— Мой народ, к вам взываю я! Мы стоим на пороге новой эры мира и процветания. Впредь мы не будем рабски служить Империуму, отдавая ему нашу верность и наши богатства. Наша планета больше не будет сносить все беды одна, забытая всеми. Мы не будем голодать и вести гражданские войны только потому, что к этому нас толкают посланники далекой Терры, заботящиеся только о собственных интересах. Грядет век Милосердия – новой веры, которая надеждой и искренностью объединит нас всех. Это вера друг в друга, вера в другие планеты, которые тоже сбросили эти оковы. Встав плечо к плечу, мы отринем мучительную власть прошлого.
